Самое унылое место на земле

Хотя имя Джона Касарды значится на обложке "Аэрополиса" – этого замаскированного под урбанистику научно-фантастического романа - его авторство все-таки принадлежит Грегу Линдсею.

Я ни сколько не сомневаюсь, что Касарда, профессор бизнес-школы Университета Северной Каролины, мог бы стать его Джонсоном, если бы журналист деловых СМИ Линдсей был его преданным Босуэллом (1). Босуэллом, который ради проверки пророчеств своего гуру отправился в трехнедельное путешествие по "аэромиру", как его называет Касарда, перелетая из аэропорта в аэропорт и ни разу не покинув зону вылета. Почему? А потому что Линдсэй полагает, что Касарда остается наиболее значительным теоретиком урбанизма из всех ныне живущих, человеком, который полностью испытал на себе жизнь в городе будущего, и кто первым сделал конкретные шаги, чтобы воплотить мечту в реальность.

На первый взгляд портрет своего гуру, который рисует Грег Линдсей, едва ли выглядит привлекательным: "На его теле специальная, не нуждающаяся в глажении рубашка и немнущийся костюм, а на его лице глубокая печать джетлага (2). За последние четверть века он пролетел более миллиона километров. Это больше, чем человек, приземлившийся на Луне… Пока вы проходите на свое место в эконом-классе, он быстро растворяется среди подобных себе пассажиров среднего возраста в салоне первого класса. Он - один из них. Они - его стая".

Не добавляет очарования образу и манера речи Касарды. Его "родной язык – это академический жаргон, разбавленный словечками из бизнес-бестселлеров. В ответ на попытку перекинуться парой слов при знакомстве, он сразу же начинает читать длинные профессорские лекции о "пространственном трении", "устойчивой конкурентоспособности" и "физическом интернете". Но слушайте внимательно, и вы обязательно заметите, как его насыщенная инженерной терминологией болтовня отражает то, что волновало его с самой юности: слишком многое в жизни зависит от обстоятельств, а судьба человека – это совсем не то, что предлагается ему на выбор".

На самом деле Джон Касарда невероятным (или необходимым? благодаря своей способности быстро растворяться) образом и вовсе отсутствует на страницах "Аэрополиса". Если быть точным, Грег Линдсей идет по следу Касарды, следу, который остается в местах, где он пытался убедить политиков и муниципальных чиновников существенно расширить инфраструктуру аэропортов для их интеграции в городские пространства - ради создания "аэрополиса". Первая остановка Касарды – город Кингстон в Северной Каролине. Здесь в 90-е по его предложению был создан прототип "транспарка". Перед Касардой была поставлена задача построить "автономный город-фабрику, чьи конвейеры в буквальном смысле заканчивались бы в чреве ожидающих вылета самолетов". Нельзя сказать, что Касарда специально выбрал столь неудачное место для транспарка, чтобы тот целых десять лет высасывал государственные средства, прежде чем по-настоящему заработать. Но Касарде повезло. К тому времени уже успела появиться интернет-коммерция, и его проект был поддержан FedEx и UPS. Благодаря этим компаниям были реализованы жизнеспособные проекты аэропортов в Мемфисе и Луисвилле, прямо посреди того самого прямоугольника в центре Америки, отправка груза откуда позволяет доставить товар в любую точку страны уже на следующий день.

Как утверждает Грег Линдсей, интернет – это ключевое понятие мировоззрения Джона Касарды, хотя, в отличие от других ученых-фантазеров, он вряд ли был avant la letter (3). Он придумал выражение "физический интернет" для описания сети из аэропортов, фабрик, складских помещений и офисов, которые вместе обслуживали торговлю предметами роскоши по всему миру в период бума доткомов и после их краха. Ведь воздушным путем переправляют преимущественно предметы роскоши. Линдсей восторженно сыплет цифрами: "За 30 лет между 1975 и 2005 мировой ВВП вырос на 154%, тогда как мировая торговля выросла на 355%. В то же время рост воздушных перевозок достиг потрясающих цифр – 1395%. Более трети всех продаваемых в мире товаров, совокупной стоимостью около 3 трлн долл, составляют едва ли 1% от веса всего проданного. И они отправляются по воздуху!" Эта комета Прометея, ядро которой состоит из айпадов, выращенных в Перу цветов, искусственно разведенного лосося, срочных посылок от Amazon, и есть то, что с точки зрения пламенных неолибералов управляет ростом мировой экономики. Хотим мы этого или нет, мы все оказываемся в ее хвосте, и все, что нам остается – это строить аэропорты с прилагающимися к ним городам, чтобы эта комета неслась все дальше и дальше.

Грег Линдсей пробует нам объяснить, что мы живем в "эру мгновения", как именует ее Касарда: и не стоит даже пытаться задержать колесницу Гелиоса, если мы не хотим вернуться вспять в "плоский мир" наших предков. Можно списать наше неукротимое желание вновь нажать на кнопку, чтобы заказать очередную электронную безделушку, на рефлекторный спазм болезненного потребительства. Однако сегодня будущее нашей планеты зависит от скорости удовлетворения нашего желания более чем от всего остального. В соответствии с "законом Касарды", как только куда-то проникают электронные средства связи, так тут же возникает и физическая коммуникация. Нисколько не снижая потребность к путешествиям, интернет требует искать только то, что мы уже однажды видели. Все это немного напоминает мрачные пророчества из книги Эдварда Моргана Форстера "Машина останавливается" (1909), повествующей о мире отшельников, связь между которыми возможна только по телефону.

А между тем Касарда продолжает свой путь. Вот он вступает в схватку с сити-менеджерами Чикаго и Детройта, чтобы вырвать будущее этих городов из пасти надвигающейся катастрофы. Дело в том, что с точки зрения Касарды большинство американских городов такая катастрофа уже постигла – их аэропорты насквозь пропитаны метастазами упадка, не позволяющими эффективно использовать площади, которыми они располагают. Двигаясь по карьерному маршруту Касарды, Линдсей прибывает в Денвер. Здесь он знакомится с историей местных аэропортов, начиная с отказа выделить новые территории для Международного аэропорта Денвера и заканчивая реконструкцией старой взлетной полосы аэропорта Стэплтон. Затем переходит к тому, как был создан обещавший многое протоаэрополис – вашингтонский аэропорт имени Даллеса. Он остается крайне поражен размерами экономии, которые увидел в Форт-Уэрте – Международном аэропорту Далласа. Однако вывод, который напрашивается по прочтении "Аэрополиса", состоит в том, что коли уж Америка хочет править той самой колесницей Гелиоса, а не просто наблюдать ее полет по небу, ей бы стоило посмотреть на то место, откуда она взлетает – на Восток.

Линдсей отправляется за Касардой и сюда. Вот он уже в Тайланде уговаривает коррумпированное правительство разбить аэрополис на территории осушенного соляного озера, а вот жмет руки китайским чиновникам после того, как они принимают решение о полном переносе производств с побережья вглубь страны с сопутствующим строительством десятков аэрополисов. В отличие от американских трансценденталистов конца XIX века на Востоке Касарду привлекают не флюиды туманного мистицизма, а обаяние непосредственности деспотизма. Линдсей пишет: "Только на то, чтобы утихомирить волнения, возникшие по поводу строительства пятого терминала аэропорта Хитроу, пришлось потратить столько же времени, чтобы построить с нуля целый аэропорт в Пекине". "По этому поводу здесь не было никаких лишних разговоров, как не было их ни по поводу строительства для него третьей взлетно-посадочной полосы или второго, отдельного хаба. Планы строительства аэропорта для столицы Китая были засекречены государством. Власть делала то, что считала нужным, и для нее не имело ровным счетом никакого значения, что для строительства взлетно-посадочной полосы пришлось стереть с лица земли 15 деревень и переселить 10 тысяч человек, не выплатив им никакой компенсации". Касарда "был в восторге" от откровений местного руководства: "Эффективность – главная жертва демократии".

Разумеется, речь не идет о том, чтобы утверждать прямую зависимость числа пассажиров от объема интернет-траффика. Касарда описывает специфику глобальной торговли и производства посредством графика, напоминающего смайлик (3), где растущая добавленная стоимость размещается по высоко поднятым уголкам "губ", например в Калифорнии, где придумали ай-под, и на коммерческих улицах британских городов, где осуществляется его маркетинг и реализуются основные продажи, - тогда как низкая добавленная стоимость сосредоточена между этими уголками, на гигантских потогонках дельты Жемчужной реки. Однако, несмотря на бессовестные и откровенно лживые попытки автора книги "Аэрополис" объявить этого, торопливо спускающегося по трапу самолета человека, философом, в действительности Касарда остается всего лишь помесью коммивояжера с "толкачом". И все-таки Линдсей мастак чеканить фразы. Вот как красиво он описывает территорию, расчищенную под взлетно-посадочную полосу аэропорта Стэплтон: "широкие песчаные просторы, расчерченные сеткой будущих улиц, подобны пляжу в ожидании медленно прибывающей приливной волны…" Впрочем, он не пытается закрыть глаза и на недостатки аэрополисов. Это, прежде всего, экологические издержки, связанные с вредными выбросами самолетов, а также то, как аэрополисы зависят от перспектив основанной на эксплуатации нефти экономики. Однако Касарда умудряется одновременно цитировать пессимистические прогнозы Джареда Даймонда: "Чтобы полтора миллиарда китайцев начали жить так же, как американцы, нам всего лишь понадобится вторая Земля", - и тут же утверждать, что аэрополисы станут главным двигателем "устойчивого" роста, который позволит девяти миллиардам землян наконец-то зажить по американским стандартам.

В основе идеи аэрополиса, предложенной Касардой, лежит представление о том, что элементы пространства, в отличие от фрагментов времени, взаимозаменимы. Из этих самолетных кресел Касарда и его "секретарь" (они как будто связаны с креслами узами брака) видят будущее городов как "глокальных" (4) явлений, где плотнозаселенные городские центры связываются по воздуху с межконтинентальными "городскими окраинами". Однако для того, чтобы элементы пространства были взаимозаменимы, по всем юрисдикциям должны выполняться единые типы контрактов. Таким образом, идея аэрополиса подразумевает не столько факт глобализации, сколько идею мирового правительства. Линдсей является своего рода хроникером этого дивного нового мира, на одну часть – доктор Панглосс, и на две части хомо бобус Генри Менкена (5), но при всем при том, желающий оставаться обаятельным. Обезоруживает та наивная откровенность, с которой он пишет о нищете кенийских цветоводов, считая, что поэтому мы должны в первую очередь покупать букетики их цветов. Его Африка эры аэрополисов напоминает засеянную генномодифицироваными культурами огромную латифундию. Точно так же инженеры Apple называют заводы Foxconn в Шэньчжэне, где сконцентрировано производство всех айфонов и большинства айпадов, айподов, плейстейшен, нинтендо и киндлов - Мордором. Почему они выбрали для описания этих потогонок название злого царства из толкиеновского "Властелина колец"? Линдсей пишет: "При работе на полную мощность сборочных линий у 320 тысяч рабочих завода хватало сил после тяжелого рабочего дня лишь только на то, чтобы добраться до своей койки в общежитии". Волна самоубийств, прокатившаяся среди рабочих, стала одной из причин переноса производств Foxconn в более бедные и нуждающиеся регионы Поднебесной Народной Республики.

"Улыбка" Касарды лишь только маскирует кривую усмешку совсем другого графика, в котором наибольшие страдания приходятся на середину цепочки ценообразования, тогда как наибольшие удовольствия приходятся на долю инноваторов и потребителей по его краям. Возможно, самым полным воплощением на Земле этой гримасы является авторитарное княжество Дубай. Именно здесь утопия Касарды соединилась с политикой шейха Мохаммеда ибн Рашида аль-Мактума. Это государство полностью построено по модели аэрополиса, или, по меньшей мере, транспарка с присоединенными к нему офисными территориями и агентствами по торговле спекулятивной недвижимостью. На пути в Дубай Линдсей уже привычно откровенничает о трудовых лагерях в пустыне, в которых едва сводят концы с концами полуголодные наемные рабочие. В конце концов, он признается, что в сущности-то, все ОК, ведь здесь они зарабатывают больше, чем смогли бы у себя дома в Керала (6) или Белуджистане (7). Конечно же он читал – и цитирует его в заметках – доклад Human Rights Watch от 2006 года под названием "Строительство небоскребов и обман рабочих: эксплуатация строителей-мигрантов в Объединенных Арабских Эмиратах". Но, несмотря на то, что Касарда признает существование в Дубае "темной стороны", он все-таки остается… оптимистом.

Линдсей даже позволяет себе прогуляться по Дубаю. И хотя он не говорит, сколько именно прошел, мне кажется, что не больше нескольких кварталов. Пару лет назад я также решил прогуляться по Дубаю. Но в отличие от Линдсея, моя прогулка через весь этот город больших контрастов заняла два дня – от аэропорта вплоть до упирающихся в пустыню городских окраин. Линдсею сказали, что по Дубаю не принято гулять. Но правильнее сказать, что по Дубаю не принято гулять белым людям. Везде, где бы я ни шел, по тротуарам Шоссе Шейха Сайеда, сквозь тучи пыли строящегося фешенебельного района с гольф-клубом Тайгера Вудса, я замечал людей лишь со смуглым цветом кожи. Все они находятся здесь, оторванные от своих семей на три, пять и даже десять лет, перебиваясь на зарплату в 10, или того меньше, долларов. Когда они не боялись заговорить со мной, они не могли сказать ничего хорошего о своем положении, а их лица тут же становились хмурыми. И вот мой ответ этому "раю на земле" на авиационном керосине, чьи иллюминаторы запотевают от испарения опресненной воды – хватит летать! Я более не желаю пролететь ни единой мили по направлению к подобному будущему. Если бы такие фанатики полетов как Касарда и Линдсей сделали серьезную попытку отправиться в пеший поход через эту уродливую пустыню постмодерна, энтузиастами которой они выступают, возможно они изменили бы свое мнение. Не нужно быть платоником, чтобы после похода через Дубай прийти к заключению, что все эстетически отталкивающее должно быть не просто аморальным, но и плохим.

Выше я назвал "Аэрополис" научно-фантастическим романом, поскольку подобно некоторым футуристическим романам конца 19 века, он предсказывает улучшение жизни людей в связи с техническим прогрессом. Некоторым романам, но не всем. Вот пример: в романе Герберта Уэллса "Спящий просыпается" (второе издание от 1910 года романа "Когда Спящий проснется", впервые опубликованного в 1899), главный герой, Грэхем, впадает в летаргический сон длиной 203 года. Он просыпается в изменившемся до неузнаваемости Лондоне самым богатым человеком на земле - пока он лежал в коме, накопления на его банковском счете год от года росли.

"Спящий просыпается" – это отнюдь не старый добрый привычный нам Уэллс. Уже после того, как Уэллс заново переписал роман, он был вынужден предварить книгу традиционными для живущего на гонорары писателя жалобами на скорый дедлайн. Хотя текст книги достаточно тяжеловесный, полный затянутых описаний и неуклюжих переносов форм и образов прошлого в далекое будущее, которое совпадает по времени с началом первых серий "Звездного пути", у романа есть определенные достоинства. В частности он показывает, как научно-фантастический роман конца викторианской эпохи, посвященный техническим инновациям будущего, отвечал на вызовы современного общества.

Марксистские критики, такие как Эрнст Блох, Фредерик Джеймисон и позднее Мэтью Бимон в его прекрасном обзоре "Утопия Лтд.: Английская общественная мысль 1870-1900" (8), рассматривали утопии и антиутопии, созданные в это время, как способ схватить разворачивающийся классовый конфликт извне временных схем, представленных как диалектическим материализмом с одной стороны, так и капиталистическим прогрессизмом. Отправляя своих главных героев в далекое будущее, такие писатели как Уэллс, Эдвард Беллами ("Взгляд назад" (9)) и Уильям Моррис (в книге "Вести ниоткуда", реплике на крайне влиятельный роман Беллами) стремились увидеть, как в будущем могли бы быть решены ныне нерешаемые социальные противоречия. Разумеется, те же самые противоречия могут сохраняться и в будущем, однако шок старого может сподвигнуть спящего мелкобуржуазного интеллигента к решению сущностной дилеммы: повернет ли он в сторону пролетариата, либо склонится в сторону гегемонии капитала?

Разумеется, речь идет о проблеме, которая встала перед Грэхемом в "Спящий просыпается". Сперва он играет важную роль в свержении деспотии Белого Совета, однако затем сам становится инструментом в руках нового диктатора Острога, который вызывает войска из африканских колоний, чтобы подавить восстание рабочих. Грэхем берет сторону пролетариата, но книга остается незавершенной, когда во время воздушного боя с ВВС Острога над аэрополисом Лондона самолет Грэхема оказывается сбит и падает на землю. Тем не менее, даже в посредственном романе Уэллса содержится больше пророчеств, чем на целой книжной полке современных футурологов. В будущем романа "Спящий просыпается" крайне важное значение будут играть самолеты, товарное производство и торговля станут глобализированы, и появится даже нечто вроде интернета – кинетотеле-фотографы, посредством которых воскресший современник короля Эдуарда VII будет разглядывать порнокартинки.

Столетие спустя, Грэг Линдсей пытается померяться силами с Уэллсом, написав нечто вроде оптимистического сиквела к "Спящему…". Благодаря образам громадных городов, соединенных друг с другом посредством воздушного транспорта, и "кинетотеле-фотографов", которые стимулируют потребительские аппетиты, "Аэрополис" можно отнести к классическим образцам научно-фантастической утопии. Его цель такая же, как и у предшественников – преодолеть современные противоречия и конфликты отправляя читателей – если не главных героев – в будущее, где множество чистых и зеленых городов живет в атмосфере социального согласия и соединяется друг с другом посредством экологичных реактивных лайнеров на биотопливе, поставленном Ричардом Брэнсоном. Я же говорил вам, что эта книга – научная фантастика. А если вам нужны еще подтверждения, то вот вам цитата с обложки, которая взята из статьи Джеймся Балларда напечатанной в Blueprint в 1997 году: "Я предполагаю, что аэропорты станут настоящими городами будущего уже в 21 веке. Крупные аэропорты уже сегодня представляют собой пригороды незримой мировой столицы, виртуального метрополиса, чьи предместья называются Хитроу, Кеннеди, Шарль де Голль, Ногоя, этого центростремительного города, население которого всегда кружится вокруг условного центра и совершенно не стремится попасть в его темное сердце".

Позднее, во время дискуссии по поводу общественного резонанса, вызванного планами строительства третьей взлетно-посадочной полосы аэропорта Хитроу, Линдсей снова вспомнит о пророчествах Балларда, отвлекая внимание от опустошенного пейзажа окрестностей Хитроу с их зауженными автодорогами, мелкими фабриками ширпотреба и складскими площадями. Но мне вот что интересно, а что из Балларда, помимо упомянутой статьи, Линдсей читал? В десятках рассказов и фрагментах романов, когда речь шла о так вдохновлявших Балларда "следующих пяти минутах", действие часто перемещается в транзитные зоны аэропортов, но его персонажи едва ли пересекают границы терминалов, и я даже не могу себе представить, куда кто-либо из них мог бы отправиться коммерческим рейсом. Коли уж несправедливо критиковать задним числом высказанные писателем взгляды – "Я приветствую быстротечность пейзажа, его отчуждение и его разрывы, его бесстыжий ответ на давление скорости, его одноразовость и мгновенное впечатление" – Я не верю, что Линдсей почувствовал сатирический подтекст под механической рябью прозы Балларда. Эту статью, существенная часть которой явным образом направлена против "тюдороветинской эстетики" (10) принца Уэльского, Баллард завершает такими словами: "Я с нетерпением жду… когда Великобритания превратится в одну бесконечную зону вылета. В конце концов, у нас есть все основания, чтобы покинуть ее навсегда".

Текст "Аэрополиса" стартует и завершается на описании Нью-Сонгдо, аэрополиса, строящегося по проекту Касарды на осушенных землях рядом с Сеулом. Самым важным фактом о Нью-Сонгдо на мой взгляд является не его "экологичность" или "устойчивость" (пошлый языковой фигов лист для бесстыжего капитализма), и давайте оставим в покое его единство со взлетной полосой, а то, что он был построен американской строительной компанией вдвое быстрее планов. Если в конце эпохи владычества Британской империи мелкобуржуазные тревоги Уэллса искали своего разрешения в будущем мегаполисов, то Нью-Сонгдо для меня – продукт американской тревоги в конце американского века. Глобальный мир ставит перед американской мелкобуржуазной интеллигенцией суровый выбор: быть абсорбированными в Мордор китайского пролетариата, либо каким-то образом сохранить свою нишу в новом "китайском мире", став для него строителями городов, дизайнерами айпадов, коммуникативной технократией.

С точки зрения Линдсея и Касарды, третьего не дано. Касарда в детстве стал свидетелем того, как опустел после закрытия шахт входивший в Ржавый пояс его родной город Уилкс-Барре, штат Пенсильвания. Шахтеров, рывших туннели в долине Саскуэханны в поисках богатой углем породы, в буквальном смысле слова завалило избытками рабочей силы. Касарда сделал из этого по-марксистки простой вывод, что индивид практически ничего не значит перед лицом сил, разбуженных кошмаром истории. Но кажется, что он не учел того, что бесконечный прогресс сам по себе носит характер сновидения. Таким образом, он и Линдсей продолжают спать и видеть сны во время своего утомительного перелета по направлению к апокалипсису. Ребята, спите крепко.

Джон Касарда, Грег Линдсей. Аэрополис: Где и как мы будем жить в ближайшем будущем (Aerotropolis: The Way We’ll Live Next by John Kasarda and Greg Lindsay. Allen Lane, 480 pp, March 2011).

Источник

Примечания переводчика:

1) Имеются в виду взаимоотношения между известным английским литературным критиком, поэтом и лексикографом эпохи Просвещения Сэмюэлом Джонсоном и его биографом Джеймсом Босуэллом, вышедшее из-под пера которого жизнеописание Джонсона считается самой читаемой биографией в англоязычном мире. По иронии судьбы, Джонсона, имя которого некогда было синонимом второй половины XVIII века, сегодня помнят преимущественно благодаря написанной Босуэллом книге.

2) Джетлаг – синдром постоянной смены часового пояса, явление несовпадения ритма человека с дневным ритмом, вызванное ночной работой, переходом на летнее время или быстрой сменой часовых поясов при перелете на самолете.

3) Smiling curve – внешне напоминающий улыбку график, который показывает как в современной IT-индустрии цепочка ценообразования зависит от различных стадий разработки, производства и реализации товара (см. http://en.wikipedia.org/wiki/Smiling_curve)

4) Глобальных и одновременно локальных.

5) Генри Луис Менкен (1880 – 1956) – американский писатель и журналист, известный благодаря сатирическим произведениям, описывающим американский быт. Считается, что его проза всерьез повлияла на американскую литературу 1920-х годов. В комическом понятии Homo boоbus Менкен вывел типичного американца своего времени, принадлежащего к среднему классу и озабоченного исключительно вопросами веры и бизнеса.

6) Керала – штат на юго-западном побережье Индии.

7) Белуджистан - историческая область на северном побережье Индийского океана. Административно она разделена на провинции, входящие в состав сопредельных государств: Афганистана, Ирана и Пакистана.

8) Matthew Beaumont. Utopia Ltd: Ideologies of Social Dreaming in England 1870-1900. Haymarket Books, 2009.

9) Edward Bellamy. Looking Backward: 2000-1887. Социалистическая утопия американского писателя и общественного мыслителя Эдварда Беллами была написана в 1888 году. По-русски выходила так же под названиями "Взгляд назад", "В 2000 году", "Взгляд на прошлое", "Золотой век". Главный герой книги под влиянием гипноза заснул летаргическим сном в Бостоне в конце XIX века, а проснулся уже в 2000 году.

10) Тюдороветинский (англ. Tudorbethan) – относящийся к новой архитектурной моде, совмещающей в себе элементы имитации стилей эпохи Тюдоров и Елизаветы.