«Про Цоя по скайпу доснимет»

Следователи, конечно, выдали мощный спойлер — еще до заседания объявили, что будут требовать для режиссера Серебренникова всего лишь домашнего ареста, а вовсе не заключения в СИЗО.

Интрига была разрушена, но накал страстей это не снизило. Толпы красивых людей толкались на Каланчевской уже в девять утра. Они целиком заняли великолепный собянинский тротуар, по которому так здорово ходить шеренгой, и уже начали выплескиваться на проезжую часть, когда полиция оцепила импровизированную манифестацию. Теперь желающие могли штурмовать вход или просто прогуливаться по мостовой в компании Шендеровича, Пархоменко, Парфенова, Артура Смолянинова и Евгения Асса. Чтобы люди чувствовали себя в безопасности, к суду подогнали три вместительных полицейских автобуса и пожарную машину. «Ни в коем случае не берите с собой плакаты! Если полицейские их увидят, они тут же начнут всех задерживать и избивать», — писали накануне в группе, посвященной ивенту.

Время от времени, отчаянно работая локтями, в толпу врезались пожилые люди с хозяйственными сумками и тележками. «Почему я не могу зайти в суд? Мне документы нужно в экспедицию отнести! Кто вы такие? Что здесь происходит? Я не подписывалась участвовать в акции!» — кричали возмущенные граждане. Но ничего поделать не могли — так и оставались стоять в окружении богемы и журналистов.

А вот сотрудникам подсудимого все были рады пойти на встречу. Пред актером Никитой Кукушкиным людское море расступается на раз — как перед Моисеем. "Я из «Седьмой студии»" сообщает охране женщина в розовом, и ее тоже пускают в помещение.

Замечаю в толпе знакомую, которая раньше работала в администрации «Гоголь-центра», — пришла поддержать бывшего начальника. Просто Кирилл Серебренников — это такой человек, которого любят и уборщицы, и билетеры, и сисадмины. Попросил ее познакомить с кем-нибудь из труппы — ну, там, пообщаться, типа «Что вы чувствуете?» Знакомая посмотрела на меня как на дурачка и подтвердила мою догадку: актеры «Гоголь-центра» никогда ни с кем ни о чем не разговаривают. Ну, так уж у них заведено.

Тут выясняется, что в зал не могут пробраться участники процесса. «Пропустите поручителей! — кричат судебные приставы. — Прохорова! Друбич! Пропустите Прохорову!» Для сестры миллиардера пытаются организовать коридор, но попасть внутрь у нее получится еще очень нескоро.

Внутри — ад. Все находятся в коридоре под дверью зала заседаний. В углу телевизор передает трансляцию. Некоторые пытаются снимать, но их тут же скручивают и вышвыривают на улицу. Понять речь судьи или обвинителя на процессе и так-то задача не из простых (театральных людей это особенно бесит — они все время хотят отправить судейских на курсы сценической речи), а на разбитом телевизоре все совсем плохо — даже не хочется вслушиваться.

И очень жарко. Примерно как в печке. С публики градом катится пот, они изо всех сил размахивают веерами, да еще параллельно пытаются вслушиваться в жуткую скороговорку участников заседания. Обвинитель говорит, что Серебренникова надо непременно изолировать от общества, потому что он уже высказывал явное намерение уехать за границу. Ну да! А зачем, спрашивается, он пытался получить назад изъятый загранпаспорт?

Интересуюсь у Прохоровой: как ей вообще это все? Она говорит, что не может прокомментировать, потому что плохо умеет ругаться матом. Тем временем адвокат предлагает внести за подследственного залог 68 миллионов рублей (сумма инкриминируемого ущерба), которые в два счета можно будет собрать с помощью краудфандинга. Прохорова заходит в зал и говорит, что и собирать ничего не надо, потому что она прямо сейчас готова выложить любые деньги, чтобы освободить Серебренникова-бессеребренника.

Подсудимый и сам постоянно повторял, что он — духовный человек, что он не про деньги, что ему просто нравится ставить спектакли, а больше не нравится ничего, что он даже понять не может, в чем именно его обвиняют, — не разбирается в экономических материях. Как ему теперь ставить оперу в Штутгарте и спектакль по «Маленьким трагедиям» в Москве? Как снимать фильм про Цоя? Серебренников действительно производил впечатление растерянного и социально дезадаптированного человека, а не скользкого и жестокого менеджера культуры с ледяным взглядом, каким мы привыкли его себе представлять. «Родители, квартира, тяжелые заболевания» — ну разве что бейсболку козырьком назад надел.

На улице, судя по всему, гораздо интереснее. Стены буквально трясутся от дикого топота, свиста, хлопков и криков «Позор!». Это сторонники Серебренникова, оставшиеся снаружи, пытаются вступить с судом в диалог. Получается странно. Например, адвокат или поручитель говорит, что Серебренников — очень хороший человек, которого нужно немедленно отпустить, а за стеной: «Фу! Позо-о-ор!»

Среди измученной, раздраженной публики, кататонически раскачивающейся в такт нераспознаваемому бубнежу судьи, прохаживается Петя Верзилов в розовой рубашке. Для меня Петр всегда был таким человеком, который случайно встречает тебя в Москве, сразу всучивает в руки коробку с бразильскими тараканами, и вы идете в какой-нибудь районный суд протестовать против приговора Андрею Ерофееву. После того как рассосалась «группа Война», Петр посвятил себя организации культурного протеста. Лет семь назад начал вооружать культурную общественность, давить на художников и селебрити, чтобы те активнее защищали Химкинский лес, ну и потом все это вылилось в такой социальный феномен как «Пусси Райот».

Серебренникова, правда, не надо раскручивать, он и так знаменитый. Переманивать на сторону оппозиции культурный истеблишмент — тоже вряд ли актуальная задача. Все-таки Донбасс, убийство Немцова, закон Димы Яковлева или закон о гей-пропаганде — это гораздо более ужасные вещи, чем гонения на одного конкретного художника. Культурные люди постоянно говорят, что «все, это край, больше никаких дел с властью, ни копейки у них больше не возьмем», но никто все равно не спешит ставить спектакли у себя на дому. Ну, нравятся людям декорации, реквизит, большие коллективы.

После неутешительного финала публика еще долго не расходилась. Какие-то девочки пели песни Виктора Цоя, как бы намекая на фильм «Лето», который теперь будет трудно закончить. «Ничего страшного, по скайпу доснимет. Он уже так делал, нормально получается», — сказал кто-то в толпе.

И в самом деле, ничего страшного.

Источник