Преступная камера: Голливуд и сцены пыток после 11 сентября

Ричард Бек исследует, как «война с террором» изменила американское телевидение и кино.

В одном из фрагментов документального фильма Дэна Разера, посвященного пыткам в тюрьме Абу-Грейб (2004), звучит интервью с генералом Марком Киммитом, заместителем руководителя коалиционных операций в Ираке. Его попросили представить в эфире официальный комментарий армии. На вопрос о фотографии упакованного в лед мертвеца, Киммит первым делом сказал: «Недопустимо, что кто-то фотографирует эту ситуацию». Дэн Разер возразил: «Недопустимо, что кто-то фотографирует эту ситуацию? А как насчет самой ситуации?» Ответ Разера предполагал, что Киммит уклоняется от ответа или что он в большей степени недоволен в связи документированием преступлений, чем из-за того, что преступления произошли.

В какой-то степени это было справедливое предположение: Киммит играл роль кризисного менеджера по связям с общественностью, и он провел большую часть интервью в попытках оградить военных от очевидных претензий, упорно настаивая на том, что злоупотребления не отражают «ценности» армии. Но реакцию Киммита на фотографии не следует понимать только как пиар-маневр. Фотографии были не просто документами преступления — камера была одним из орудий, с помощью которых совершались преступления. Ничто не отражало жестокость и ужасающую изобретательность американских охранников в Абу-Грейб более эффективным образом, чем тот факт, что они сами хотели сфотографировать то, что они творили. На фотографиях были запечатлены все виды насилия, которые применялись в отношении заключенных, и тот факт, что фотографии сохранились показывал, что по крайней мере некоторые из солдат гордились тем, что они делали, и даже получали от этого удовольствие. По меньшей мере, существование фотографий говорит, что охранники были готовы стоять рядом и никак не вмешиваться. И именно в этом смысле тот факт, что кто-то сфотографировал мертвого, был самым недопустимым в этой ситуации. Подобное означало, что одного только избиения человека до смерти было недостаточно. Подобное означало, что американцы хотели запечатлеть собственную жестокость и привезти с войны цифровые трофеи. Это что-то вроде того, чтобы снять с трупа скальп.

После операции в Ираке американцы стали одержимы просмотром сцен пыток. Пытки стали более распространенными в боевиках и телешоу, а насилие, изображенное в них, также стало более явным, как будто продюсеры и режиссеры пытались выяснить, сколько именно их аудитория готова выдержать. До 11 сентября телевидение в прайм-тайм показывало своим зрителям в среднем менее четырех сцен пыток в год. После 11 сентября это число начало расти, и через три года после Абу-Грейб в прайм-тайм транслировалось более сотни сцен пыток ежегодно. Понимая, что зрители будут отождествлять себя с разными персонажами в разные моменты — героем, его женщиной, злодеем, пленником, — сценаристы и режиссеры рассматривали пытки с разных сторон. Каково это — пытать кого-то? Каково это — смотреть, как кто-то другой пытает кого-то? Что, если вы любите человека, которого пытают? Что, если вы его ненавидите? Что, если это вы сами? При каких обстоятельствах пытки будут оправданы?

Драматический боевик «24 часа» привлек внимание страны в контексте изображения пыток, и сценаристы придумали множество различных обстоятельств, при которых пытки были бы оправданы. Во втором сезоне, который был написан и снят после 11 сентября, пытки превратились из вспомогательного элемента жестокой атмосферы шоу в основной фокус, и в результате «24 часа» стали самым популярным шоу на телевидении. На протяжении всех сезонов главный герой сериала по имени Джек Бауэр и его коллеги отказывают в медицинской помощи подозреваемой (белой женщине - радикалке), пытают коллегу, которая предала контртеррористическое подразделение, режут террориста ножом до потери сознания, наступают на пулевое ранение программиста, когда тот отказывается разглашать информацию, угрожают пытками бывшей девушке Джека, пытают взрослого сына министра обороны (с одобрения министра), пытают коллегу-агента CTU, которого они ошибочно считают кротом (позже они извиняются, и она возвращается к работе), и пытают электрическим током мужа любовницы Бауэра. В какой-то момент Бауэр временно уходит из контртеррористического отряда, чтобы, когда он незаконно пытает кого-то, это официально не было связано с агентством. В четвертом сезоне они пытают ребенка. (Сам Бауэр тоже время от времени подвергается пыткам, чтобы одна из сторон не слишком сильно набирала очки.)

Голливудские фильмы также принялись показывать пытки. Осенью 2004 года в кинотеатрах по всей стране вышел малобюджетный фильм ужасов под названием «Пила». Дебютный полнометражный фильм, снятый командой сценаристов и режиссеров Ли Уоннелла и Джеймса Вана, обошелся чуть более чем в 1 миллион долларов. Его незамысловатый построен вокруг двух мужчин, которые просыпаются в сырой комнате с кафельными стенами и полом. Над головой мерцает тошнотворный флуоресцентный свет, плитка крошится, а туалет заполнен дерьмом. Один из мужчин прикован цепью к ванне, а другой — на другой стороне комнаты. На полу между ними лежит мертвое тело, очевидное огнестрельное самоубийство. Никто из них не знает, как он там оказался, но вскоре они приходят к выводу, что их похитил серийный убийца, известный как Пила, который подвергает своих жертв различным «играм» — все из которых включают пытки — в качестве наказания за их грехи или недостатки. Женщина, пристрастившаяся к героину, вынуждена убить мужчину, который потерял сознание из-за передозировки опиатов. «Большинство людей настолько неблагодарны за то, что они живы», — говорит ей Пила после того, как она переживает это испытание. «Но не ты. Больше нет». Один из мужчин в ванной не может найти ключ, который отпирает его цепи, поэтому ему приходится отрезать себе ногу ножовкой, чтобы сбежать. Он врач, и он стал жертвой в связи со своим равнодушием у постели больного, а также в связи с его романом с одной из его студенток-медиков. Благодаря актерскому составу из фильмов категории B, дешевым декорациям и кровавым трюкам, «Пила» собрала в мировом прокате более 100 миллионов долларов. Инвестиции окупились на 8500 процентов, и это был один из самых прибыльных фильмов в истории кинематографа.

Новая «Пила» выходила ежегодно в течение следующих шести лет. Франшиза оказалась чрезвычайно влиятельной, возродив маргинальный жанр экстремального кино ужасов. Фильм 2005 года «Хостел» придал «Пиле» международный размах, повествуя о группе шумных и наивных американских туристов, чья поездка с рюкзаком по Европе приводит к тому, что их захватывает, пытают и расчленяет клика аристократических европейских садистов. «Хостел» также превратился во франшизу. Во второй части одну из жертв съедают заживо, а одна из героинь отрезает пенис мужчины и бросает его в открытую пасть рычащей собаки, когда та выходит из комнаты. В третьей части хирург-психопат использует скальпель, чтобы удалить лицо жертвы.

Пытки проникли и в другие жанры. Фильм Мела Гибсона «Страсти Христовы», вышедший всего за два месяца до публикации фотографий из Абу-Грейб, был в существенной мере посвящен физическим мучениям, которые претерпел Иисус перед распятием, и стал самым кассовым христианским фильмом всех времен. В 2006 году один обозреватель из журнала New York Magazine наконец придумал название для этой категории видеопродукции: «пытки-порно». «Я поражен, — писал он, — тем, насколько далеко заходит эта новая мода, и тем, почему Америка в наши дни кажется такой помешанной на пытках». Но единственное, что в данном случае поражало, — это тот факт, что журналист был все еще поражен. К 2006 году США уже два года как лицезрели целый поток пыток, максимум, который могли выдать студии на гора, как будто они пытались выработать толерантность к миру, в котором они жили, миру, где быть патриотом-американцем теперь означало идентифицировать себя с солдатами, которые избивали людей ради забавы и использовали маркеры, чтобы писать оскорбления на телах своих пленников.

«Пила», «24» и «Страсти Христовы» появились в двух разных типах медиа и трех разных жанрах, но каждый из них представил своей аудитории мир, в котором пытки были эффективными, неизбежными и, прежде всего, необходимыми. Бауэр не собирался никого пытать, но обстоятельства всегда обязывали его это сделать. В середине второго сезона Бауэр захватывает террориста, связывает его и показывает ему прямую видеотрансляцию по телевизору. Жена и дети террориста также были схвачены, и американские агенты направляют на них оружие. Если террорист не расскажет Бауэру то, что ему нужно знать, семья будет убита. «Я презираю тебя за то, что ты заставил меня это сделать», — говорит Бауэр. Когда террорист все еще отказывается раскрыть местонахождение бомбы, Бауэр приказывает застрелить одного из его детей. (Оказывается, стрельба была постановочной, но ни подозреваемый в терроризме, ни зрители шоу в тот момент об этом не знают.) Бауэр живет в мире, где всегда есть тикающие часы, готовящаяся взорваться ядерная бомба или готовящийся к раскрытию заговор с целью убийства, и все тикающие бомбы замедленного действия превращают правовую защиту надлежащей правовой процедуры в гражданскую роскошь, которую страна больше не может себе позволить. Бауэр — герой, потому что он единственный, кто достаточно силен, чтобы принести свою совесть в жертву высшему благу. «В этом проблема таких людей, как вы», — говорит Бауэр коллеге после хладнокровного выстрела в подозреваемого: «Вы хотите результат, но вы вообще не хотите пачкать руки».

Аналогичным образом люди во франшизе «Пила» не просили, чтобы их похитил психопат, и они, конечно же, не просили, чтобы их заперли в смертельно опасной комнате для побега, но воля к выживанию оправдывает все. Это верно даже для «Страстей Христовых». Иисус не хочет, чтобы его пытали и убивали. «Отче, — молится он, — если можешь, пронеси чашу сию мимо меня». Но Бог говорит ему, что его испытание, на которое он должен пойти добровольно, спасет род человеческий, сделает возможным прощение грехов и введет верующих в Царство Небесное. Фильм Гибсона ясно показывает, что пытки, испытания — это то, что сделало жертву Иисуса столь могущественной. Центуриону было бы недостаточно подкрасться сзади и пронзить его мечом. Пытки освящают его смерть.

В 2007 году журналистка Джейн Майер написала очерк о Джоэле Сурноу, исполнительном продюсере сериала «24 часа». Она поговорила с Сайрусом Новрасте, консервативным сценаристом и одним из лучших друзей Сурноу. Новрасте сказал Майеру, что он и Сурноу считали фэнтези «24 часа» после 11 сентября «своего рода исполнением желаний для Америки», по словам Майера. «Каждый американец хотел бы, чтобы кто-то там тихо занимался делами», — сказал Новрасте. «Было бы неплохо иметь тайное правительство, которое могло бы получать ответы... даже убивать людей». Частью того, что исполняется в «24 часа», является желание увидеть, как хороший человек жертвует счастьем, чтобы спасти положение (возлюбленные Бауэра неизбежно предают его, бросают его или умирают), но зачастую в пытки-порно зло торжествует. Фантазия, объединяющая «24 часа», «Пилу» и «Страсти Христовы», заключается не в том, что правая сторона всегда побеждает; она в том, что герои могут совершать плохие поступки, не ставя под угрозу свой моральный облик, пока их заставляют это делать. Именно так американцы рационализировали то, что произошло в Абу-Грейб, как и темные делишки ЦРУ.

Даже если фотографии сделали невозможным отрицание того, что сделали американские солдаты, американцы все еще могли цепляться за веру в то, что жертвы пыток несут всю ответственность в связи с присущей им дикости. Да, мы пытали наших заключенных, говорили они, но только потому, что они нас заставили.

Отрывок из книги Ричарда Бека «Родина: война с террором в Америке» (Homeland: The War on Terror in American Life, Verso, 2025).