Риск войны есть всегда

В последнее время в России все больше актуализируются вопросы образа будущего. Искомый образ ищут политики, ищет молодежь на всемирном фестивале в Сочи, ищут школьники в сочинении «Россия, устремленная в будущее».

Образ будущего ищут ученые и политтехнологи, социологи и футурологи. Сейчас только ленивый не дает своих прогнозов на будущее, многие из которых поражают аудитории своей грандиозностью и фантастичностью.

Но существуют и серьезные эксперты, в том числе и в нашей стране, изучающие проблемы будущего системно, на глубоко научной основе, их прогнозы профессиональны и точны. Одной из известных проектных групп такого направления является «Знаниевый реактор». Мы встретились с ее научным руководителем — футурологом, или как он сам себя предпочитает называть прогностиком, Сергеем Борисовичем Переслегиным и поговорили о том, что ждет Россию в ближайшем будущем.

- Сергей Борисович, каковы наши возможности дать адекватный прогноз на будущее? На чем он должен базироваться — на достижениях науки и техники или на наших собственных идеологических представлениях?

- Наука работает с аналитическими системами. Но человеческое общество, тем более в сочетании с биосферой и ноосферой, система хаотическая. Осмысленных техник работ с такими системами нет.

Когда вы занимаетесь прогнозом будущего, вы должны писать детектив. В хорошем классическом детективе развязка полностью вытекает из сюжета, но для читателя абсолютно неожиданна. Это и есть свойство прогноза, он всегда вытекает из предыдущего и является неожиданным.

Используя классическую технику прогнозирования: субъект-объект-контекст-инструмент и имея прогностический талант, мы довольно хорошо можем прогнозировать будущее. Из этого не следует, что мы можем предсказывать «дикие карты», но мы можем предсказать область, в которой неожиданные изменения возможны и быть к ним готовыми.

В этом отношении техника прогнозирования сейчас очень хорошо развита и в данной области Россия значительно превосходит остальной мир. В этой области, наверное, от нас отстали навсегда все, кроме, может быть, японцев. Наши прогнозы в общем и целом оправдываются. Я не говорю о кризисе 2008 года, его предсказывали абсолютно все, но не писали открыто, поскольку заказчик не хотел о подобном читать. Такой прогноз является тривиальным, как и прогноз кризиса на Украине с ее вероятным распадом на регионы. Этот прогноз мы сделали еще в 2010 году в Донецке. А вот что действительно было любопытным — это предсказание избрания Трампа, которое мы сделали и опубликовали до выборов. И избрание Трампа, и исход Брексита и возможная переориентация конфликта в Сирии — это реальные истории. Используя научные и интерактивные игровые методы, многие значимые элементы мы можем уловить, мы гордимся, что это умеем в своей стране.

- Буквально в минувшем году в России вдруг стал актуальным вопрос образа будущего. С чем связана эта актуализация? Это естественный запрос на футурологию или искусственный?

- Одна из причин заключается в проведении в 2018 году президентских выборов. Выборы никогда не являются формальной вещью и дело здесь не в воле избирателей. Выборы — возможность для правящей элиты наметить шаги развития, это всегда повод для рефлексии пройденного пути и собственного управления. Для России такая рефлексия не свойственна. Мы все-таки страна автократическая и для нас постоянная рефлексия через общественное мнение — вещь неестественная, да и по-хорошему не нужная. Но выборы дают возможность на себя посмотреть.

Сейчас Россия вроде бы снова противостоит Западу. Но если взглянуть на нашу Конституцию, наши идеологические документы, выясняется, что у нас нет принципиальных разногласий с Западом. Мы тоже строим капитализм, тоже хотим находиться в режиме глобализации. Встает вопрос: на каком основании мы с ними конфликтуем? И мы могли бы признать, что это конфликт за интересы и власть, но интуитивно все понимают, что он носит более глубокий характер. Если конфликт не исчерпывается интересами, необходимо понять его содержание, он должен стать конфликтом культурных кодов, а это всегда конфликт представлений о будущем. Мы должны ответить на вопрос: во имя чего мы продолжаем противостоять Западу?

Если внимательно изучать англосаксонскую политику с начала Первой мировой войны, то мы обратим внимание на то, что ее лейтмотивом был «футуроцид» - уничтожение нежелательных для себя образов будущего. Все неугодные Западу образы будущего - от германского времен кайзера Вильгельма до ливийского времен Каддафи - были безжалостно уничтожены. Само по себе это преступление против человечества, но за это их пока не судят. Как написал Роберт Шекли в 80-е годы, если последовательно уничтожать все образы будущего, то в какой-то момент приемлемого образа будущего вообще не останется. Мы к этому пришли, и стало понятно, что следование существующему мейнстриму приведет нас к неприемлемому для нас будущему. По-настоящему это понимают и в США, и собственно избрание Трампа есть некий ответ на этот вызов. Россия это много лет чувствует, а сейчас стала понимать. Если все существующие образы стали для нас неприемлемыми, нужно срочно делать какой-то другой.

- Какие вызовы стоят перед нашей страной сегодня и какие точки бифуркации предстоит нам пройти в будущем?

- Риск войны есть всегда. Сейчас он проявлен выше, чем когда либо. Полностью ушло поколение, которое что-то еще помнило про Вторую мировую и представляло, во что может вылиться Третья. У военных всегда есть соблазн попробовать, а у современных политиков есть ощущение, что большинство путей ведет в пропасть, почему бы не посмотреть, не будет ли военный выход одним из неплохих решений? Россия должна быть готовой к войне, но для нас желательно не проходить через это испытание еще раз.

Следующая развилка — так называемая проблема третьей России. Два исторических цикла дали нам две разных России. Это удельно-княжеская Россия, она же Гардарика, страна крепостей, и имперская Россия, родившаяся на Куликовом поле и закончившаяся с распадом СССР.

Конструкция новой России пока непонятна, и какой она будет это главнейшая точка бифуркации. В свое время наша группа «Знаниевый реактор» пришла к выводу, что в России возникает множество имперских центров московского типа. Владивосток, Хабаровск, Красноярск, Ростов-на-Дону становятся центрами управления и экспансии. Москва оказывается над ними сверхперегретым объектом и организует политику поверх этой структуры. Огромное количество точек и центр — нейтронная звезда. Это одна из красивых моделей возможного будущего России.

Еще одна точка бифуркации — технологический уклад. На сегодняшний день в мире господствует пятый технологический уклад. Он же постиндустриальный. И есть общее решение западных элит по созданию шестого — трансиндустриального, уклада роботов и людей. В России идет жесточайшая борьба четвертого и пятого укладов. Силовики и промышленники против либералов, постиндустриалов, экономических министерств и Центробанка. Борьба идет вокруг зоны точечной эмиссии и она жесткая. В этих условиях шестой уклад должен бы встать в управленческую позицию, но не встал. Более того он все больше солидаризируется с четвертым, поскольку их роднит производство, деятельность. Но снесение пятого уклада это не только финансовый кризис, но и кризис городской среды. Точка бифуркации: строим шестой или сносим пятый?

Следующая точка — глобализация. Наша группа склоняется к тому, что после украинского кризиса и введения режима санкций глобализации в мире больше нет. Те, кто уничтожал глобализацию (а это не Россия), предполагают постглобализацию. Возможны разные варианты: космокапитализм, обобществление инфраструктуры, экологическая модель и т.д. Тут тоже нужно будет выбирать.

Также мы стоим на грани новой научной революции. У нас с одной стороны цифровая экономика разгружает науку от решения кучи задач, а с другой в жесткой форме ставит вопрос о новой парадигме познания. Кто справится с этим, будет определять следующий век. Продолжаем ли мы следовать в русле мировой науки, что по крайней мере безрисково? Либо мы начинаем понимать, что наука имеет кучу абсолютно неглобальных оснований и пределов. Поэтому попытаться бросить вызов, создать собственное здание научного знания. При этом легко можно выпасть не просто в лженауку, а в какой-нибудь иллюзорный мир.

Все эти бифуркации можно объединить в одну. Каким образом наша страна собирается преодолевать постиндустриальный барьер, то есть переходить к следующей фазе развития?

- Какие «ловушки» истории нас ожидают?

- Есть ловушка «энергетически-сырьевая» - остаться энергетической сверхдержавой, зафиксировать это место и постараться от него не уходить. Слава Богу, крах глобализации и введение режима санкций нас от этой ловушки уводит.

Часть наших элит до сих пор живет в ловушке глобализации. Это выглядит смешно, как будто накануне Первой мировой войны вам вдруг говорят, что Российская, Германская и Австро-Венгерская империи — полноправные члены концерта ведущих держав и так будет всегда.

Очень интересна инновационная ловушка. Следуя ей можно постоянно перестраивать свое производство, все время покупать новые технологии и при этом всегда оставаться неконкурентноспособными.

Очень важная ловушка связана с тем, что все попытки стран экономики второго уровня (как Россия) перейти к экономике первого уровня заканчивались тем, что катастрофическим становилось давление стран первого уровня. Очень трудно из более низкой зоны инвестиций и доходов попасть в более высокую. За всю историю это удалось только Японии. Все помнят, чем она заплатила.

Очень важной вещью является элитарная ловушка. Элиты, находящиеся у власти, в какой-то момент времени теряют связь с реальностью. Они начинают считать, что принятое ими решение обязательно для всех, включая Вселенную и Господа Бога. Мы должны помнить, что элиты действительно принимают решение и в этом плане действительно находятся в будущем. С другой стороны, должны помнить, что будущее не предопределено принципиально.

Когда элитарий начинает считать, что он действительно знает все и может всем управлять, неизбежна катастрофа этого человека и типа элит, к которому он принадлежит. Проблема элит в том, что они теряют связь с реальностью и представление о непредсказуемости истории. Для России с ее предельной элитарностью это чрезвычайно важно.

Ну и стоит сказать о ловушке перехода к шестому технологическому укладу. Это безработица таких масштабов, которых человечество никогда в жизни не видело.

Мы живем в мире, в котором классическая марксистская модель революции не работает. Задача любой революции — замена элиты на более конкурентоспособную и преодоление отставания производительных отношений от производительных сил. Посмотрите, какие проблемы вызывает появление искусственного интеллекта. До сих пор существует масса проблем, которые требуют решения революционного типа. При этом элиты привыкли к тому, что марксистская модель не работает и риски равны нулю, а это является ловушкой, резко замедляющей развитие.

Революция отличается от бунта проектной составляющей и, значит, наличием контрэлит. Сама по себе тенденция к развитию, заложенная в любом государственном механизме приводит к катастрофическому обрушению системы. Как это случилось в 1991-м году, потому что проектно систему обрушить не удалось.

И тут нас две ловушки. Первая — революция все спасет. При этом революцию упорно понимают по 1917 году. Вторая — никогда революции больше не будет, у нас должен быть порядок и устойчивое развитие. И то, и другое уже не сработает. Вероятнее всего России будет нужна жесткая осмысленная революция сверху. И, вероятнее всего, она будет в России осуществлена.

Разговор о будущем может быть бесконечным, и он будет продолжаться. Очевидно одно — перспективы перед нашей страной открываются колоссальные, и, хотя наш путь и не будет усыпан розами, но если мы примем правильные решения, то будущее может быть красивым и сильным!

Беседовал Андрей Тихонов