10 декабря, вторник

США и Россия: «Карфаген должен быть разрушен»?

14 августа 2014 / 18:02
Член Общественной палаты города Москвы

Размышления с книгой Ричарда Майлза.

На прилавках книжных магазинов появился превосходный труд Ричарда Майлза «Карфаген должен быть разрушен» в русском переводе, название которого было взято из речи знаменитого римского сенатора Марка Порция Катона: «Delenda est Cartago». Книга просто замечательна свое актуальностью.

На фоне рассказа об основании, жизни и развитии древнего Карфагена, его поражений и побед, у автора сквозной нитью проходит также описание драматической трансформации Древнего Рима на стадии его становления мировой державой, которая вскоре привела к девальвации и деградации режима римской демократии и трансформации республиканской формы правления в автократию Римской Империи в форме принципата.

Какие-то удивительные параллели рождаются у читателя, что-то общее видится между событиями более чем двухтысячелетней давности и нашим временем, между Древним Римом и современными Соединенными Штатами Америки. Но все по порядку. Сначала о Древнем Риме и его могущественном сопернике — Карфагене.


Фото с веб-сайта издательства АСТ. www.ast.ru

В 202 году до нашей эры поражением войск Ганнибала в Северной Африке у города Замы закончилась Вторая пуническая война между Римом и Карфагеном. Карфаген был разбит и запросил мира. По итогам мира он был повергнут репрессалиям: были отобраны все заморские владения на островах Сицилии, Сардинии, Корсике и в Испании (Иберии), он обязался выплатить в течение 50 лет огромную контрибуцию и выполнять роль союзника Рима, поставляя ему необходимые ресурсы для ведения войн в экстраординарном порядке. Длительные военные действия, людские потери, контрибуция, бунты оставшихся без жалования наемников и внутренние политические неурядицы на долгие годы ввергли Карфаген, по мнению римлян, в полное ничтожество, и они перестали принимать его в расчет в своей политике.

Основные силы Рим направил теперь навеликое дело «освобождения» родственной ему по духу и культуре Греции от «македонской тирании», и после победы римлян в 168 году над македонским царем Персеем греки почувствовали на своем плече тяжкую руку нового друга, союзника и защитника от «варваров».

Тогда Рим стал уже не просто государством, а признанным лидером «союза цивилизованных государств», их спасителем от дикости, алчности, коварства и лживости всякого рода варваров, будь то македонцы или фракийцы, сирийцы или арабы, армяне или египтяне, какая собственно разница? То обстоятельство, что эти народы давно приобщились к греческой культуре, в глазах предводителя нового «мирового сообщества» не значило ничего: ведь это не изменило их варварскую сущность, их черную душу, а лишь набросило на их чуждость и дикость некий покров цивилизованности. То ли дело римляне, наследники ахейцев, троянцев, спартанцев, Геракла и Энея! Они же не какие-то варвары, они самые что ни на есть лучшие друзья греческих городов, их освободители, защитники и даже наставники в истинной добродетели (fides) и благочестии.

Пока римляне были заняты на Востоке — в Греции, Македонии и Малой Азии, Карфаген оправлялся от последствий войны и вновь становился процветающим государством, он сосредоточился на освоении собственных земель в Северной Африке, на развитии сельского хозяйства, торговле, ремесле, строительстве и достиг в этом впечатляющих результатов. Не нужно было больше нести непомерные расходы, снаряжать флоты, нанимать армии, государство стало экономным, аппетиты правящей элиты умерились. Произошло то, что называют «реваншем побежденных» — быстрое развитие экономики после военного поражения. Мы недавно видели такой феномен на примере ускоренного послевоенного развития побежденных во Второй мировой войне Германии и Японии («японское чудо»). Похожим было и «карфагенское чудо» пятидесятых годов второго века до нашей эры.

Вот только некогда вассальные нумидийские соседи портили настроение — конфликтовали с бывшим сюзереном за спорные земли и жаловались туда же, куда всегда жалуются мелкие сателлиты — на Капитолий (в наши дни на вашингтонский, а в те годы, естественно, на римский), несли свой скорбный плач к подножью светоча демократии, надежды прогрессивного человечества.

Быть защитником цивилизованного мира от варварской злобы — не веники вязать, это дело тонкое и хлопотное, хотя, конечно, почетное, и прибыльное. В это время в Риме дела решались не так, как раньше, по-простому, а на новой идейной основе, в интересах мирового сообщества народов Греции и Рима.

Результатом стало посольство Рима в Карфаген в 152 году до н. э., которое возглавил престарелый сенатор более чем 80 лет отроду, ветеран пунической войны, известный сторонник силовых решений Марк Порций Катон (на роль его политической реинкарнаций в наши дни смело может претендовать вашингтонский сенатор Джон Маккейн). То, что увидел Катон в Карфагене, привело сановного старца в крайнее возбуждение. Карфаген в это время, как описывает Плутарх, «не выглядел бедным и смиренным, каким его хотели видеть римляне», он «блистал богатством, был переполнен бодрыми и физически крепкими воинами, всякого рода оружием, военным снаряжением и в немалой степени воодушевлен всем этим».

Катон вернулся в Рим, исполненный праведным гневом, именно в это время прозвучало его знаменитое: «Карфаген должен быть разрушен». Призывами к разрушению Карфагена он заканчивал каждое свое выступление в Сенате. Катон обвинял карфагенян в алчности, нечестности, низости, варварстве, жестокости, предательстве, обращаясь ко временам Ганнибала и Фабия, ссылаясь на события, со времени которых миновало пятьдесят лет, половина столетия. Но в потоке эмоций престарелого капитолийского ястреба звучали и рациональные аргументы: «Карфагеняне — наши враги, ибо человек, затевающий что-то против меня и готовый пойти на меня войной, когда ему вздумается, уже мой враг, если даже он не предпринимает военных действий». Надо отметить при этом, что Карфаген ничего против Рима не предпринимал.

В наши дни один сенатор из Вашингтона сказал о России: «Мы никогда не смиримся с тем, что в мире есть государство, способное физически уничтожить Соединенные Штаты». Похоже рассуждали и в Древнем Риме.

Кроме превентивного обезоруживающего удара у сторонников войны с Карфагеном были и другие аргументы: Карфаген был богат, его ресурсы очень пригодились бы Риму, война окупилась бы с лихвой, Карфаген вел морскую торговлю, которую могли бы перехватить римские и греческие купцы, да и грекам стоило показать, как Рим может наказать любого, кто бросит ему вызов, а кроме того, африканское побережье подходило для колонизации.

Все так, вот только прямого вызова со стороны Карфагена не было, а для войны был нужен повод, убедительный не только для римлян, но и для греческих союзников. С союзниками отношения были непростыми, как пишет Диодор Сицилийский: «Еще недавно римляне, поставив целью стать мировой державой, добивались этого воинской доблестью, а затем распространяли свое влияние, проявляя великодушие… Но покорив почти все обитаемые земли, они утверждали свое господство, прибегая к террору и разрушая замечательные города». Так был разрушен римлянами за нелояльность прекрасный древний греческий город Коринф, разделив в один и тот же год судьбу Карфагена. Казалось бы давняя история, но ведь и в нашей памяти свежи пожары и взорванные мосты старинного Белграда. Мировое господство требует жертв, устрашение ведь тоже метод работы с союзниками.

Но агрессию надо было облечь в правовую форму, так как, согласно тому же Диодору: «Римляне взяли себе за правило прибегать только к тем войнам, которые им кажутся справедливыми…». То есть к тем, которые можно представить, как защиту слабого, отражение агрессии варваров в отношении цивилизованного мира. К огорчению для них, Карфаген в Северной Африке был самым цивилизованным местом, и рядом с ним не было подходящих греческих поселений для их защиты за их же счет. Был только нумидийский варварский царек, который бегал жаловался в Рим, а сам совершал провокации против карфагенян. Но этим то он и был ценен, за это заслуживал поддержки.

За неимением гербовой, пишут на простой: на худой конец сойдет и мелкий нумидийский конфликт в качества повода для большой войны. Хоть Карфаген претендовал только на небольшой кусок спорной территории, которую нумидийцы просто прихватили в прежнее время, воспользовавшись послевоенными трудностями Карфагена, повод был признан весомым.

И римляне постановили, что нумидийский царек нуждается в защите, он их друг, «хороший парень», пусть варвар, но варвар перспективный, а вот Карфаген, безусловно, ось мирового зла, очевидный агрессор, нагло пересматривавшим итоги Второй пунической войны и даже претендующим на роль некого второго мирового полюса, естественно и несомненно, полюса зла.

Война была неизбежна, и противнику Катона, Сципиону Назике, (родственнику победителя Ганнибала), не удалось ее остановить своими пророческими словами: «Пока существует Карфаген, опасения, которые вызывает он у нас, заставляют римлян жить в согласии и управлять нашими подданными по справедливости, сохраняя свое доброе имя — это наилучший способ упрочнения и расширения державы. Но как только исчезнет угроза города-соперника, у нас, и это должно быть для всех очевидно, начнется гражданская война, а союзники возненавидят нас из-за алчности и беззакония верховных властей».

По мнению Сципиона Назики и его сторонников, римской демократии и порядку в однополярном мире скоро придет неизбежный конец.

Вот войска римлян высадились в Северной Африке. Карфаген был в страхе и прислал послов. Карфагенянам было предложено лишь одно — покинуть Карфаген, который будет полностью уничтожен, и поселиться в глубине континента на расстояние не менее 10 милей от берега моря. Римский консул Луций Марк Цензорин, командующий ограниченным контингентом римских войск, мягко убеждал неразумных карфагенских варваров, что их приверженность к морю принесла им одни несчастья, что они будут чувствовать себя в большей безопасности, если займутся исключительно сельским хозяйством, им надо забыть о своем прошлом, ведь лучшее средство избавления от «дурных привычек» — забвение своей истории.

Поэтому Карфаген должен быть разрушен, чтобы ничего не напоминало о его былом величии потомкам — простым, скромным трудолюбивым селянам. Интересно, что при этом о древних кровавых культах, которые, к сожалению, еще существовали в Карфагене и так возмущали позднейших историков, благородным римским патрицием не было сказано ни слова. Наоборот: «можете там в глубинке жить своим обычаем», это, мол, Риму все равно.

Карфагеняне не приняли этих великодушных условий. Карфаген был взят штурмом, разграблен, жители убиты, уведены в рабство или выселены вглубь материка. Все дома и храмы были разрушены, даже земля посыпана солью.

Марк Порций Катон мог торжествовать. А что с пророчеством Сципиона про опасности однополярного мира? Сбылись его вещие слова, и очень скоро.

В великом Риме начались яростные столкновения между популярами («демократами») и оптиматами («республиканцами»), последовала смута, гражданская война, война с италийскими «союзниками», диктатуры Мария, Суллы, Помпея, Цезаря, и наконец, республиканский строй был демонтирован — наступила авторитарная власть принцепса-императора Октавиана Августа. Римской республике пришел конец. Заседали сенаторы, избирались консулы, преторы, действовали народные трибуны, но все это была, в основном, бутафория — верховная власть была в руках императора. Однополярный мир однозначно требует однополярного руководства, иначе и быть не может.

Император Август восстановил Карфаген. Теперь это была римская земля, и она должна была получить свое развитие, а препарированная история города войти в систему общеимперских мифов. Об этом трогательно позаботился придворный поэт Вергилий, оставивший нам рассказ о любви предка римлян Энея и карфагенской царицей Дидоны, которая у поэта отнюдь не варварка, а античная дама во всем ее благородстве. Новые времена требуют новых песен.

А что нумидийское царство-государство? Недолго они там радовались падению Карфагена. Недолго пользовались захваченными землями. На Капитолийском холме очень скоро многим разонравилась нумидийская «незалежность», закономерно пришел их черед, и увидел Рим нумидийского царька Югурту в цепях. Экая политическая загогулина, однако.

Но вернемся в наши дни. Сегодня США как некий новый Рим твердо идет к мировому господству. Но на пути его стоят препятствия, главные из которых сегодня — Россия и Китай.

Россия после десятилетия смуты восстала из разрухи как феникс, обрела силу, уверенность и сохранила мощный ядерный потенциал сдерживания. При этом, к сожалению, она продолжает оставаться политически, информационно и экономически уязвимой перед лицом США и их союзников. Это дает основания и возможности разным катонам в американском истеблишменте требовать ликвидации России как центра силы, и сегодня, когда возник конфликт с Украиной у Вашингтона появился долгожданный повод для начала новой холодной войны с целью привести Россию в ничтожество.

Можно долго обсуждать, удастся ли это Вашингтону или нет, но также интересно обратиться к опыту Древнего Рима и посмотреть, что же сулит самой Америке, Европе и всем странам однополярный мир и гегемония США. Мир без сильной России. И вот тут снова вспоминаются пророческие слова Сципиона, сказанные им в древнеримском сенате: однополярный мир неизбежно сулит самому гегемону, в первую очередь, рост внутренних и внешних противоречий и угрожает демократической политической системе республики. Сильный Карфаген был нужен Риму как спасительное лекарство, как лекарство сегодня Россия нужна самим Соединенным Штатам Америки. Лекарство, в первую очередь, от обострения своих внутренних болезней.

Предположим, Россия станет слабой, проблемной и беспомощной, как сегодняшняя Украина (далеко за примером ходить не надо), за ней последуют Китай и другие потенциальные центры силы, и США станут единственным полюсом силы на планете, естественным и неоспоримым хозяином Земного шара. Сможет ли Америка удержаться, будучи таким должником и транжирой, от дальнейшего перераспределения основных мировых ресурсов и средств в свою пользу? Пока ни одному гегемону это не удавалось, начиная с Афинского союза и кончая Британской империей. Уже сегодня экономическая модель США работает на скрытую эксплуатацию других государств, а что будет в монополярном мире? Как эти незаработанные мировые ресурсы будут перераспределяться внутри самих США, какая за них начнется борьба?

Россия нужна США именно для того, чтобы Штаты не стали мировым гегемоном, чтобы не пострадала их государственность, не начались внутренние неурядицы, могущие привезти к разрушению той самой демократической системы, которую завещали своим преемникам отцы-основатели.

Ведь в однополярном мире естественно должна быть одна внешняя политика, а значит, в конечном итоге, и одна политика внутренняя, что не совместимо с современными демократическими институтами. Не увидим ли мы новый принципат на берегах Потомака, авторитарную империю при сохранении лишь внешней демократической атрибутики, военно-полицейское государство под прикрытие пышной либеральной демагогии? Боюсь, что к этому дело идет уже сегодня. Недавний скандал с подслушиванием политиков по всему миру спецслужбами США тому яркая иллюстрация.

А европейские союзники? Уже сейчас их суверенитет ограничен, их экономики зависимы, что же будет тогда, когда гегемон будет недостижимо могущественен и находится в состоянии фактической вседозволенности (я не говорю об идеологии, где будут придумываться новые и новые мифы, а о реальной вседозволенности). Нужен ли такой порядок Франции, Германии или Польше? Сомневаюсь. Европе нужна Россия как противовес, как ограничитель волюнтаризма США. А Китаю, Индии, Мексике, да и вообще всему миру?

Сильная Россия нужна всем! Но этого не понимают марки порции катоны на Капитолии, а голоса мудрых сципионов, увы, пока не слышны.

Майлз Ричард. Карфаген должен быть разрушен. М.: АСТ, 2014

Материал подготовлен Центром политического анализа для сайта ТАСС-Аналитика

тэги
читайте также