Юго-восток: национальная идентичность и границы Русского мира

Крымский прецедент защиты Русского мира вполне должен быть распространен и на Донбасс. Если не в части присоединения, то в части признания.

Присоединение Крыма к России идеологически подавалось как защита Русского мира. Пресс-секретарь Президента России Дмитрий Песков давал пространные интервью о том, что Путин всегда был и будет защитником такового. И хотя само понятие «Русский мир» более чем расплывчатое, все-таки можно наполнить его вполне конкретным содержанием, например, если под ним хотя бы понимать совокупность людей с русской национальной идентичностью.

Впрочем, на данный момент, когда выяснение отношений на Украине — в пределах Русского мира — осуществляется с помощью оружия, и тем более, когда вооруженность сторон совсем не равная, разговор о соотношении русской и украинской национальных идентичностей уже вроде бы не очень актуален. И его не стоило бы вести, если бы не специфическое восприятие значительной частью населения Росси происходящего в Донбассе — это восприятие постоянно ретранслируется, а во многом и формируется некоторыми публицистами и разнообразными блогерами.

Миф о «пассивном Донбассе»

С начала марта идут разговоры, что на Юго-востоке, в том числе и на Донбассе, нет массовой поддержки пророссийских сил. Объясняют это тем, что большинство проживающих там все же украинцы, пусть и относящиеся к России более лояльно, чем украинцы западные. Также из России идут упреки в пассивности большинства жителей Донбасса, которые «не хотят за себя воевать». Следовательно, делают эти авторы вывод, на Юго-востоке ситуация в корне отличается от крымской, и России не нужно влезать в этот внутриукраинский конфликт.

Мотивы у многих нежелающих «навязывать чужую волю украинцам» скорее всего сугубо шкурные и обусловлены страхом еще больше испортить отношения с Западом, что может доставить этим «миротворцам» материальный или моральный дискомфорт. Эти настроения поддерживаются многим наблюдателям непонятной позицией руководства страны по текущей ситуации на Украине. Руководство хоть и выражает озабоченность происходящим, но не разъясняет, что именно оно собирается делать.

Разговоры о Русском мире как-то поутихли.

Насколько же справедливо утверждение о пассивности жителей Донбасса, их неопределенном отношении к нахождению Донбасса в составе Украины, а главное что все это обусловлено отсутствием русского этнического большинства?

Свидомое наследие советского «нациестроительства»

В силу советского культурного наследия очень немногие различают национальное и этническое. Медиа любят демонстрировать процентное соотношение русских и украинцев, проживающих на тех или иных территориях, где разворачивается конфликт. Естественно, периодически звучат и иные голоса, о том, что русские и украинцы один единокровный народ, разделенный внешними враждебными силами, но это также не вносит ясности в суть вопроса, как и подсчет процента кровей. Поскольку до сих пор для большинства формирование национального сознания, в том числе и их собственного, покрыто туманом, то необходимо говорить отдельно о, казалось бы, самоочевидных вещах.

Максимально упрощая можно сказать, что национальное сознание зависит не от этнического происхождения (если понимать подэтническим некие генетические особенности, передающиеся от родителей) а от того, что человеку рассказали о его национальной принадлежности, то есть какой нациеобразующий миф он усвоил. Благодаря этому у человека возникает представление о составе нации, к которой он относится, ее истории, культуре и территории, которая принадлежит или должна принадлежать нации. Русский нациеобразующий миф не исключал этничности в своем основании, как, например, у эмигрантских наций, но он и не был этноцентричным. В большей степени значение предавалось участию людей в становлении государства. Славянские племена основали Русское государство со столицей в Киеве. Оно распадалось, вновь собиралось, на других территориях и с другим центром, прирастало новыми землями.

То есть, согласно этому мифу русские — это потомки славянских племен, проживающих на территории Древней Руси и принявших соответствующий этноним. Этот миф был окончательно оформлен в XIX веке и вначале был доступен только образованному классу.

Процесс пробуждения национального сознания масс происходит одновременно с идустриализацией, растущей урбанизацией и унификацией образования. Именно это позволяло одновременно учить русское (белорусское, великорусское и малорусское) крестьянство истории, где людям объясняли, что они принадлежат к единому русскому народу, основавшему российское государство, и учить единому литературному языку, который должен вытеснять местные диалекты. Подобная модель построения нации была характерна, по сути, для всех больших европейских наций, таких как немцы, французы и итальянцы. Особенность России в том, что создание большой русской нации не было завершено в силу различных исторических причин. Советская власть официально запретила процесс формирования большой русской нации, объявив его проявлением великодержавного и великорусского шовинизма. Однако в СССР на определенном этапе частично реанимировали русский национальный проект. Связано это было с провалом проекта мировой революции и необходимостью защиты СССР от буржуазных национальных государств. Русскую идентичность формировали не столько через лапти и фольклорные песни, сколько через символическую причастность к русской истории и культуре. Для современных русских, например, центральным нациеобразующим фактором является Великая отечественная Война.

Место украинцев в русском национальном сознании советского периода было противоречивым. Советская идеология заменила понятие триединого русского народа, на братские восточнославянские народы. Большинство русских не слишком задумывалось о происхождении украинцев, почему они называются украинцами и почему в Киеве — матери городов русских, располагается столица Украины. Однако помимо исторической составляющей, весьма отвлеченной, сплочение людей в нацию зависит от возможности воспринять человека засвоего, то есть от наличия общего культурного кода. На территории РСФСР, а также юго-востоке УССР большинство украинцев жили в городах, говорили на русском языке и русскими, как правило, воспринимались за своих. Это же касалось отношения многих украинцев к русским.

Для сравнения, формирование собственно украинской нации изначально было основано на фольклорно-племенном принципе.

По сути, советская политика нациестроительства принадлежность к нации определяла через биологическую «породу» человека, которая внешне маркируется тем или иным фольклором. Но если даже человек полностью утрачивал связь с традиционной культурой своих предков, он по советским понятиям все равно принадлежал к той же нации-национальности. Очевидно, что эта «порода"-национальность является неким воображаемым конструктом. Например, для такой многочисленной группы, в которую записали под общим названием «украинцы», невозможно выделить даже общий антропотип, по которому можно идентифицировать украинца. Но сама воображаемая принадлежность к некой человеческой «породе"-национальности, безусловно, оказывает огромное значение для формирования национального сознания. Человек мог жить в РСФСР, говорить с рождения по-русски, но в голове у него все время сидело, что он принадлежит не к русскому народу, поскольку кровь — не водица.

Украина: опыт «негативного» нациестроительства

Украинский нациебразующий миф, направленный на отрицание общерусского национального проекта, в советское время транслировался в усеченном виде, лишь в части демонстрации угнетения украинского трудового народа Российской Империей. После обретения в 1991 году независимости украинский нациебразующий миф стали транслировать в полном объеме, по сути как государственную идеологию. А все русофобские построения нанизывались на этническую основу биологического украинца, который «по природе» отличается от русского. Как современные украинцы восприняли русофобский нациебразующий миф — тема для отдельного разговора, но плоды советской политики проявляются до сих пор: даже те, кто отнесся к своему украинству скептически или индифферентно, все-таки будут поддерживать своих свидомых братьев, поскольку они все — «одного рода».

Как сказано выше, в национальной идентичности современных русских значение принадлежности к своеобразной «породе», которое было введено советской властью, поделившей население СССР на национальности, значительно уступает принадлежности к исторической общности, в которой этнический аспект присутствует, но не является доминирующим и сводимым к фольклорной форме. В этом смысле историческое развитие Новороссии и особенно Донбасса и было примером создания русской нации в современном смысле. Большинство населения составляли малороссы и великороссы. В связи с индустриализацией на территории Новороссии образовывались города. Соответственно в них люди так или иначе начинали приобщаться к общей русской культуре. Наличие в регионе представителей разных этносов лишь усиливало процесс нациестроительства, поскольку многие представители иных этносов были лояльны, прежде всего, России. Присоединение значительной части Новороссии к УССР и последовавшая украинизация внесли существенные коррективы, но не заменили общерусский проект украинским, поскольку позднесоветский проект на новороссийской почве включил в себя определенные черты общерусского.

Сейчас нет способа корректно определить количество людей в Новороссии, идентифицирующих себя в качестве русских.

Оно точно не совпадает с числом русских «по паспорту». Дело не только в том, что при укранизации Донбасса многих этнических неукраинцев записывали в украинцы. В российском обществе до сих пор не выработано критериев, по которым можно идентифицировать русского. Для русских давно надо было бы четко для себя определить, что они не признают тот фольклорно-племенной принцип, который был им частично навязан в СССР, как несоответствующий их историческому становлению как нации. На Украине священная корова советской национальности служила оправданию дерусификации людей, русских по самосознанию, но украинцев по метрикам о рождении. Для граждан Украины, наверное, самый главный показатель наличия общерусского сознания — это желание соединения с Россией. Если украинец по национальности желает соединения или тесного межгосударственного союза с Россией, то у него скорее малорусское самосознание, хотя он может быть вообще не в курсе значения данных понятий. К тому же на Юго-востоке проживает множество людей, идентичность которых меняется в зависимости от конъюнктуры, что означает, что они отнюдь не потеряны для общерусского проекта.

Восстание как чудо

Движение в Донбассе, направленное на соединение или союз с Россией, собственно и есть тот самый Русский мир. Только это движение показало себя здесь реальной политической силой после падения власти в Киеве. Разговоры о пассивности большинства населения Донбасса ведутся со стороны диванных активистов из России без малейшего желания вникнуть в ситуацию, сложившуюся на Юго-востоке. На самом деле, проявленная активность стала настоящим чудом для региона, который выступал объектом для непрерывного идеологического подавления со стороны центральной украинской власти и подвергался моральному разложению со стороны местных криминальных кланов. Нельзя обращать внимания на подлые заявления со стороны ряда российских интернет-бойцов о том, что, мол, жители Донбасса недостаточно активны и сидят по домам, вместо того, чтобы «всем миром» взять и изгнать со совей земли регулярную армию, в сотни раз превосходящую в тяжелом вооружении местное сопротивление.

Если уж говорить о сравнении с крымским случаем, о котором любят в данной связи посудачить, то я, как очевидец событий, могу утверждать, что никакой особой «активности», которую жаждут видеть диванные активисты из Москвы, Крым в целом (Севастополь — отдельная история) не проявил или, по крайней мере, не успел проявить. Кардинальное отличие Крыма от Донбасса заключалось в том, что часть местных элит Крыма не признала переворот и стала активно готовиться к вступлению в Россию.

Да, действительно в Крыму среди славянского населения неприятие украинского национализма значительно сильнее, чем в Донбассе, однако тем ценней активность тех, кто вступил с хунтой в вооруженную борьбу.

Присоединение Крыма как защита Русского мира имела одно существенное юридическое основание. Оно заключалось, естественно, не в том, что в Крыму большинство — этнические русские, или что он духовно всегда был с Россией. Главным основанием было то, что государство Украина в старом смысле прекратило существование. Была насильственно свергнута верховная власть и упразднена конституция. Новая Конституция законным образом введена не была, восстановить правопорядок не представлялось возможным. Следовательно, нормы о запрете самоопределения отдельных территорий Украины не существовало. И Россия, как суверенное государство, не обязана была признавать незаконное государство в границах старого, законного. Но как ничтожная сделка не влечет никаких законных последствий, так и ничтожная Украина не может породить что-либо законного.

Никакой законной власти после переворота на Украине не может появиться, поскольку уничтожена законность ее существования. Нет смысла подробно говорить, что президентские выборы на Украине ни в коем разе не являются законными. Для восстановления законности необходимо было бы переучреждение самой Украины и принятие новой конституции. Но признать, что столь возлелеянный ими Майдан странным образом уничтожил государство Украина, не могут не украинские политики не их электорат.

Исходя из всего сказанного следует, что крымский прецедент защиты Русского мира вполне должен быть распространен и на Донбасс.

Если не в части присоединения, то в части признания. Ведь вначале Крым был признан независимым и только на следующий день присоединен. Признавая власть в Киеве легитимной и отказывая Донбассу, Россия рискует поставить под вопрос крымский прецедент.

Паузу, которую взяла Россия, можно трактовать по-разному. Не исключено, что мы многого не знаем, и, выигрывая время, мы выигрываем Донбасс. В то время как позиция некоторых публицистов и блогеров, обвиняющих Донбасс в недостаточной пророссийскости, поддается однозначной моральной оценке. Желание избежать нравственного дискомфорта от предательства за счет обвинения тех, кого предал, в том, что они «своими» не являются, выглядит даже хуже чем позиция тех, для кого никакого Русского мира не существует и некого спасать.