Празднование победы одной части страны над другой не объединяет нацию

Историк и генеральный директор Центра политического анализа Павел Данилин в интервью РИА «ФедералПресс» рассказывает о том, чем для России и россиян стал День народного единства.

Россияне отмечают День народного единства. Праздник, который еще 12 лет на заседаниях Госдумы, где принималось решение о его учреждении, вызывал бурные дискуссии, сегодня стал по-настоящему народным. За последние годы общество заметно сплотилось. И это — во многом благодаря агрессивно настроенным западным политикам: пытаясь унизить Россию на мировой арене, они только делают страну сильнее изнутри.

Павел Викторович, в этом году Россия уже в 11 раз будет отмечать День народного единства. Учреждение этого праздника в свое время вызвало бурные дискуссии, которые продолжались на протяжении нескольких лет. Кто-то считает, что окончание смутного времени и День народного единства не имеют ничего общего, кто-то полагает, что этот праздник появился лишь для того, чтобы искоренить другой — День Октябрьской революции. Каково Ваше мнение, в чем все-таки первопричина?

В свое время это было довольно-таки удачная идея по замене 7 ноября, по отказу от довольно-таки идеологизированного праздника, который однозначно разделял страну на «белых» и «красных». Современная концепция, которую преподносят обществу, является более адекватной и соответствующей реальному положению дел: мы понимаем, что в гражданской войне не бывает ни правых, ни виноватых. В результате, отказ от празднования победы в революции, а, по сути дела, отказ от празднования начала Гражданской войны, был абсолютно обоснованным и справедливым.

Большие разногласия вызвала дата праздника.

Дата, которая была выбрана, конечно, на первом этапе являлась искусственной. Это празднование иконы Казанской Божьей матери, празднование освобождения Кремля от поляков — мелковато, с одной стороны. С другой стороны, именно в начале XVII века русский народ действительно продемонстрировал способность самостоятельному объединению вне каких-то властных институтов и на этом фоне добился значительных успехов в организации отпора внешнему агрессору. В начале XVII века Россия находилась, пожалуй, не в худшей ситуации за все время своего существования.

Что-то похожее мы пережили в 1991 году. Поэтому становление празднования Дня народного единства как избавления от смутного времени в начале нулевых воспринималось в том числе и как празднование нормализации ситуации в стране в начале XXI века. В этом контексте власти были крайне недовольны и разочарованы, что этот праздник изначально попытался приватизировать «Русский марш», то есть радикальные националисты. По прошествии 11 лет, можно сказать, что они сделали это: изначально праздник не воспринимался как свой, как родной, как день действительно народного единства. Относились к нему как к искусственному празднику. Но то, что в эти дни националисты начали устраивать «Русские марши», сделало его традицией — традицией маршировать, традицией демонстрировать своих сторонников и т.д.

Но ведь если в первый год националистам удалось вывести на улицы Москвы несколько тысяч человек, то в 2014 году «Русских маршей» оказалось уже два, в 2015 году — три. С чем это связано, и вообще насколько соотносимы идеология «Русских маршей» и идеология праздника?

Националисты, безусловно, у нас любят делиться, разделяться и т.д. Это нормально. То, что будет три, четыре, пять, шесть «Русских маршей», — это тоже нормально. Единства среди националистов нет. Но при этом надо понимать, почему это произошло именно сейчас. Дело в том, что после болотных протестов националисты не могли даже внешне остаться монолитными, потому что произошло серьезное разделение внутри них самих — среди тех, которые поддержали Болотную площадь, и среди обычных националистов, которые не выступают за уничтожение российского государства, которые наоборот его поддерживают. Поэтому после 2011 года произошло снижение и числа посещающих «Русские марши».

Что касается идеологии, то у русских националистов сейчас нет единой идеологии. Они до сих пор не могут договориться (почему они — я сам себя к ним причисляю, да и [президент Владимир] Путин себя к ним причисляет), до сих пор не можем договориться о базовом понимании сути русского национализма. То есть идет ли речь о людоедстве, которым занимаются некоторые нацдемы, или о патриотизме и любви к своей родине, распространяется ли патриотизм на другие национальности, которые существуют в России, или речь идет только о русских. Понимаете, даже базовые аспекты находятся под вопросом. Конечно же, тот национализм, который демонстрируют нацдемы, вызывает серьезные вопросы, потому что он манипулируем и деструктивен в своей основе. Но в любом случае государство должно быть благодарно националистам за популяризацию этого праздника, — о празднике заговорили.

Практически четверть века наша страна ищет национальную идею. В начале года Путин заявил, что таковой должен стать патриотизм. Собственно, это то, что все эти годы лежало на поверхности. Не кажется ли вам, что вот уже четверть века мы ищем свой путь, пытаемся обозначить свои общенациональные ценности, но это больше похоже на метания из стороны в сторону?

Наверное, потому, что мы сложная страна, у нас сложная история. Сейчас даже некоторые высшие чиновники пытаются защитить выбор националистов-фашистов, когда все общество выступает против, что говорить о тех вопросах, которые действительно могут разделять: о событиях революции и Гражданской войны. Мы только сейчас приходим к пониманию того, что люди, которые сражались внутри этого гражданского конфликта (Колчак, Врангель), конечно, являются не самыми чистыми людьми (тот же Колчак устраивал массовые убийства мирного населения во время Гражданской войны), но они действовали в общем историческом контексте, и, пытаясь вычеркнуть память о них, граждане были не правы — они разделяли общество на две группы, и одна из этих групп была незначительной.

Конечно, наша культура более сложная, чем движение в одну сторону, и к этому тоже нужно подходить с пониманием. У нас действуют все мировые религии в стране, проживает более 100 национальностей — и это тоже нужно понимать. У нас часовых поясов одних сколько, не говоря о разнице в ландшафте и климате. Мы — красивая, гордая и сильная держава, с прекрасной историей, которая нашими же собственными усилиями конца прошлого века превратилась в жалкий обломок с убогой и постыдной исторической традицией.

Сейчас ситуация изменилась?

Сейчас мы начинаем выходить из этого кошмара, когда мы винили себя во всем, в чем только можно было повинить себя, в чем мы совершенно не были виноваты. Конечно, День народного единства — это в какой-то мере, преодоление комплекса вины друг перед другом за те события, которые были в нашей истории — за события революции 1917 года и последовавшей за ней Гражданской войны. Да, это было, но в этом виноваты все, кто был тогда. Мы, живущие сейчас, не виноваты совершенно, нам не за что себя винить.

Да, это была не лучшая страница нашей истории, но она перевернута, и устраивать разборки на тему, кто больше виноват, необходимости нет. Поэтому я полностью поддерживаю установку памятника [Петру] Врангелю в Крыму. Так же, как если бы устанавливали памятник Ивану Грозному, правильно было бы установить памятник и человеку мощному, человеку с крестом, который серьезнейшим образом расширил границы нашей исторической России, но и конечно, кающемуся грешнику, каким он был: каялся за смерти, которые он приносил, причем каялся в режиме, как сейчас сказали бы, онлайн — постоянно ходил в церковь и просил у Бога прощения за те грехи, которые он совершал по воле исторического рока. Это сложная личность.

Так же, как и Петр был сложной личностью. Поднявший Россию на дыбы Медный всадник в какой-то мере аллегорически демонстрирует, что лошадь, как Россия, поднятая на дыбы, — не самый лучший подход в обращении с животным. Но, тогда вряд ли можно было иначе аллегорически продемонстрировать то, что при Петре некоторые действия [власти], которые пошли на пользу стране и людям, все же были не самыми лучшими. Так и конь, поднятый на дыбы, совершенно не в восторге от того, что происходит.

Еще один вопрос, связанный с мотивацией учреждения этого праздника: праздник, по сути своей, патриотический. Но ведь у нас есть официальные День Победы, День России и различные памятные даты, связанные с победами в Великой Отечественной войне, с победой в той же Бородинской битве (кстати, к ней пытались приурочить День народного единства). Сколько нам нужно официальных патриотических праздников?

День Победы — это консенсусный общественный праздник, хотя сейчас его пытаются как-то надорвать: носят иконы Николая Второго, ставят доски фашистам типа Маннергейма. Пытаются его несколько принизить и разорвать наше единство, но не получится. Не получится, поскольку праздник консенсусный, и общество рассорить здесь не получится.

Что касается Бородинского сражения, то оно было настолько давно, что в принципе не воспринимается современным обществом как событие, которое происходит вне рамок дня воинской славы. Это событие идет в общем контексте побед Российской Империи, но, конечно, как одна из наиболее значимых побед — я имею в виду победу не Бородинском сражении, а в войне с Наполеоном. С исторической точки зрения празднование дня Бородинского сражения было бы не совсем правильным.

День России — это праздник со слезами на глазах во всех смыслах этого слова. Мы понимаем, что начало 90-х годов было временем начала распада великого советского государства. Это принесло очень много горя на территорию бывшего СССР, в том числе и в Россию, очень много было негативных аспектов, начиная от падения экономики и заканчивая страшными демографическими потерями. Мы начали выкарабкиваться из этого болота только к концу первого десятилетия нового века. Поэтому отношение к данному празднику понятно: есть точка, с которой мы рассматриваем время формирования новой России, да, зафиксировали. Но считать это великим днем довольно-таки сложно до тех пор, пока мы не смиримся с тем, что все это произошло и осталось в историческом прошлом.

Символично было возвращение Крыма: оно наполнило День России новыми красками. По сути дела, из исторических территорий России вне нашего ареала осталась только часть Прибалтики, часть Казахстана, конечно же, значительная часть Украины. Но пока мы не можем сказать, что эта памятная дата является объединяющей нашу нацию, потому что очень много представителей разных слоев общества относится к этому дню с негативом, рассматривая его как ту точку, после которой началась деструкция Советского Союза. Может быть, еще лет 20, и ситуация изменится. Но пока это так.

За последние два с половиной года россияне сплотились, скорее, в связи со все большим накалом отношений с Западом. Вы допускаете, что общество было бы более раздроблено, если бы не санкции, не Крым, не события в Украине и в Сирии, не агрессия Обамы и т.п.?

Безусловно, я с вами полностью согласен: все, что вы перечислили, серьезнейшим образом сплотило наш социум. Причем это сплочение произошло на абсолютно осознанном, рациональном уровне: то есть мы видим, что нас боятся и ненавидят не потому, что мы что-то делаем, а потому, что мы есть, потому, что мы просто существуем.

Все началось еще до Крыма — еще в сентябре 2011 года, и с тех пор только нарастало. В преддверии Олимпийских игр мы испытывали жесточайшее давление. Да, американцам хотелось думать, что Российская Федерация готова будет одобрить любое действие Соединенных Штатов (типа бомбежки Ливии и прочего), но не получилось, не срослось. Таким образом в лице Российской Федерации Соединенные Штаты потеряли того игрока на международной арене, который одобрял бы любое их агрессивное действие. Такого не было даже в 90-х и в нулевых годах — даже [первый президент России] Борис Николаевич [Ельцин] находил в себе силы противостоять чрезмерной агрессии США. Ну, а тут они почему-то решили, что Дмитрий Анатольевич Медведев всегда будет так же добр, как это было, когда принимали резолюцию по Ливии. Но тут возвращается [президент России] Владимир Владимирович [Путин], и они решили, что надо Россию наказать, как это было в отношении Германии в 2003 году после их противостояния агрессии США в Ираке.

В этом контексте, да, люди видят, что накат на нас идет не за то, что мы что-то сделали, а за то, что мы просто живем на этом свете и становимся чуть-чуть сильнее, чуть-чуть независимее. Нам мешают, нам ставят палки в колеса, нам это неприятно: всей стране было неприятно, когда за десять дней мы стали вдвое беднее в долларовом эквиваленте. Но мы живем и зарабатываем в рублевой зоне. А внешний контур, очевидно, сейчас к нам враждебно настроен. Причем мы же понимаем, что враждебно настроены отнюдь не простые жители Европы, не простые американцы. Есть понимание, что это заговор довольно небольшой группы консервативно настроенной глобалистской элиты.

Российский народ объединился под лицом внешней угрозы, если штампованно выражаться?

Внешняя угроза, конечно, способствовала консолидации. И рейтинг Путина 80 с лишним процентов — это тоже результат консолидации. Но такая консолидация не очень-то надежна. Есть еще некоторые объективные обстоятельства — мы видим, что страна движется в правильном направлении: строятся новые предприятия, дороги, открываются новые заводы и школы. Страна обновляется. Медленно, но это происходит. Гордость появляется за то, что делается. Это, конечно, тоже идет в плюс к объединению нации: когда ты горд за то, что производишь, за то, что делаешь, ты, конечно, хочешь, чтобы это чувство продлевалось все дольше и дольше, и ты будешь поддерживать текущий курс развития страны. Тот курс, который позволяет созидать.

Как с идеей единства соотнести ситуацию, скажем, в профессиональных союзах: на прошлой неделе с подачи руководителя «Сатирикона» Константина Райкина все узнали, что даже в такой небольшой (по сравнению со всей страной) ячейке, как Союз театральных деятелей, единства нет? Аналогичная ситуация наверняка и в других сферах. Значит, есть факторы, разъединяющие людей?

Что касается профессиональных сообществ, то здесь ситуация вполне объяснима и очевидна: денег стало намного меньше. Борьба за деньги идет довольно-таки жесткая, и, конечно же, это приводит к расколам внутри профессиональных сообществ. Среди любых профессиональных сообществ происходит то же самое. Ничего удивительного в этом нет. Это нормальная борьба за конкуренцию в отношении финансирования. Я считаю, что такая конкуренция на всех направлениях не негативна, она, в принципе, ведет к созданию более конкурентных предложений, более экономически выгодных и успешных моделей.

То есть — игра на выживание?

Да, конечно. Если она не использует административный ресурс, который выбрасывает из этой игры вполне себе адекватных участников только потому, что они не нравятся, то, конечно, эта игра на выживание способствует развитию.

Не могу не задать вопрос о прошедших выборах и новой Госдуме. Политологи до сих пор высказываются по этой теме. Новую Госдуму уже называют «тишайшей» — оппозиция там будет заметна в разы меньше, чем в предыдущем составе. Это тоже результат единения народа?

Знаете, я считаю, что слово «тишайшая дума» — это несколько самонадеянно и как-то непрофессионально. Много ли мы знаем или слышали депутатов, которые представляют прошлую Думу? Навскидку, я, специалист, который этим занимается и контролирует, могу назвать два десятка депутатов, которые постоянно были на слуху, в том числе выдвигая иногда довольно-таки безумные инициативы. Внутри этих двух десятков, понятно, есть группа профессиональная. Есть три лидера фракции, которые по должности кричат и создают впечатление, что все пропало, все погибло. Есть группа фриков, которые предлагают принять те или иные законопроекты безумного характера, которые тут же подхватываются журналистами и разносятся как инициатива всей Госдумы. То есть из 450 депутатов прошлой Думы мы наблюдали 20 медийно известных товарищей, которые всю Думу и представляли.

Если считать, что та Дума была не тишайшая, а нынешняя тишайшая, я с этим не соглашусь. Например, первые же действия [Вячеслава] Володина на посту спикера показывают нам, что мы сейчас имеем возможность знать, как реально проголосовал каждый депутат, как этот депутат реально работает — новый регламент запрещает голосовать за других депутатов даже по доверенности, и требует их присутствия на рабочем месте.

В прошлой Госдуме лично для меня было очень интересно наблюдать за тем, как сдавали мандаты те депутаты, которые имели активы, собственность и не перевели их. В нынешней Думе подобная ситуация возможна во фракциях эсеров и КПРФ. Такая ситуация и в ЛДПР закрыта, и в «Единой России» практически исключена. В КПРФ и «Справедливой России» — сидят практически одни спонсоры. Как они будут относиться к необходимости присутствия на всех заседаниях? «За что мы деньги платили?» — спросят они.

Поэтому когда Госдуму называют тишайшей, — это от желания укусить своего политического противника. Тем более что у нас нет в принципе ни одного доказательства этой фразе.

Какой сегодня можно сделать вывод — оправдано ли было решение об учреждении Дня народного единства?

Повторюсь: этот праздник вводился для того, чтобы убрать негативную разделяющую коннотацию в отношении дня 7 ноября. Конечно же, празднование победы одной части страны над другой не объединяет нацию. Этот день до сих пор остается «красным днем» для тех, кто верит в идеалы Октября: они маршируют под красными знаменами, и никто против этого не выступает. Но что касается общенационального праздника, то он, конечно, не подходил, и его нужно было убирать. Это было сделано, и правильно.

Источник