Реакционная экология

Для многих континентальных философов первые два десятилетия нового тысячелетия были временем живой материи, гиперобъектов и странной фиксации на кишечных микробах.

Покойный Бруно Латур видел в этой «новой материалистической» доктрине – которая децентрировала человеческого субъекта в пользу мира «вещей», которые, как считалось, обладают собственной свободой воли – полезный ресурс для своей полемики с марксизмом, длившейся на протяжении всей его творческой биографии. Тем не менее, как утверждает Алисса Баттистони, Латур, «медленно сдвигался влево» во второй половине 2010-х годов, уделяя все больше внимания климатическому кризису и его связям с капиталистическим производством. С помощью гипотезы Геи он отошел от своей фиксации на микродействиях и разработал концепцию совокупности взаимосвязанных органических и неорганических планетарных сил. В своей книге «Где приземлиться?» (2017) он даже представил форму всеобъемлющего социального антагонизма, предположив, что основной конфликт XXI века происходит между большей частью населения мира, признающим биофизические ограничения Земли, и элитами, которые их трансгрессировали и отменили.

Кульминацией этой очевидной радикализации стала последняя опубликованная работа Латура «Меморандум о возникновении экологического класса» (2022) в соавторстве с молодым датским социологом Николаем Шульцем. Здесь все прежние сомнения относительно таких терминов, как «класс», «общество» или «капитализм», похоже, испарились. Больше не нужно обнюхивать землю в поисках затерянных микроорганизмов. Латур – верный своему имени – возвышается над политическим ландшафтом, осматривая его в поисках «экологического класса», способного спасти планету. Состоящий из 76 коротких статей, каждая из которых занимает чуть больше страницы, «Меморандум» направлен на разработку нового экологизма, способного выиграть «битву идей» – точно так же, как это сделали «либерализм, за которым последовали различные социализмы, затем неолиберализм и наконец, совсем недавно, нелиберальные или неофашистские партии». Как нам следует оценить этот амбициозный проект? В какой степени покойного Латура можно назвать левы?

Латур и Шульц пишут, что в нынешней ситуации экологизм должен преодолеть существующие социальные категории, чтобы достичь гегемонии. Он должен разрушить марксистскую монополию на классовую борьбу и объединить всех экологических активистов в единый универсальный субъект. Если это движение еще не осуществилось, то это из-за «кризиса наших мобилизационных возможностей», вызванного «тревогой, виной и бессилием»: «всеми этими печальными эмоциями, столь характерными для нашего времени». «Несовпадение аффектов» на уровне нашей общей экзистенции сделало нас «не в состоянии действовать коллективно». Это, в свою очередь, описывается как результат непрерывного расширения «производства» в эпоху модерна, которое вывело на периферию и затем искоренило общественную жизнь домодерного типа. Для Латура и Шульца фундаментальная проблема заключается не в правах собственности, капиталистических социальных отношениях или имущественном неравенстве; мир просто не в порядке. Чтобы перестроить его так, чтобы было легче представить массовые коллективные действия, «Меморандум» призывает нас перекалибровать различные политико-экологические понятия: «почва, территория, земля, нация, народ,связь, традиция, предел, граница».

Авторы осознают реакционный подтекст этих понятий. Тем не менее, они настаивают на том, что вместо того, чтобы ссылаться на них как на абстрактные ценности, их нужно заселить их «целым множеством живых существ»: феминистскими и деколониальными движениями, борьбой коренных народов за право на свою землю. Религия тоже может быть использована для прогрессивной экологии. Латур, которого один некролог назвал «самым важным католическим философом в мире», рассматривает верующих как потенциальных будущих союзников, которые уже работают «на протяжении веков, чтобы преобразовывать души». «Итак, давайте добавим в наш список всех тех, кто трудится, совершая обряд за обрядом, чтобы убедиться, что «вопль Земли и бедных» – если воспользоваться прекрасным выражением (или, скорее, воплем!) Папы Франциска – наконец был услышан».

Конечная цель авторов в опоре на христианское богословие собрать вместе заблудшие души со всего мира и дать им новую цель и указать направление под лозунгом экологии. «Меморандум» непосредственно адресован всем, кто склонен бороться за климатическую справедливость, и призывает преодолеть препятствия, мешающие политической деятельности. В заключении авторы проводят параллель между военной мобилизацией и аффективной мобилизацией в целях экологизма, утверждая, что в конечном итоге «политическая экология» — это «название зоны боевых действий».

Полный литературных излишеств, программных заявлений и напыщенных фраз, «Меморандум» имитирует стиль авангардного манифеста. Читателя с самого начала предупреждают, что он «не найдет нюансов и примечаний». Тем не менее, сама книга начинается с цитирования словарного определения «меморандума»: первоначально термина для официального документа, излагающего точку зрения правительства по данному вопросу. Это любопытное сочетание форм говорит о скрытом противоречии: между элитарными представлениями авторов и народным делом, которое они якобы защищают. Латур и Шульц пишут, что «Маркс остается незаменимым проводником» в их усилиях, и они повторяют его образ преследующего призрака, заменяя коммунизм экологизмом. Но, столкнувшись с радикальными последствиями марксистского подхода к климатическому кризису, они инстинктивно отшатываются, и бюрократический темперамент «Меморандума» вытесняет политическую актуальность манифеста.

Наиболее очевидно подобное, когда речь заходит о чаемом ими классовом субъекте. Членство в экологическом классе не предназначено для пролетаризированных, неимущих, безработных, частично занятых или цветных, кто непропорционально затронут изменением климата (хотя авторы, по-видимому, не возражают, чтобы все они чтобы вступили в его ряды). Принадлежность к новому субъекту скорее определяется вопросом: «Когда споры касаются экологии, с кем вы чувствуете себя близким и от кого вы чувствуете себя ужасно далеким?» Латур и Шульц отрицают любое структурное разделение между собственниками и трудящимися, кредиторами и должниками и заменяют анализ материальных линий раскола общества ложной солидарностью, основанной на инстинкте.

В результате социальный ландшафт выравнивается, делая «аффекты» основным фактором, определяющим социально-политическую позицию. Вместо того чтобы натравливать эксплуатируемые трудящиеся массы на их естественных врагов – поселенцев-колонизаторов, землевладельцев, промышленников и рантье – Латур и Шульц противопоставляют «живые существа» «модернизации». В итоге все, что им остается - это квазихайдеггеровская экология, пропитанная жаргоном обиталищ и подлинной экзистенции. «Примитивная» жизнь идеализируется как противоядие от экоцидного «развития». Пытаясь обойти длинную тень, отбрасываемую традицией классовой борьбы, авторы встают на путь реакционного мракобесия.

В то же время «Меморандум» отсылает к самой откровенной разновидности французского центризма, утверждая, что экологизм представляет собой «зерно истины в клише «ни правый, ни левый»», и развивая взгляд на политику как на «битву идей», а не как на классовую борьбу. Ni droite ni gauche когда-то было мантрой крайне правых, как продемонстрировал Зеев Стернхелл в работе L’idéologie fasciste en France, опубликованной в 1983 году. Сегодня подобное стало ассоциироваться с постполитической позицией, которую занимает Макрон (который вскоре после известия о смерти Латура оплакивал утрату этого великого «мыслителя экологии»). По крайней мере формально, экологизм Латура напоминает макронизм, утверждая, что идеи и принципы, только благодаря своей убедительной силе, могут преодолеть политические разногласия и завоевать поддержку со стороны представителей всего социального спектра.

Латур и Шульц утверждают, что до того, как печальные эмоции парализовали мир, «люди черпали энергию из идеалов» и «четкого представления о ситуации было достаточно для мобилизации» ради социальных перемен. Их основная задача, таким образом, не политическая (оценить баланс общественных сил и выработать стратегию по его ниспровержению), а педагогическая: обеспечить, чтобы те, кто выбирает между идеологией «правящего класса» и идеологией «экологического класса», знали, что истина и справедливость на стороне последних. Нет необходимости проводить детальный анализ современной радикальной политики и условий возникновения единого климатического движения. Вместо этого правильная роль интеллектуалов ближе к роли неолиберальных политиков: «продажа» людям правильной экологической доктрины.

Сходство книги с рекламой очевидно из ее перегруженного языка (не говоря уже о частом использовании восклицательных знаков!). Однако, в конечном счете, читателю предлагается не набор принципов или политических решений, а скорее серия заповедей по самопомощи. Как типично для этого жанра, главная цель «Меморандума» изложена уже на титульном листе: «Как способствовать появлению сознательного и целеустремленного экологического класса». По мнению Латура и Шульца, целеустремленность является главным лекарством от «несогласованных аффектов», эмоцией, которая подтолкнет экологически мыслящих людей к действиям. Их цель — привить это чувство не какому-то конкретному классовому субъекту, а каждому, кто — благодаря натиску всепроникающего «модерна» — парализован одиночеством, разочарованием, страхом, стыдом или виной. «Меморандум» следует читать в этом свете: как книгу «как действовать» для потенциальных активистов по борьбе с изменением климата, которые стремятся избавиться от своей экзистенциальной инерции, но все еще слишком робки, чтобы взорвать трубопровод.

NLR