Могут ли города сделать нас лучшими гражданами?

Что такое город? Социолог Ричард Сеннет однажды выбрал обманчиво простое определение: город, писал он, - это "человеческое поселение, в котором часто встречаются незнакомцы".

Для Сеннета встреча с незнакомцами - гражданский долг. Он пришел к этому убеждению в течение пятидесятилетней карьеры, и в своей последней книге "Строить и жить: этика для города" - обобщает в одном томе его мысли о том, как проектирование городов формирует наше отношение друг к другу. Весь город последовательно воспринимается как место, где мы терпимо относимся к тем, кто отличается друг от друга. Иммигрант? Или биржевой брокер? Или тот и другой? Разве это важно? Анонимность мегаполиса делает человека безразличным к происходящему. Как гласит немецкая пословица, stadtluft macht frei. Воздух города делает тебя свободным.

Конечно, именно этот космополитизм сегодня подвергается критике. Для Иммануила Канта космополит был "гражданином мира"; для Терезы Мэй - "гражданином из ниоткуда". Принципиальное отличие заключается в том, что Мэй, как и президент Трамп, рассматривает свое гражданство в племенном смысле: это "мы", а это "они". Если крупнейшие мегаполисы США и Великобритании являются бастионами против таких соображений, то именно потому, что их разнообразное население делает их космополитичными и либеральными. Сеннет не упоминает ни президента США, ни психодраму Великобритании, но ясно, что одна из "этических норм", упомянутых в подзаголовке книги, заключается в способности города нормализовать встречи с Другим.

Задача, которую ставит перед собой Сеннет в книге "Строить и жить", заключается в том, можно ли планировать город таким образом, чтобы максимизировать эти встречи? Может ли то, как человек проектирует парк или городской квартал, сделать нас лучшими гражданами? Чтобы ответить на этот вопрос, Сеннет делит город на две части, примерно на тело и душу. Эта двойственность является сравнением между городом как построенной формой ("ville") и как живим опытом ("cité") - "здание" и "жилище". Построенная форма имеет социальные последствия, причем не всегда те, которые архитектор предполагал. Когда барон Осман прорезал свои широкие бульвары через средневековый клубок Парижа в 1850-60-е годы, одной из его целей было облегчить военным подавление восстания рабочего класса с помощью пушек, запряженных лошадьми. Но он не мог предсказать влияние бульваров на процветание буржуазии. Оно не заставило себя долго ждать, но оно также внесло свой вклад и в более обособление уличной жизни, в которой горожане оказались заняты не друг другом, а витринами универмагов.

Это старая жалоба Сеннета. "Строить и жить" его двадцатая книга, но в ней обитает дух гораздо более ранней работы. В 1977 году он опубликовал книгу под названием "Падение публичного человека" - авторитетное исследование того, как сократилась общественная жизнь по сравнению со временами ancien régime. Аргумент состоял в том, что жители Парижа или Лондона XVIII века гораздо чаще обменивались мнениями с незнакомыми людьми, даже из совершенно другого социального класса, чем в буржуазном XIX веке, когда они стали более уединенными и эгоцентричными. Этот уход во внутреннюю психологическую жизнь и в более мелкие социальные круги Сеннет интерпретировал как нарциссизм. Дальнейшие знамения он увидел в "white flight" 1960-х годов, когда средний класс бежал в пригороды, и в поколении хиппи, которое в недолго продолжавшемся эксперименте покидало города ради сельских коммун. Сеннетт обвинил обе группы в предательстве космополитического идеала и уходе в закрытые сообщества таких же людей, как и они сами.

Более сорока лет спустя, Сеннет еще более страстно относится к богатству и сложности общественной жизни, под которой он подразумевает прежде всего городскую жизнь. В "Строить и жить" он отвергает комфорт четко определенных сообществ, все, что слишком сильно пахнет словом "мы". Это означает как закрытые кварталы, так и жилые комплексы для бедных слоев населения. Это также распространяется и на офисы таких технологических гигантов, как Google, которые предоставляют все, что может предложить округа без необходимости сотрудникам покидать здание. Всякое подобное для Сеннета - гетто. Вместо этого, он выступает за город, который принимает различия, пространство пористых мембран и дружественных территорий.

Сеннет называет это идеальным "открытым городом". "С этической точки зрения, открытый город, конечно, будет терпимо относиться к различиям и поощрять равенство, - пишет он, - но более конкретно освободит людей от смирительной рубашки стационарного и знакомого, создав почву, в которой они смогут экспериментировать и расширять свой опыт". Другими словами, город не должен отражать замкнутые системы и монополистические инстинкты, например такой компании, как Apple. Но слишком часто случается именно так. Во всем мире закрытые кварталы становятся все более популярной формой застройки. "Глобальные города", такие как Лондон и Нью-Йорк, формируются под влиянием потоков международного капитала, не которые не могут повлиять ни их граждане, ни их политика. В Китае государственное развитие в беспрецедентных масштабах привело к появлению отчужденных, однотипных ландшафтов. Между тем, в огромных пузырях городов глобального Юга проживающие в городах мигранты строят огромные зоны трущоб, которые физически и психологически отделены от обслуживаемых ими центров. Исключение стало повседневностью.

Является ли ответом на эту проблему предоставление большей власти градостроителям? Не совсем. Если обширные исторические отрывки из книги нам что-то и говорят, так это то, что даже самые благоразумные архитекторы редко поступают правильно. "Великое поколение" Сеннета 1850-х – барон Осман, Ильдефонс Серда, который дал Барселоне отличительные безугловые кварталы, и Фредерик Олмстед, который дал нам нью-йоркский Центральный парк - все они не смогли предсказать социальные последствия своих грандиозных планов. А архитекторы ville XX века в его глазах были еще более оторваны от города. Книга рассказывает о Ле Корбюзье, чей план Вуазен разрушил бы парижский Маре идентичными крестообразными башнями, расставленными в парковой зоне. Эффективность в ущерб оживленной уличной жизни - это анафема для Сеннета.

Тогда больше власти гражданам? Да и нет. Сеннет вступает в конфликт со своей подругой Джейн Джекобс, которая защищала Гринвич-Виллидж от шоссейной лихорадки имени Роберта Мозеса. Но привлекательный образ, предложенный святой Джейн, медленного постепенного роста во главе с горожанами может подойти для района, но не для города, если вам нужен общественный транспорт или канализация. Но Джекобс, со свойственной ей непосредственностью, наверняка на стала бы ждать и поставила бы увиливающего от ответа Сеннета на место вопросом: "Так что бы ты сделал?"

"Строить и жить" - это попытка Сеннета ответить на этот вопрос. И у него почти даосская привязанность к гармонии и балансу. Предоставьте архитекторам и проектировщикам слишком много власти, и cité пострадает; слишком много веры в горожан и ville увянет. Открытый город воображения Сеннета - это город, который требует, чтобы мы приняли различия, даже если мы не отождествляем себя с ними. Хотя название, похоже, отсылает к очерку Хайдеггера "Строить. Жить. Мыслить", Сеннет с особым презрением относится к побегу философа в хижину под Фрайбургом. Решение Хайдеггера отказаться от своих еврейских коллег и студентов было "этическим промахом" с точки зрения Сеннета, не менее вопиющим, чем антисемитизм. Сеннета также раздражает штаб-квартира Google в Нью-Йорке, которую он находит как общежитие на острове, зацикленное на себе и инфантильное, расположенное "в городе, но не являющееся его частью", и "отключенное" от "мрачной улицы снаружи". Читатели Сеннета будут знать, что ругательство - не "мрачное", а "отключенное".

Сеннетт любит "мрачное". Ему также нравятся "трудности", "сложности" и "трение". Его критика влияния цифровых устройств на город, помимо того, что они "индивидуализируют машины", заключается в том, что такие приложения, как Google Maps, делают город слишком удобным для пользователя, слишком "свободным от трений". Если вы думаете, что задача дизайнера, будь то программное обеспечение или улицы города, заключается в том, чтобы сделать эти вещи проще в использовании, то Сеннет с вами не согласится. Он считает, что "столкновение с сопротивлением" имеет решающее значение для изучения любого ремесла, даже ремесла архитектора. Потерявшись мы учимся.

Ответ Сеннета на вопрос Джекобс заключается в создании пространства столкновений и трений, особенно на границе между одним районом и другим. Он недоволен своими вылазками в сферу городского проектирования и относится к своим неудачам как к полезному уроку. Зачем, например, он и его коллеги построили рынок в центре испанского Гарлема, а не на 96-й улице, на границе с богатым Верхним Ист-Сайдом? Ведь это место должно было превратиться в пористую мембрану, ворота "между различными расовыми и имущественными группами жителей".

Если Сеннет обвинил Джекобс в том, что ей лучше в cité, чем в ville, то он страдает от той же предвзятости. Несмотря на свой опыт в качестве городского проектировщика, Сеннет, как писатель и социолог - остроглазый фланер – наиболее для нас ценен. Частью обаяния "Строить и жить" является ее интимный характер. Во время подготовки рукописи Сеннет перенес инсульт, и его рассказ о том, как он заново научился ходить по прямой или наблюдать за людьми на берлинской Кантштрассе, опираясь на стену, придают его наблюдениям терпкость живого опыта. В книге приводится необыкновенный рассказ об этнических отношениях, которые сформировались на лондонской улице Хаттон-Гарден, где живет Сеннет. После дерзкого ограбления ювелирного магазина он замечает, как местные владельцы хасидских магазинов и их мусульманские соседи стали вдруг необычайно вежливы друг с другом - взаимное подозрение сглаживается "внешней вежливостью". Сеннет не слишком в восторге от идеи ношения социальных масок, как способа людей ладить друг с другом. "Смешанные сообщества работают хорошо, - пишет он, - только до тех пор, пока сознание присутствия Другого не затмит остальное".

Это указывает на одну из особенностей книги, которая заключается в невнимании к политике. Сеннет великолепен в городах с устоявшейся историей, но менее убедителен в более быстроразвивающихся условиях урбанизации. Его общение с владельцем ларька на рынке в Дели, который продал ему iPhone, а также с детьми, живущими в баррио на холмах Медельины, заставляют задуматься, какие уроки можно извлечь для неформальных городов, которые преобладают в некоторых местах Южной Америки, Африки и Азии? Урок данного баррио Медельины заключается не в том, что бедные дети развивают шестое чувство улицы, а в том, что самое впечатляющее здание в городе, публичная библиотека в виде обнаженной горной породы, было построено в беднейшем районе, а затем связано с центром города фуникулером. Это было политическое решение мэра города, который таким образом пытался повлиять на крайнее городское неравенство. Точно так же, хотя Сеннет справедливо оплакивает последствия корбюзьеанского планирования - безличные города-полуфабрикаты, построенные из однотипных башен - он мог бы привести любое количество модернистских проектов жилья, в которых процветало cité. На самом деле, по крайней мере в Лондоне, только приватизация или снос послевоенного социального жилья, а не его проектирование, вытеснили более бедных жителей из центра и уменьшили социальное смешение, которое поддерживает Сеннет.

Сеннет, кажется, считает, что любая открытая политика может подорвать нейтралитет его социологических наблюдений. В этом он находится немного в стороне от линии тех авторов, которые также призывали к "открытому городу", пусть не вполне в таких терминах. Мы могли бы включить в их число Анри Лефевра, чье утверждение, что бедные тоже имеют "право на город", исполнено революционным духом. Мы также можем включить сюда Маршалла Бермана, который утверждал, что открытое общественное пространство, где богатые могут встретиться с бедными, дает обществу возможность противостоять "коллективным репрессиям". Сеннет утверждает то же самое, но свой партбилет левака прячет глубоко в кармане. Подобно дипломату он всякий раз излагает свои позиции на языке этики и ремесла – что соответствует тому, что написано в заключительной книге его трилогии Homo Faber, в которой человек рассматривается как ремесленник. Но это может раздражать тех, кто считает, что необходимы более сильные лекарства.

Куда более убедительным является утверждение о том, что здоровый город не может быть просто спроектирован; его должны ввести в действие его жители. Суть идеи, заключающейся в книге "Строить и жить", состоит в том, что открытый город - это очень требовательное место. Любой, кто принимал участие в общественных собраниях, заседаниях групп жителей или консультациях по планированию, знает, что добиться согласия людей - это тяжелая работа. А чтобы быть жителем открытого города, необходимо терпение и способность адаптироваться перед лицом незнакомых условий, которые Сеннет находит воплощенными в фигуре мигранта. Одно из последних предложений книги звучит так: "Этическая связь между урбанистом и горожанином заключается в проявлении определенной скромности: жить среди других, в том мире, который не видит все своим отражением". Типичный идеализм, типичный урбанизм, настроение, которое слишком хорошо отражается в нынешних дискуссиях.

Источник

 

Перевод и публикация подготовлены при поддержке Комитета общественных связей и молодежной политики города Москвы.