Известный словенский философ Славой Жижек опубликовал в «London Review of Books» статью, посвященную критике китайской модели социализма. В статье под названием «Что такое китаизация», Жижек рассуждает о том, как в борьбе за мировое лидерство Китай и компартия Китая окончательно утратили коммунистические идеалы, как за иллюзией гармонично развивающегося общества скрываются классовые антагонизмы и как китайская пропаганда создает из Запада образ врага.
Сайт Центра политического анализа нашел статью небезынтересной для читателя, ниже мы приводим фрагменты ее перевода на русский язык.
Что такое китаизация?
Когда Ален Бадью утверждает, что демократия стала фетишем, это нужно понимать в точности в том смысле, который в это слово вкладывал Фрейд, а отнюдь не только то, что демократия превратилась в неприкасаемый абсолют. «Демократия» — последнее, что нам дано, прежде чем мы сталкиваемся с «нехваткой», конститутивной для социального поля, фактом, что «нет никакой классовой борьбы», травмы общественного антагонизма. Когда мы оказываемся лицом к лицу с реальностью порабощения и эксплуатации, с непримиримой социальной борьбой, нам говорят «да, но у нас есть демократия!», как будто этого вполне достаточно чтобы решить все проблемы и взять под контроль социальную борьбу так, чтобы она не разрешилась взрывом. Примером того, как демократия превращается в фетиш, являются такие бестселлеры и блокбастеры как «Дело о пеликанах» (The Pelican Brief,1993) и «Вася президентская рать» (All the President’s Men, 1976), где пара обычных парней раскрывает скандальные обстоятельства, ниточка от которых тянется к самому президенту, в результате чего тот вынужден покинуть свой пост. Все кругом погрязло в коррупции, но идеологический урок, который необходимо вынести из этих историй, сосредоточен в жизнеутверждающем месседже: насколько же демократическая эта страна, коли пара заурядных парней, таких же как вы или я, может победить самого могущественного человека в мире!
Именно поэтому столь неуместно давать новому радикальному политическому движению имя, в котором соединяются социализм и демократия — оно соединяет главный фетиш существующего миропорядка с термином, который стирает основные социальные различия. Сегодня любой может назвать себя социалистом, даже Билл Гейтс, для этого достаточно во всеуслышанье заявить о необходимости некоего гармоничного единства общества, общественных благах, заботе о бедных и угнетенных. Как более чем сто лет назад говорил Отто Вейнингер, социализм — арийского происхождения, а коммунизм — еврейского.
Примером современного «социализма» является Китай, где Коммунистическая партия проводит кампанию по самоутверждению, которая включает три тезиса: только под руководством компартии возможно успешное построение реального капитализма, только под руководством атеистической компартии возможна реальная свобода совести, только компартия может гарантировать Китаю сохранение в обществе традиционных конфуцианских ценностей (социальной гармонии, патриотизма, высокой морали). Это отнюдь не лишенный смысла парадокс. Смысл заключается в том, что без компартии развитие капитализма чревато тем, что страну поглотит хаос бунтов и протестов, религиозная рознь будет угрожать общественной стабильности, а разнузданный гедонистический индивидуализм разрушит социальную гармонию. Третий пункт имеет решающее значение, он отсылает к страху разрушительного влияния западных «универсальных ценностей» — свободе, демократии, правам человека и гедонистическому индивидуализму. Главным врагом является не капитализм как таковой, а лишенная корней культура Запада, которая угрожает Китаю посредством свободного распространения информации через интернет. Ей необходимо противопоставить китайский патриотизм, и даже религию необходимо «китаизировать», придать ей национальные черты, дабы упрочить социальную стабильность. Первый секретарь Синдзянского обкома КПК Чжан Чуньсянь недавно заявил, что пока «вражеские силы» пытаются проникнуть в Китай, вера должна служить делу социализма, поддерживая экономический рост, социальную гармонию, народное единство и единство страны: «Только хороший гражданин может быть хорошим верующим!»
Однако такой «китаизации» религии не достаточно, ни одна религия, какой бы «китаизированной» она ни была, не совместима с членством в компартии. Статья из циркуляра Центральной комиссии по проверке дисциплины КПК гласит, «в соответствии с основными идеологическими принципами компартии ее члены не могут быть верующими», то на них не распространяется свобода совести: «Граждане Китая обладают свободой совести, но члены компартии не просто рядовые граждане страны, они находятся в авангарде борьбы за коммунистическое сознание масс». Как подобное исключение верующих из партии поддерживает свободу совести? Вспоминается анализ Марксом политических перипетий Французской революции 1848 года. Правящая «партия порядка» была коалицией двух монархических группировок — орлеанистов и бурбонов. Оба крыла никак не могли найти общий знаменатель своего роялизма, поскольку оказалось, что нельзя быть монархистом вообще, но только посредством поддержки конкретного королевского дома, так что единственным способом объединения их стал лозунг «за анонимное королевство Республики». Другими словами, единственным способом быть монархистом вообще — стать республиканцем. То же самое верно в отношении религии. Нельзя быть вообще верующим, необходимо верить в того или иного бога или богов, отвергая остальных. Провал всех попыток объединения религий показывает, что единственным способом быть верующим вообще означает объединиться под лозунгом «анонимной религии атеизма». В конце концов, только атеистический режим в состоянии гарантировать религиозную толерантность, только эта атеистическая рамка исчезнет, тут же разразится борьба между религиозными фракциями. И пусть весь фундаменталистский ислам нападает на безбожный Запад, самая непримиримая борьба идет как раз внутри него самого (цель ИГИЛ (деятельность т.н. «Исламского государства» запрещена на территории РФ) — уничтожить шиитов).
В запрете верующим вступать в компартию заложен глубокий страх. «Было бы совсем хорошо, если бы члены КПК не только не верили в бога, но не верили бы и в сам коммунизм», — пишет китайский корреспондент словенской газеты «Дело» Зорана Бакович, — «ведь огромное число членов компартии наверняка тут же бросится в лоно церкви (большинство к протестантам) именно из-за разочарования в том, как последние следы веры в идеалы коммунизма исчезают из нынешней политики Китая».
Короче, наиболее серьезной оппозицией китайской компартии сегодня являются убежденные коммунисты, группа из старых, по большей части отставных партийных кадров, кто чувствует себя преданным перед лицом разнузданной капиталистической коррупции, как и те пролетарии, чье «китайское чудо» провалилось: потерявшие землю крестьяне, рабочие, потерявшие трудовые места, и шатающиеся по окрестностям в поисках средств к существованию, и другие, те кто подвергается эксплуатации на заводах компаний вроде Foxconn и т. д. Они часто устраивают массовые акции протеста под портретами Мао и транспарантами с его цитатами. Этот альянс старый партийцев и тех, кому нечего терять, потенциально взрывоопасен. Китай отнюдь не является стабильной страной с авторитарным режимом, гарантирующим социальную гармонию и тем самым готовый удержать динамику капитализма под контролем. Каждый год власти вынуждены подавлять бунты тысяч рабочих, крестьян и представителей меньшинств. Не удивительно, почему пропаганда бесконечно талдычит о гармоничном обществе. Такое упорство свидетельствует лишь об обратном, о постоянном страхе беспорядков и хаоса. Чтобы понять, что происходит в современном Китае, нужно применить основное правило сталинской герменевтики: если официальные СМИ открыто не сообщают о проблемах, самый лучший способ узнать о них — посмотреть на излишества государственной пропаганды: чем больше говорят о социальной гармонии, тем больше хаоса и антагонизма скрывают власти. Китай переполнен антагонизмами и едва контролирует неустойчивость своего развития, что постоянно угрожает взрывом.
Только на этом фоне можно понять политику КПК в отношении религии: страх веры является по сути страхом коммунистической «веры», страх по отношению к тем, кто еще остался верен призыву коммунизма ко всемирному освобождению. Он выглядит так неуместно во время непрерывной идеологической кампании по стиранию любых упоминаний о классовой борьбе, столь очевидной во время рабочих протестов. Никаких разговоров об опасности «пролетарского коммунизма», вся ненависть направлена лишь на внешнего врага. «Определенные страны Запада, — пишет в июне 2014 года секретарь партийной организации Китайской академии социальных наук, — представляют свои ценности в качестве „универсальных ценностей“ и утверждают, что их понимание свободы, демократии и прав человека является международным стандартом, по которому необходимо мерить всех остальных. Они не жалеют средств — иногда скрыто, а иногда нет — и когда речь идет о распространении их ширпотреба по всем уголкам планеты, и когда речь идет о „цветных революциях“. Их цель — вторжение и смещение неугодных режимов. Как у нас в стране, так и за границей определенные вражеские круги используют термин „универсальные ценности“, чтобы дискредитировать Коммунистическую партию Китая, социализм с китайским лицом, китайскую идеологию. Они пытаются использовать западные ценности, чтобы сбить Китай с пути, их цель — чтобы китайцы отвергли руководящую роль компартии, социализм с китайским лицом, чтобы Китай снова превратился в колонию развитых стран Запада».
Во многом это правда. Но за многими правдами скрывается большая ложь. Очевидно не стоит верить в то, что страны Запада распространяют по всем у миру «универсальные ценности» свободы, демократии и прав человека. Эта универсальность ложна и лишь скрывает идеологические основания современного Запада. Но даже если так, то достаточно ли того, чтобы противостоять западным ценностям посредством определенной альтернативы, такой как конфуцианство, которое и является «китайской идеологией»? Неужели нам не нужен другой универсализм, другой проект всемирного освобождения? Ирония заключается в том, что «социализм с китайским лицом» на самом деле означает социализм с лицом капиталиста, то есть социализм, который целиком и полностью встраивает Китай в мировой рынок. Универсализм мирового капитализма не ставится под вопрос, он молча принимается как единственное возможное условие. Проект конфуцианской гармонии берется на вооружение лишь только чтобы прикрыть противоречия, которые появляются вместе с мировым капиталистическим развитием. Теперь это называется социализмом с конфуцианским национальным колоритом, национал-социализм, чьим социальным горизонтом является патриотическое развитие одной нации, в то время имманентные капиталистическому развитию антагонизмы проецируются на внешнего врага, который представляет угрозу для общественной гармонии. Что китайская партия ставит целью своей пропаганды и что она называет «социализмом с китайским лицом», так это не более чем другая версия «альтернативной современности», капитализм без классовой борьбы.