Где сидит власть

Существует ли идеальный проект зданий для собраний народных представителей и законодательных палат? Вопрос кажется абстрактным, но на удивление часто возникает в качестве вполне конкретной проблемы.

Такой вопрос возник перед Шотландией, когда в 1990-х годах ей потребовалось здание парламента после децентрализации Великобритании. Подобный вопрос возникает также тогда, когда страны, например Бразилия в 1950-х, Нигерия в 1980-х и Индонезия в наши дни, переносят столицу. И он может возникнуть, когда страна посчитает, как недавно Индия, что новое здание парламента поможет оставить в прошлом наследие колониализма.

Новое здание, которое премьер-министр Индии Нарендра Моди недавно открыл, является частью комплексной реконструкции Централ-Виста, правительственного района в Нью-Дели. Моди, непревзойденный конструктор собственного культа личности, подвергся резкой критике за то, что сам провел церемонию, а не позволил сделать это президенту. Мероприятие бойкотировали представители двадцати оппозиционных партий.

Несмотря на разногласия по поводу церемонии и жалобы на стоимость проекта, треугольное здание, которое призвано заменить сооружение, построенное во времена раджей, кажется почти не вызывает вопросов. Тем не менее, следует выяснить, насколько хорошо проект здания представляет или, что более важно, способствует демократической политике? Как однажды заметил Уинстон Черчилль, «сначала мы проектируем дома, а потом дома проектируют нас».

Здание парламента должно выполнять две функции: помогать гражданам понимать, кто за что выступает в политических конфликтах, и давать возможность депутатам максимально открыто привлекать к ответственности правительство. Таким образом, оно должно подтверждать ключевую роль легитимной оппозиции — широко признанную, по крайней мере, с 1826 года, когда английский политик Джон Хобхаус употребил фразу «лояльная оппозиция Ее Величества» во время дебатов в Палате общин — как своего рода теневого кабинета. Проще говоря, физическая форма для присутствия министров правительства и представителей оппозиции имеет значение.

Безусловно, в президентских системах, таких как в США, члены кабинета не являются членами законодательных органов, и президенты США не подвергаются прямому и публичному допросу со стороны избранных представителей. Когда тогдашний спикер палаты представителей Нэнси Пелоси разорвала распечатку обращения Дональда Трампа к Конгрессу США в 2020 году, это было редким проявлением непосредственного публичного критического взаимодействия между Конгрессом и президентом.

Но в парламентских системах министры правительства сталкиваются с оппозицией в законодательной палате, непосредственно драматизируя политические разногласия. Это объясняет, почему Черчилль был убежден в том, что британская парламентская демократия с ее двухпартийной системой в существенной степени зависела от того факта, что палата общин имеет продолговатую структуру, в которой четко видны политические позиции, а не полукруглую. Он также настаивал на том, что «необходима небольшая палата и чувство локтя», потому что это позволяет политикам обращаться друг к другу лицом к лицу «быстро, во время неформальных перерывов и обменов мнениями» во время «свободных дебатов».

Не все согласились бы с Черчиллем. Бывший канцлер Германии Гельмут Коль, например, хотел, чтобы реконструированный Рейхстаг в воссоединенной Германии предусматривал больше пространства между правительственными чиновниками и остальными, чем планировалось изначально.

В Западной Германии после Второй мировой войны канцлер Конрад Аденауэр выступал за более иерархическую структуру. Продолжая традицию, восходящую к Отто фон Бисмарку, он настоял на том, чтобы скамьи канцлера и министров правительства возвышались над лицом, выступающим перед собранием. Эта установка заставляла выступающих поворачиваться вполоборота и смотреть вверх, чтобы критиковать министров, рассевшихся позади них.

Форма российской Думы соответствует еще более авторитарной «аудиторной модели», в которой депутаты сидят рядами перед правительством, как послушные ученики. В Австрии выступающие должны отвернуться от депутатской аудитории, чтобы обратиться к министрам правительства, которые сидят на возвышении. (Напротив, в Палате общин Великобритании нет заранее назначенных мест.)

Во Франции министры неуклюже сидят в первом ряду выстроенных полукругом скамеек, а за ними остальные члены парламента — так было построено в 1830-х годах. В чем-то похожее устройство можно увидеть в сегодняшнем потемкинском парламенте Венгрии. В израильском Кнессете министры правительства сидят за столом спиной к депутатам.

Однако, вопреки оценке Черчилля, полукруг имеет преимущество, по крайней мере, в принципе. Законодатели могут наблюдать друг за другом, скажем, реагируя на речи — преимущество, которое особенно ценят граждане мужского пола, посещающие Экклесию, руководящий орган древних Афин.

Особенно демократичным дизайном, что подчеркивал немецкий юрист Кристоф Шенбергер, отличается итальянская конфигурация: министры сидят за столом перед депутатами, которые могут обращаться к ним непосредственно с отведенных им мест. Они могут запросто посмотреть друг другу в глаза, и здесь нет явной иерархии. Взаимодействие поощряется; распределение ролей ясно для наблюдателей, и каждый может видеть реакцию всех остальных.

Конечно, было бы наивно полагать, что полукруговая схема или даже полностью круговая схема, как это было в ФРГ до переезда парламента в Берлин, обязательно приведет к более гармоничной политике. Стоит только увидеть, как южнокорейские законодатели толкают друг друга, даже дергают за волосы, в благоприятствующем для подобного полукруглом зале. Неплохо бы также напомнить, что первыми полукруг применили якобинцы.

Имея это в виду, мы не должны обманываться элегантностью ультрасовременного нового здания парламента Индии. Вместо этого нам следует обратить внимание на признаки антидемократических тенденций Моди и его партии Бхаратия Джаната. В конце концов, правительство Индии поддерживает агрессивную индуистско-националистическую идеологию и стремится подавить оппозицию. Буквально в марте прошлого года лидер оппозиции Рахул Ганди был исключен из парламента в результате крайне сомнительного решения суда.

Настоящим признаком политической нетерпимости Моди является другое здание: индуистский храм, который в настоящее время строится в Айодхье на месте мечети, разрушенной индуистскими националистами в 1992 году. Парламенты — это символы, но они также являются местами централизованного и (теоретически) инклюзивного принятия решений; тогда как другие места и здания могут оказаться лучше приспособленными для создания эксклюзивной идентичности.

P-S