Что опаснее — «Троянский конь» или «гибридная война»? Действительно ли в США и России существуют такие военные доктрины и если да, то откуда они взялись и что означают?.
Эти вопросы снова зазвучали в прессе после недавнего выступления начальника Генерального штаба ВС РФ генерала армии Валерия Герасимова в Академии военных наук (АВН) на конференции, посвященной развитию военной стратегии в современных условиях.
За концепцией «гибридной войны» в США прочно закрепилось наименование «доктрина Герасимова». По свидетельству газеты New York Times, российскому военачальнику приписывается авторство «того, что некоторые западные аналитики считают «фирменной» стратегией России при президенте Владимире Путине, а другие эксперты называют простым признанием [реалий] современной войны и политической жизни».
Между тем в выступлениях самого Герасимова упоминаний о «гибридной войне» нет. Он говорит о «стратегии активной обороны» России, основанной на ряде принципов, включая «принцип ведения войны на основе скоординированного применения военных и невоенных мер при решающей роли Вооружённых Сил».
На базе сирийского опыта последних лет, по словам генерала, выделена также «стратегия ограниченных действий» для «защиты и продвижения национальных интересов за пределами территории России».
Один из сотрудников МИД РФ, профессионально занимающийся вопросами безопасности и разоружения, сказал мне, что собственного отдельного названия для подхода, описываемого начальником Генерального штаба, у нас нет. Насколько ему известно, подход этот просто укладывается в общую военную доктрину России.
По словам дипломата, термин «гибридная война» у нас принципиально не используется, поскольку считается направленным на дискредитацию нашей миролюбивой внешней политики. Но все, конечно, зависит от контекста. Так, о «росте «гибридных угроз»» упоминал на днях в интервью «Известиям» секретарь Совета безопасности РФ Николай Патрушев.
В этой публикации речь шла об угрозах вмешательства в дела суверенных государств со стороны Запада. То есть в данном случае термин бумерангом бил по своим создателям. По тем, кто инспирировал и поддерживал под видом так называемых «цветных революций» государственные перевороты – от Ирака и Ливии до Грузии и Украины. А сейчас пытается сделать то же самое в Венесуэле.
Об этом же напоминал в АВН и Герасимов. Именно в этом контексте он указал, что «Пентагон приступил к разработке принципиально новой стратегии ведения военных действий, которую уже окрестили «Троянский конь»», суть которой заключается в активном использовании «протестного потенциала пятой колонны» в интересах дестабилизации обстановки с одновременным нанесением ударов высокоточным оружием по наиболее важным объектам.
Как и в ситуации с именной «доктриной» самого Герасимова, название американской стратегии в данном случае условно. Никто из российских и американских специалистов, с которыми я консультировался, не в курсе существования в Пентагоне реального документа, названного в честь дара хитроумных данайцев, с помощью которого, согласно греческой мифологии, была захвачена древняя Троя.
Но во всяком случае суть американского подхода схвачена верно. Буквально на днях это нашло подтверждение в неожиданном контексте – на пресс-брифинге спецпредставителя США по Венесуэле Эллиота Абрамса. Мероприятие носило сугубо пропагандистский характер, но журналистка-гречанка сразу спросила, что США могут противопоставить изображению своей «гуманитарной помощи» латиноамериканской стране в образе «Троянского коня».
Абрамс, разумеется, раздраженно отмахнулся от подобной постановки вопроса. Но еще за пару дней до его брифинга я говорил со своим давним знакомым Джоном Кавуличем, возглавляющим Американо-кубинский торгово-экономический совет в Нью-Йорке, и тот тоже поражался, как можно было отправлять в Венесуэлу контейнеры, испещренные надписями и наклейками правительства США. «Маркировали хотя бы Организацией американских государств, что ли!» - с недоумением сказал он.
Впрочем, у американцев с контрпропагандой вообще особо не ладится. На мой взгляд – из-за того, что они после распада СССР перестали даже пытаться кого-либо в чем-либо убеждать.
Дескать – а зачем нам это, если можно заставить и через «не хочу», поскольку наше мнение все равно решающее? И раз мы говорим, например, что в пробирке оружие массового уничтожения и из-за него можно бомбить Ирак, то других доказательств и не требуется.
Потом, правда, в Вашингтоне спохватились, столкнувшись с неуклонным ростом антиамериканских настроений в мире. Но сделать так ничего и не смогли.
Помню, в 2005 году Госдепартамент создал специальную рабочую группу по борьбе с дезинформацией, созвал даже брифинг для иностранных журналистов. Ну, те и спросили сразу про ложь о том же ОМУ в Ираке, а в ответ услышали, что там «была допущена ошибка».
Но потом посыпалось еще столько всего – от «теорий заговора» вокруг терактов 11 сентября 2001 года в США и причин распространения эпидемии ВИЧ/СПИД в мире до поддержки Вашингтоном афганских моджахедов, включая Усаму бен Ладена, и до усыновления детей в слаборазвитых странах якобы для расчленения на органы, - что госдеповские пропагандисты стушевались. Первый брифинг оказался и последним.
А теперь, между прочим, тема «лженовостей» невероятно важна и актуальна и для самих США. После доклада спецпрокурора Роберта Мюллера президент страны Дональд Трамп требует привлечь к ответу политиков и журналистов – по его определению, «врагов народа», - которые два года раздували истерию вокруг его мнимого «сговора» с Россией.
Известный либеральный комментатор Матт Таиби написал, что если развязанная в свое время под лживым предлогом война в Ираке «подорвала репутацию прессы» в США, то «”Руссогейт” ее, возможно, окончательно разрушил». И эти слова повторяются теперь повсюду, как приговор.
Впрочем, мы отвлеклись. А чтобы вернуться к основной теме, можно вспомнить, что в том же далеком уже 2005 году в США вышла из печати статья «Военные действия будущего: подъем гибридных войн».
Соавторами выступали генерал-лейтенант Джеймс Мэттис, отвечавший тогда за теоретическую и практическую боевую подготовку морской пехоты США, и некий Фрэнк Хоффман – скромный отставной подполковник, но зато специалист как раз по «гибридным войнам». Смысл их предложения заключался в том, чтобы дополнить традиционный круг задач «дубленых загривков», как в США именуют морпехов, «психологическими и информационными операциями».
Мэттис с тех пор успел послужить при Трампе министром обороны США, хотя особых лавров на этом поприще не снискал. В мае он возвращается в Стэнфордский университет, откуда и уходил в Пентагон. Я попробовал ему туда написать с шутливым вопросом, не хочет ли он оспорить у Герасимова «авторские права» на «гибридную» доктрину, но ответа пока не дождался.
Хотя это и неважно, поскольку в России, судя по всему, никто на пальму первенства в данном вопросе и не претендует. Глава МИД РФ Сергей Лавров еще в 2014 году говорил: «Стало модным рассуждать, что в Крыму и на Украине Россия вела и ведет некую «гибридную войну». Интересный термин, но я бы применил его в отношении, прежде всего, США и американской стратегии войны – она по-настоящему гибридная и направлена не столько на военный разгром противника, сколько на смену режимов в государствах, проводящих неугодную Вашингтону политику».
Министр пояснил, что в рамках данной стратегии американцы используют широкий арсенал средств. Среди них он назвал «финансовый и экономический нажим, информационные атаки, наращивание давления чужими руками по периметру границ соответствующего государства и, разумеется, информационное и идеологическое воздействие при опоре на финансируемые извне неправительственные организации».
То есть на ту же самую «пятую колонну», о которой предупреждал и Герасимов. Получается, что стратегия-то на самом деле имеется в виду одна и та же. А что названия разные – так и сравнение с «Троянским конем» родилось, насколько известно, не в российском Генштабе, а в немецких СМИ, скептически оценивающих политику США.
Другое дело, что использовал это сравнение один из высших наших военачальников. И подчеркнул при этом, что «Российская Федерация готова противодействовать любой из стратегий» вероятных противников. То есть мы относим «гибридные» угрозы к себе и воспринимаем их вполне серьезно.
Собственно, по-другому и быть не может. Накал антироссийской риторики в США в последние годы зашкаливает. В доктринальных военных документах указывается, что «главным вызовом» для себя Вашингтон считает уже не террористическую опасность, как в недавнем прошлом, а «возобновление долгосрочного стратегического соперничества» с другими державами, прежде всего Китаем и Россией.
Хотя справедливости ради надо сказать, что прямой американский визави Герасимова – председатель Комитета начальников штабов ВС США генерал Джозеф Данфорд – высказывается на эту тему достаточно осмотрительно. Недавно в Атлантическом совете в Вашингтоне его буквально «тянули за язык», чтобы он назвал Россию «военным противником» США. Но он ответил: «Нет, они нам соперник, я бы это так описал».
Заодно Данфорд подчеркнул значение регулярных контактов с российским коллегой, конкретное содержание которых обе стороны договорились не разглашать. Он утверждал, что для достижения своих целей Россия использует «информационные операции, кибероперации, экономическое принуждение, политическое влияние, нетрадиционные военные операции», но не называл все это «доктриной Герасимова».
Ему-то, надо полагать, известно, откуда взялся этот ярлык. Придумал его в 2013 году американо-британский аналитик Марк Галеотти, в чем сам же позже и каялся. Дескать, хотел броским заголовком привлечь внимание к своему блогу с изложением основных тезисов доклада Герасимова, которые были тогда опубликованы в российском еженедельнике «Военно-промышленный курьер».
«Куда ни глянь, ученые, политологи и творцы политики твердят о той угрозе для Запада, которая исходит от «доктрины Герасимова», - пояснял Галеотти задним числом на страницах журнала Foreign Policy. – Это, мол, и новый способ ведения войны, и «расширенная теория современных военных действий», и даже «предвидение тотальной войны». Но тут вот какое маленькое затруднение: ее просто не существует»...
Думаю, популяризатор кокетничал. Конечно, он гордится тем, что его штамп прижился и привлек дополнительное внимание к текстам Герасимова. И правильно, поскольку те того заслуживают. Собственно, поэтому их все более внимательно и читают – и у нас, и на Западе.
Я, например, почерпнул из них для себя много нового и любопытного. От оценки соотношения невоенных и военных мер (примерно 4 к 1) при разрешении современных конфликтов до ссылок на труды советских классиков стратегического искусства – Александра Свечина и Георгия Иссерсона. И до упоминания о том, что накануне Второй мировой в стране «не было ни докторов, ни кандидатов наук», но зато был «расцвет военно-теоретической мысли». Сказано это было, между прочим, опять же в профильной академии…
Так все-таки – зачем нужны определения наподобие «доктрины Герасимова» или «Троянского коня»? Полезны они или, может быть, вредны и даже опасны? Специалисты, с которыми я беседовал, не дают однозначного ответа на этот вопрос.
С одной стороны, пропагандистская ценность таких формулировок очевидна. Как сказал один бывший спичрайтер, «выступление должно быть простым, как винтовочный затвор, прицельным, как выстрел, и убедительным как удар прикладом по зубам».
И доходчивые упрощения в этом смысле в большой цене. Настолько, что еще одна исследовательница идей Герасимова в США – некая Молли Маккью – даже подрядилась в этом году читать целый спецкурс по «его» доктрине в столичном Джорджтаунском университете. Престижном и авторитетном.
С другой стороны, по общему мнению специалистов, России и США сейчас крайне недостает готовности и умения слышать и понимать друг друга. А для этого надо хотя бы различать, где факты, а где лишь искаженные представления о фактах. И вот тут уже привычные стереотипы скорее мешают.
«Чтобы не сражаться с ветряными мельницами, но при этом рассмотреть, что там, в общем-то, не Царевна-лягушка, а Змей Горыныч сидит, для этого реально нужен постоянный предметный разговор, - сказал упоминавшийся дипломат. - То есть военные должны между собой общаться».
Между тем пока, не считая периодических личных контактов Герасимова и Данфорда, диалог такой по существу прерван. И, в частности, список вопросов, составленных нашими специалистами по поводу последнего пересмотра американских военных доктрин, остается без ответа.
А вопросы, мягко говоря, не праздные. Например – о снижении порога применения ядерного оружия, включая планы оснащения баллистических ракет США ядерными зарядами малой мощности (непонятно, зачем Вашингтону это нужно); о перспективе размещения ударных вооружений в космосе; о таком направлении развития системы ПРО, как «превентивное уничтожение» ракет до их запуска, и т.д. и т.п.
От профессионального разговора с Россией на эти и другие подобные темы нынешняя вашингтонская администрация уклоняется. В лучшем случае отделывается заверениями, что, мол, все это «не направлено против вас».
Но в Москве отвечают «по Станиславскому»: «Не верю!» И, во исполнение указаний президента страны, во-первых, больше не зазывают американцев за стол переговоров, а во-вторых, готовят собственные ответные меры. О которых тот же дипломат сказал: «Наша линия – как в свое время на электрических столбах писали: «Не влезай, убьет!»
Собственно, к этому же, наверное, сводится и реальная, а не выдуманная «доктрина Герасимова».
Кстати, по-моему, когда заокеанские «соперники» приписывают начальнику нашего Генштаба авторство новой стратегической концепции, которой стращают себя и других, то это само по себе скорее почетно. Я спрашивал двоих знакомых американских историков, знают ли они в своей стране примеры, когда бы доктрины назывались в честь военачальников. Они ответили, что в США такого не бывало.