Неудобные вопросы беженцам с Украины

Не представляю, как будут нынешние беженцы смотреть в глаза ополченцам, когда вернутся на малую родину.

Эта колонка — не попытка кого-то за что-то осудить. Скорее это — авторское размышления о происходящем. Так что, не спешите обвинять автора, например, в антигуманности. Нет ее. Просто возникают смешанные чувства, когда видишь в кадрах телерепортажей беженцев с Востока и Юго-Востока Украины. То, что среди них пожилые люди, женщины, дети — это логично и не вызывает других эмоций, кроме жалости и сострадания. Однако среди толпы обездоленных людей, еще вчера живших нормальной жизнью в квартирах и хатах на своей родине, через российскую границу идут и мужчины. Молодые и крепкие.

Почему они здесь? Одно из объяснений — обеспечить в меру сил безопасность собственной семьи при вынужденном переселении в Россию, когда на родной земле рвутся снаряды и свистят пули. Что ж, и, по человечески, это правильно. Однако сразу возникает другой, более важный и больной вопрос. Почему, поселив свою семью во временном пункте размещения или в предоставленном сердобольными россиянами (причем уже примерно в половине субъектов Федерации) более комфортном жилье и убедившись в том, что жена и дети теперь могут ничего не бояться, эти мужчины, способные держать в руках оружие, не добиваются от российских пограничников «зеленого света» на переход границы в обратном направлении?

Кстати, на границе с украинской стороны — на территории Донецкой области — многие КПП уже в руках ополчения, то есть, нет проблемы с возвращением?

Ведь там, в Донецкой и Луганской областях — а теперь в самопровозглашенных Луганской и Донецкой народных республиках, находящихся уже в стадии формирования единого государственного пространства — Новороссия, — идет война. За родину.

Так и хочется спросить — а как у вас, беженцы-мужчины, с патриотизмом? Может, вы забыли, что это понятие, как трактуют справочники, предполагает любовь к Отечеству и готовность подчинить его интересам свои частные интересы, стремление защищать интересы Родины (в данном случае — Луганской и Донецкой народных республик) и своего народа?! Да и направили вы свои стопы не в западную часть Украины, власти которой делают все, чтобы растоптать и уничтожить малейшее проявление инакомыслия, несогласия с действиями Киева. Значит, ваша малая родина — на Востоке или Юго-Востоке некогда единого государства, и она сейчас очень нуждается в вашей защите. Но вы не слышите. Или не хотите слышать ее голос, вы живете по принципу «моя хата с краю». Или инстинкт самосохранения подавляет столь же естественное для человека чувство патриотизма?

Россия, судя по всему, у них не спрашивает, почему они не горят желанием защищать от фашиствующих нацгвардии и «Правого сектора», а также от силовиков, свой кров, свой жизненный уклад.

Она сердобольно встречает всех, кому требуется помощь, и не требует ничего взамен. Дает кров, предлагает работу, помогает продуктами питания, одеждой, Повсеместно открываются банковские счета для внесения пожертвований для беженцев.

А в это время другие мужчины, для которых малая родина — святее святого, для которых поговорка «жить — Родине служить» — это жизненное кредо, ведут тяжелые бои с насланными Киевом безжалостными убийцами. Не всем суждено дожить до завершения гражданской войны. И они это понимают, но позиций не сдают, и даже не мыслят «воткнуть штык в землю» и перебраться на российскую территорию. Сколько братьев, отцов и сыновей уже отдали свою жизнь за правое дело? Точных цифр пока нет. А, возможно, никогда не будет. Но потери, увы, есть, и они еще будут. Вот тут-то бы ополченцам и пригодилось пополнение.

В конце августа глава МИД РФ Сергей Лавров, отвечая на вопросы приложения «Российской газеты» («Russia beyond the headlines») к британскому изданию «Дейли телеграф», назвал такие цифры: свыше 775 тысяч граждан Украины прибыли на российскую территорию с 1 апреля, а 190 тысяч — подали ходатайство о предоставлении им статуса беженцев в России. Показатель — огромный. Правда, точного расклада по гендерному и возрастному признакам пока нет. Это к тому, что численность дивизии — в зависимости от вида вворуженных и рода войск — колеблется примерно от 12 до 24 тысяч человек. Представляете, сколько таких соединений могли бы встать на защиту малой родины на донецкой и луганской землях?! И если и без такого подкрепления силы ополчения одерживают много весомых побед, то каким был бы баланс сил на полях сражений в случае прилива в его ряды «свежей крови»? А ее все нет и нет.

Как-то патриарх Московский и всея Руси Алексий Второй сказал: «Патриотизм — это чувство, которое делает народ и каждого человека ответственным за жизнь страны. Человек без патриотизма, по сути, не имеет своей страны». Хорошо бы вывесить такие плакаты в пунктах временного размещения.

И еще: не представляю, как будут нынешние беженцы смотреть в глаза ополченцам, когда вернутся на малую родину. Ведь на выручку дончанам и луганчанам пришли и братья славяне, и даже борцы за справедливость из неславянских государств. А они — нет.