Терри Иглтон: Писал ли Христос колонки в Wall Street Journal?

Эссе Терри Иглтона "Был ли Иисус революционером?", изданное на русском языке в виде небольшой книжки карманного формата, отнюдь не ставит этот принципиальный вопрос, скорее заставляя делать из него чисто политические выводы..

Ведь христианство - революционная в метафизическом и историческом смысле религия, и этот потенциал, к чему подводит нас Иглтон, актуален и сегодня, потому что общество и человек переживают все те же самые описанные в Евангелии проблемы.

Конечно иглтоновская интерпретация истории и учения Иисуса Христа не является канонической, причем не только по отношению к церковной традиции, но и в не меньшей степени для светского общества. Но нельзя при этом не отметить предельную деликатность, с которой автор касается потенциально конфликтной темы. Это уже не вульгарный атеизм или неолиберально-глобалистский догматизм. Интерпретация Иглтона представляет собой марксистское прочтение Нового завета, которое должно было бы иметь благодатную почву не на Западе, а именно в России (здесь, конечно же, возникает образ из прозрения Александра Блока в концовке поэмы "12"). Но такое прочтение не делается в современной России, претендующей быть немного "не от мира сего", а осуществлено англо-саксонским интеллектуалом, представителем этого самого мира.

Христова диалектика по отношению к "миру сему" заключается в том, что "только умерев для существующего властного режима, ты можешь возродиться для новой жизни в мире и товариществе" (с. 32). Христос у Иглтона "не гипсовый святой с кротким взглядом, а безжалостный, отчаянно бескомпромиссный активист" (с. 39). В вошедшей в книгу беседе Иглтона с Натаном Шнайдером, посвященной выходу книги "Разум, вера и революция", Иглтон вспоминает случай, когда его и Ричарда Докинза попросили написать передовицу для Wall Street Journal, то он согласился на это при условии, что последним предложением станет: "Иисусу Христу никогда бы не предложили колонку в Wall Street Journal".

Но вместе с тем, пишет Иглтон, ни Ленин, ни Троцкий ни за что не признали бы Иисуса революционером. Но почему? - задается вопросом автор, отвевая сам: "потому что в нем было меньше от революционера, чем в них, или больше?" (с. 53). Ответить на этот вопрос практически невозможно, не впустив в теологию политику.

Эссе Терри Иглтона по-настоящему интересно и важно наблюдениями о материалистической природе теологии Нового завета, что и должно ответить на заданный "в лоб" вопрос, вынесенный в заголовок. Иглтон отмечает, что Иисус много времени тратит на исцеление больных, уделяя внимание человеческим телам, делая исцеление символом нового царства. Он дает страждущим "хлеб насущный". Здесь даже для простой политической полемики Иглтон предоставляет хороший аргумент против расхожего упрека большевиков в том, что они хотели построить "рай на земле". Но в этом наблюдении содержится и серьезные концептуальные и теоретические предпосылки для моста между христианством и социализмом. "Как и социализм для Маркса, царство справедливости имманентно настоящему и одновременно является его целью, которой надо достичь", - пишет Иглтон. Интересна в этом отношении совершенно противоположная трактовка этой точки соприкосновения у Сергия Булгакова: "У Маркса эта "любовь к дальнему" и еще не существующему превращается в презрение к существующему "ближнему" как испорченному и потерянному, и христианству ставится в упрек, что оно исповедует равноценность всех личностей, учит в каждом человеке чтить человека" (1).

Особый акцент делается на том, что "для Иисуса невозможны переговоры между царством справедливости и властями мира сего" (с. 32). Новое царство должны унаследовать не только "нищие духом", но и нищие в буквальном смысле, люди, которые выброшены из общества, к чему неоднократно возвращается Иглтон. В отличие от пророков Иисус постоянно "якшается с грешниками" и даже не требует от них искать прощения прежде чем пригласить их в свою компанию. Изгои должны унаследовать землю. Позволим дополнить Иглтона еще одним катальным политическим примером. Главный нерв концепции пришествия нового царства почти дословно воспроизводит гимн Интернационала: "Мы наш, мы новый мир построим, Кто был никем - тот станет всем!" Эти хрестоматийные строчки в этом ракурсе приобретают поистине библейский смысл. Такова революционная эсхатология и христианства и марксизма.

Практическая значимость работы Иглтона заключается в том, что социализм и коммунизм перестают быть неправедным отхождением от "истины", ересью, а получают еще одно весомое идеологическое подтверждение истинности и "законности". Такая интерпретация не мирит марксизм с идеализмом (скорее, наоборот), но смывает "пятно порочности" с революции и дарит массам надежду и безусловно ободряет их идеей неизбежности прихода справедливого мира и суда над старым. Это особенно важно в ситуации противостояния постчеловеческому порядку, захватывающему сегодня и базис, и надстройку, и самого человека.

Христианство гораздо ближе к социализму, чем капитализму и оно должно стать мощным союзником в построении справедливого общества. И если историческому христианству суждено выполнять охранительные функции, то пусть это охранительство будет направлено не на неолиберально-капиталистическое, а на социалистическое общество.

Терри Иглтон. Был ли Иисус революционером? – М.: Свободное марксистское издательство, 2009.

Примечания:

1) Булгаков С.Н. К. Маркс как религиозный тип // Избранные статьи. Т.2. М.: Наука, 1993. С. 261.