О первом лице

Некоторые размышления про юбилейный февраль.

1. Война может быть общенародным делом только в том случае, если нет фатальных изъянов в институтах, отвечающих за национальную консолидацию. Если таковые есть, никакая пропаганда положения не исправит: война в любом случае превращается в дело, как выражались большевики, «правящих классов», и все остальные классы вольно или невольно оказываются союзниками противника, поскольку их интересы не тождественны интересам страны. Этим февраль 17-го отличается, например, от февраля 44-го, когда трехлетнее напряжение от тяжелой войны теоретически также могло бы привести к внутреннему коллапсу – но, как мы знаем, этого тогда не произошло. Хотя, если сравнить две карты фронтов соответствующего периода, окажется, что в начале 44-го фронт был дальше к востоку на 300-600 км, чем в начале 17-го.

2. Политические кампании второй половины 1916 года — о «распутинщине» и «шпионах в августейшей фамилии», и прочая «глупость или измена» нанесли катастрофический, хотя и поначалу неочевидный удар по роли Николая как символического лидера страны в этой войне; после этого формирование заговоров с целью его устранения или замены было лишь делом недолгого времени. Будь всякие Геббельсы и Риббентропы поизобретательнее, они тоже могли бы после Тегерана начать агитацию с позиций правоверных коммунистов против Сталина, предавшего идеалы мировой революции в угоду сговору с империалистическими акулами Черчиллем и Рузвельтом. Хотя, конечно, те группы внутри советской партийной и военной элиты, которые теоретически могли бы поддержать эту линию, были в большинстве разгромлены еще в предвоенных репрессиях. Николай же вступил в войну, имея за спиной откровенно фрондирующий политкласс – включая весьма могущественных и ресурсных людей типа Гучкова, этого «русского Ротшильда».

3. В России, как мы знаем, никогда не удавались низовые революции, но всегда прекрасно работали дворцовые перевороты и боярские заговоры. В Петрограде 17-го совпало то и другое: заговор верхов совпал с низовым бунтом в столице, и это было практически неодолимое сочетание. При этом Николай в той ситуации повёл себя фактически как Янукович в 2014-м, в критический момент покинув столицу и уже одним этим осложнив подавление мятежа.

4. Туповатый Родзянко, конечно, оказался заговорщиком поневоле – он бы вряд ли им вообще стал, если бы не решение от 26 февраля о приостановке работы Думы, сопровождаемое слухами об ее готовящемся роспуске. Фактически с этого момента он и ключевые депутаты боролись уже за собственное политическое выживание, как они его понимали. Можно сказать, что Родзянко и депутатов в ряды заговора толкнул непосредственно Протопопов. Подлинный «отец» Февраля.

5. Генерал Хабалов, оказавшийся главным полицейским в бунтующей столице в те дни, вообще ни разу не тянул на спасителя отечества: все, на что его хватило – это несколько неуклюжих силовых акций, приведших в итоге скорее к обратному эффекту.

6. Наиболее интересный и туманный для меня аспект тех событий – участие в заговоре высшего генералитета, которое приобрело решающее значение в момент, когда блокировали перемещение царского поезда. Самый показательный здесь эпизод – устроенный Алексеевым и ко опрос командующих фронтами с почти единодушными высказываниями за отречение царя. Понятно, что была группа обиженных генералов типа Бонч-Бруевича, но не она здесь сыграла первую скрипку. Не видел серьёзных исследований вопроса, увы – сплошные сборники сплетен. По моему, дилетантскому в исторической науке представлению, Николай не устраивал генералов не столько даже как император, сколько в первую очередь как главковерх. И дело тут не в кампании про «шпионов» — генералы все-таки люди серьезные. Но вот каков был царь в роли руководителя армии – по этому вопросу я пока для себя мнения не составил, почитаю еще книжек – может, буду лучше понимать.

7. Можно ли было технологически не допустить перерастания забастовок на путиловских заводах в свержение монархии? Да, наверное, можно — там была цепь случайностей и роковых ошибок. Но спасло бы это царя? Видимо, нет: элита империи списала Николая задолго даже до 14-го, и категорически не хотела для него роли триумфатора в великой мировой войне, которая усилила бы его радикально, и тем самым ослабила их. Причем под элитой империи я имею в виду скорее даже Гучковых-Путиловых, чем двор и генералитет.

Все-таки та революция в нашем случае была целиком и полностью про первое лицо. Это личное поражение именно Николая, а не империи, «правящего класса» и т.д. – их черед облажаться пришёл позже. Но тогда проиграл именно и лично он.

Источник