Исторический экзамен для России

Начавшаяся 100 лет назад Первая мировая война стала серьезнейшим испытанием для России.

Начавшаяся 100 лет назад Первая мировая война стала серьезнейшим испытанием для России. Стремясь следовать моде (а модой тогда была империалистическая политика), царское правительство, вступая в войну, поставило на карту экономику страны, и явно переоценило ее устойчивость и силу. Также, оно ошибочно интерпретировало патриотизм, нормально присутствующий в обществе, как лояльность именно действующей власти и поддержку той политики, которую она проводит (то есть как долгосрочный кредит доверия себе).

Однако несправедливая, да еще и разорительная империалистическая война быстро утратила популярность. Тем более что для России она не была особенно успешной. В довершении ко всему сразу проявились многие недостатки царского режима: слабость и некомпетентность кадров, коррупция, склонность к элитарному, закрытому решению важнейших вопросов, игнорируя мнение общества; отсутствие объединяющих идеологий (монархизм, несмотря на усилия придворных идеологов, имел поддержку лишь в узких кругах общества).

Сегодня, по прошествии ста лет, Россия вновь оказалась в ситуации, когда ей надо пройти важнейший тест на прочность — хотя теперь уже не из-за добровольного вступления в «чужую» войну, а из-за беспрецедентного давления извне в ответ на наши геополитические шаги.

Стремительно развивающиеся события напоминают внезапную проверку, внезапный экзамен, когда нет времени, чтобы лучше подготовиться или вернуться назад и что-то изменить в прошлом. Нельзя прикрыться социологией или пропагандистскими приемами, «подкрасить» положение, построить потемкинские деревни. Наши экономика, государство, общество взвешиваются и оцениваются здесь и сейчас: на устойчивость, внутреннюю крепость, жизненный потенциал.

Особенность подобного рода исторических экзаменов в том, что у них нет судей. Некого задабривать или обманывать, и некому жаловаться на несправедливый результат. Но зато появляется возможность объективно оценить свое положение, расставить приоритеты и исправить недостатки, мешающие движению вперед.

Суть нынешнего испытания в том, что России нужно распутать несколько «гордиевых узлов», образовавшихся в прошлом и ставших препятствиями на пути страны в настоящем.

Один из них возник из-за нескольких противоречащих друг другу смен нашей геополитической парадигмы. Так, в течение двух веков, предшествовавших Первой мировой войне, Россия была частью европейского политического сообщества и признавалась, в принципе, частью европейского мира. Входя в разные коалиции, она формировала для себя разные базы поддержки, однако положение «изгоя» ей при этом не грозило.

После революции Советская Россия отделила себя от Европы и Запада железным занавесом и сформировала альтернативный ему «второй мир», соцлагерь. Несмотря на совместную борьбу и победу над фашизмом разрыв нашей страны с Западом приобрел системный, цивилизационный характер. В результате, когда в конце 80-х мы отказались от имперских амбиций и автаркии и решили вернуться на исходные позиции, путь в Европу — в качестве полноценного члена западного мира — для нас уже был закрыт. Во-первых, потому что восприятие нас как враждебной страны закрепилось в массовом сознании европейских стран и Америки, а во-вторых, потому что мы проиграли холодную войну, отдали все свои приобретения и согласились на роль сырьевой державы.

Украинская ситуация показала непрочность нашего партнерства с Европой и отсутствие у нас серьезных союзников.

Запад за время нашего 70-летнего «отсутствия» консолидировался (под американской гегемонией), причем именно против нас. Когда мир перестал быть биполярным, мы, в новой многополярной реальности, оказались не востребованы ни одним полюсом и в то же время не образовали свой. В том числе не удержали «второй мир» и оказались одни, при этом экономически ослабленные и технологически отсталые.

За прошедшие с момента «демократизации» 25 лет можно было смягчить это положение, попытавшись выйти на модель догоняющего развития, ускоренной модернизации (по образцу некоторых европейских и азиатских стран), открывающей одновременно путь к усилению страны в мире. Но этого сделано не было. Вместо того, чтобы пустить в ход те активы, которые у нас остались с советских времен и использовать их как базис, мы занялись их дележом между вдруг появившимися олигархами первой, затем второй волны, и выкачиванием ренты, а рыночную экономику восприняли как возможность продавать то, что имеет цену, а также выводить капиталы за рубеж, играть на бирже и строить «пирамиды».

В плане восстановления темпов роста экономики, обновления основных фондов, преодоления технологического отрыва от стран первого мира за 25 лет сделано крайне мало. При этом не возникло и полноценного рынка. То, что в начале нулевых олигархов заставили играть по единым правилам, а перераспределителем ренты стало государство, модернизирующего эффекта не дало. Просто рентно-статусная система приобрела упорядоченный вид, что позволило смягчить ее негативные социальные проявления. Но сейчас она наглядно демонстрирует свою вредность, первой болезненно реагируя на санкции.

Не было создано и эффективной системы государственного управления, что тоже сказалось во время «украинского экзамена» (как и 100 лет назад во время Первой мировой). Бюрократия, несмотря на активную «демократизацию» и департизацию начала 90-х, взяла реванш, более того, заметно продвинулась по социальной лестнице в сравнении с советским временем. Теперь вполне можно говорить об известном в науке феномене бюрократической буржуазии, то есть бюрократии, ставшей частью экономической элиты. От времен СССР она унаследовала привилегированность (разумеется, являющуюся реальной для начальства, а не для рядовых сотрудников госаппарата). При этом в рыночных условиях приобрела качества субъекта бизнес-процессов, конвертируя в ренту властный и силовой ресурс.

Теперь, когда нужно быстро и адекватно реагировать на возникшие угрозы и риски, действовать на опережение и брать под контроль ситуацию в экономике, бюрократия оказывается крайне неповоротливой.

Ее действия не скоординированы из-за ведомственной разобщенности. Она продолжает свой холостой ход, с трудом генерируя идеи и мало что делая для их воплощения.

Сказывается и дефицит полноценных компетенций, нормального экспертного сопровождения деятельности власти. При этом давно не проводилось полноценной ротации кадров, не выстроены социальные лифты.

В этом заключен еще один, не менее значимый «гордиев узел», который надо или распутывать или рубить. Именно переоценка царским правительством крепости внутреннего социально-политического и административного каркаса в неожиданно усложнившихся условиях привела к катастрофе 1917 года. Сейчас ситуация не катастрофическая, однако она создает достаточно серьезные риски.

В этой связи стоит обратить внимание на западную политику санкций. Она во многом направлена на то, чтобы нанести удар именно по этим нашим слабым местам. Судя по всему, ставка делается на то, что мы не сможем внутренне сгруппироваться и дать адекватный ответ, и что созданное с помощью санкций давление окажется непомерным для нашей политической системы и приведет к ее распаду. При таком раскладе находящиеся наготове «евро-ориентированные» либералы (умеренные, респектабельные и в чем-то даже патриотичные) переструктурируют власть и одновременно увековечат столь важную для наших «партнеров» сырьевую модель (и, само собой, нужным образом перераспределят активы).

В этом одновременно и различие и сходство нынешней ситуации с той, что была 100 лет назад.

Тогда давление на экономику и государственную машину было объективным, вызванным военными трудностями, а сейчас оно является целенаправленным и продуманным. Однако оно сопоставимо по силе и рискам и так же, как тогда, требует адекватного и быстрого ответа. Именно требует: выбора уже нет, и времени нет. Ставка в игре — страна и ее будущее. И нет возможности ни остановиться, ни пойти назад, ни «переждать», ни отойти в сторону.

Адекватный ответ требует достаточно радикальных мер в отношении государственных, политических институтов и экономики. В частности, необходимы:

• национализация элиты, ее консолидация вокруг национальной стратегии;
• качественное обновление, профессиональное усиление, преодоление ведомственной разобщенности бюрократии;
• устранение монопольного статусного влияния элиты и бюрократии на принятие стратегических решений, а также на распределение ренты;
• реформа рентной системы и замена ее полноценным рыночным регулированием с сильным государством – администратором и инвестором;
• осуществление экономической модернизации, развитие несырьевых секторов, преодоление технологического отставания; создание национального рынка капитала, ориентированного на развитие экономики в соответствии с национальным стратегическим планом;
• максимально быстрое снятие избыточной зависимости от зарубежных стран и рынков (но без автаркических, имперских и прочих перегибов или создания новых зависимостей);
• создание контура международной поддержки страны на основе востребованных экономических, социальных, культурных связей и адекватных идеологий. Речь идет о том, чтобы «пройти между каплями дождя» - минимизировать конфликтность с Западом и в то же время усиливать позиции на мировой арене. Для этого нужно сформировать «продаваемый» цивилизационный стандарт (и бренд), что невозможно без кардинального изменения качества жизни людей, качества общественных институтов и качества экономики.

Времени на принятие решений — с учетом того, что эффект они дадут далеко не сразу — практически нет.

Исторический экзамен, как показывает опыт Первой мировой, обычно краток и объективен.

Но если правильно расставить приоритеты он может дать шанс перегруппироваться и сделать необходимый сейчас «цивилизационный рывок». Уже одно только начало пути в этом направлении даст колоссальный эффект: станет возможной долгосрочная внутренняя консолидация, общество мобилизуется. А это в свою очередь позволит быстрее преодолеть те трудности, которые перед нами стоят.