Обстановка, наверное, и не могла быть более яркой. "Ацтека" полыхала какофонией звуков и красок. Стадион был до отказа забит - 114 тысяч болельщиков создавали незабываемую атмосферу уже за несколько часов до начала матча.
Именно этот турнир подарит миру знакомую теперь всем "мексиканскую волну", которая на заре своего существования была по-настоящему спонтанным и искренним зарядом, и которая, к сожалению, больше не существует в качестве таковой благодаря всем тем заезженным адаптациям, цель которых развлечь скучающего буржуа. Свое название она получила благодаря политическим беспорядкам и массовым акциям насилия со стороны Медельинского наркокартеля, из-за чего Чемпионат мира пришлось перенести из Колумбии, и в качестве замены была выбрана Мексика, несмотря на то, что большая часть ее столицы все еще лежала в руинах после землетрясения 1985 года.
Перед матчем обслуживающему персоналу его сборной пришлось в последнюю минуту бегать по Мехико в поисках футболок с более подходящей для палящей жары тканью (итоговый вариант был выбран капитаном, который прокомментировал свое решение так: "Хорошая футболка. В такой мы обыграем Англию"), и в ней Диего Марадона вывел Аргентину на поле против своих злейших врагов. Хотя последствия Фолклендской/Мальвинской войны было еще свежи в памяти, для многих аргентинцев, которые также ненавидели и режим Гальтиери, "ограбление" их страны, которое случилось во время Чемпионата мира 1966 года, имело не меньшее значение.
Тогда, как и сейчас, команды встретились в четвертьфинале. Матч закончился со счетом 1:0 в пользу англичан после спорного гола Джеффа Херста (в отличие от скандального финала, когда мяч то ли пересек, то ли не пересек линию ворот, в данном случае был офсайд). Гол англичан был забит только после сомнительного удаления на 35-й минуте харизматичного аргентинского капитана Антонио Ратина за то, что тот, по всей видимости, использовал элементы "языкового насилия" в отношении западногерманского судьи, который, по его признанию, не говорил по-испански.
У игравших в то же самое время на "Хиллсборо" в Шеффилде уругвайцев в матче с ФРГ английские судьи также удалили двух игроков при обстоятельствах, которые вызывали вопросы относительно подтасовке результатов матча[1]. El robo del siglo ("кража века", как назвали ее южноамериканцы) - это не то, о чем многие англичане любят говорить, вспоминая о самом славном моменте своей футбольной истории, одновременно обвиняя аргентинцев в "жульничестве" за то, что еще только случится в этот день.
В первом тайме стратегия англичан состояла в том, чтобы остановить Марадону, что преимущественно выражалось в многочисленных ударах по ногам. Терри Фенвик мог быть удален раза четыре, не меньше. Но хотя Диего, конечно, умел падать как балерина, роль жертвы на этот раз он решил не выбирать. Наоборот, то, что произошло дальше, стало величайшим голом в футбольной истории. Все началось с фирменного прохода: двадцатипятилетняя "десятка" Аргентины проскочила мимо Глена Ходдла, а затем сумела каким-то образом прокинуть мяч между двумя другими игроками сборной Англии, после чего отдала пас аргентинскому нападающему Хорхе Вальдано. Когда мяч перелетел через ногу Вальдано, неуклюжий защитник Стив Ходж послал его в небеса над своей штрафной, куда проскочил шустрый Марадона и переправил мяч в ворота сквозь здоровенную тушу Питера Шилтона. Все случилось так же быстро, как удар-фантом, который Мохаммед Али нанес Сонни Листону несколько десятилетий ранее, когда казалось, что само время замерло, и пока английские комментаторы спорили, был ли офсайд, стала очевидной правда о самом печально известном голе в истории игры. Или, говоря словами Диего, "un poco con la cabeza de Maradona y otro poco con la mano de Dios" ("немного головы Марадоны и немного руки Бога"). Но семь минут спустя под тем же самым небом Мексики состоялся и самый знаменитый гол в истории футбола. К этому событию как нельзя лучше подходят слова уругвайского комментатора Виктора Уго Моралеса, чей вопль до сих пор, наверное, отдается эхом в поднебесье: "Гооооооооооооол! Гооооооооооооооооол! Я сейчас заплачу! Боже правый! Да здравствует футбол! Гоооооооооооооол! Диегооол! Марадона! Сейчас мы все заплачем, простите меня. Марадона, это был незабываемый проход в игре на все времена. Космический змей! С какой ты планеты? Ты прошел столько англичан, что вся страна, единая как сжатый кулак, кричит за Аргентину" Аргентина 2 - Англия 0. Диегоол, Диегоол, Диего Армандо Марадона. Спасибо тебе, Боже, за футбол, за Марадону, за эти слезы, за это: Аргентина 2 - Англия 0".
Саймон Кричли справедливо утверждает, что футбол - это про "мгновение мгновения"[2]. Рука Бога Марадоны - это "мгновение мгновения", самый знаковый образ игры. Ничто не может сравниться с ним. Если бы футбол завтра закончился, и его нужно было бы свести к одному изображению, то это было бы именно оно. И все же, несмотря на присутствие всех мировых СМИ на стадионе, только одному фотографу удалось запечатлеть это знаменательное событие - мексиканскому фотожурналисту Алехандро Охеда Карбахалу. На фотографии Карбахаля Марадона изображен в вечно подвешенном настоящем. Этот образ предлагает нам иначе осмыслить время. Миниатюрная фигура футболиста поднимает тело от земли, а затем еще и еще, чтобы соединиться с таким же подвешенным мячом. Руки вратаря остались на фото только лишь для того, чтобы ударить по воздуху. Хотя тела в этом подвешенном поединке приковывают все внимание, в этом кадре важно именно напряженное состояние атмосферы.
Точнее говоря, есть нечто магическое в просвете, в этом воздухе, в расстоянии между игроком и сухим газоном, выгоревшей и едва пригодной для игры травой. Именно в этом просвете мы представляем себе, как наэлектризованная атмосфера "Ацтеки" устремляет игрока ввысь. И именно в этом просвете мы представляем себе взлетающего человека и как под его ногами горит земля. Ангел, а также и дьявол, открывают просвет, который становится невольным соучастником драмы. Пространство теперь наполняется таким объемом смысла, что концентрирует в себе всевозможные токи, противоречия и страхи. Это чистая феноменология. Момент кристальной ясности, когда мир открывается нам таким, какой он есть, пусть и говорит он нам гораздо больше, чем человек, рука, мяч, ворота. Пустое пространство, запечатленное в этом мгновении мгновений, показано как поистине поэтическая пустота. Это едва уловимое отсутствие, которое, несмотря на все тщетные попытки придать ему некий технический смысл теми, кто вооружен своими статистическими метриками и озабочен геометрическими объяснениями, дает нам слабые проблески чего-то между метафизикой и бессмертием. И между всем этим Диего, его рука соединяется с мячом, но также как будто она соединена с некой небесной струной, управляющей игрой, кукловодом которой являются неведомые силы, которые позволили судьбе величественно зависнуть между жизнью и смертью. Человек, подвешенный во времени вдоль вертикальной оси, соединяющей Олимп с Аидом, каким-то образом парит посреди вихря, созданного бурлящей атмосферой стадиона, и который теперь подвесил его между небесными звездами и инфернальной глубиной. Это промежуточное безымянное пространство акта творения. И эта волна что-то, да значила. И подвеска, которую она создавала своим магнитным притяжением, свидетельствовала о том, что люди не могут просто жить на горизонтали. Им нужно вверх. Им важно увидеть остановившийся воздух посреди того мира, который производит все больше и больше мимолетных образов.
Не случайно эту цель удалось достигнуть именно в 1986 году, когда компания Fujifilm выпустила свою 35-миллиметровую камеру Quicksnap, а дешевые камеры стали широкодоступны на рынке. Дешевые камеры открыли дверь в мир бросовых снимков. Но мечта Марадоны о полете была не мимолетной. Едва поддающаяся пониманию человеческая звезда, на которую с недоверием взирало целое созвездие взглядов. Она самым глубоким образом затронула психологические условия нашего существования. И ставит нам вопрос, действительно ли мы – это те, кого сдали в утиль? Или вспомним слова Гастона Башляра: "Землю вращает дуновение ветра. Громадный земной шар, как и любая сфера, обладает для динамического воображения отменной подвижностью вращения"[3].
(продолжение следует)
[1] Английские власти на самом деле приложили немало усилий, чтобы поставить в невыгодное положение и сорвать подготовку всех неевропейских соперников. Об этом см. Саймон Бернтон, "Почему не все помнят чемпионат мира 1966 года так же хорошо, как Англия" (The Guardian, 24 июля 2016 г.).
[2] Кричли С. О чем мы думаем, когда думаем о футболе. М.: Азбука, 2018.
[3] Башляр Г. Грезы о воздухе. Опыт о воображении движения. М., 1999. С. 73.