Города — это вторичные, производные, миметические территории. Будущее за сельской местностью.
Такой неочевидный тезис выдвинул Рем Колхас выставкой «Сельская местность, будущее», состоявшейся в 2020 году в музее Гуггенхайма. Он предположил, что сельская местность стала основным источником инноваций на планете где-то в 1990-х или в начале 2000-х годов - это была тихая революция, которую тогда никто не заметил, потому что социологи были заняты глобальными городами и темпами урбанизации. Возможно стоит расширить его тезис на все новейшее время. Капиталистические отношения возникли не в рыночных портовых городах, а в английской деревне. Коммунизм впервые пришел к власти на крестьянских окраинах России, Китая, Кореи, Вьетнама и Кубы. А революционная эстетика будущего, модернизм, выросла из все еще сохранявшейся в начале XX века близости между городом и деревней. Ласло Мохой-Надь, модернист среди модернистов, родился в сельской Венгрии и вырос с мечтой о фантастических футуристических городах. Когда в возрасте десяти лет он наконец посетил Сегед, он увидел скромные двухэтажные дома и отказался открывать глаза до конца поездки. Почему второй город Венгрии был таким отсталым? Почему он не мог сравниться с его сельскими грезами?
Многократно отмечалось, что первоначально архитектурной моделью модернистского движения были американские сельские элеваторы: высокие цилиндры из сплошного бетона, соединенные между собой в плотные ряды или соединенные длинными тонкими подвешенными в небе трубами. Основатель Баухауса Вальтер Гропиус еще в 1910 году наткнулся на изображения этих «ровных промышленных соборов», расположенных на бесконечных просторах сельскохозяйственных угодий на окраинах едва заметных городов американского фронтира, и начал демонстрировать эти странные громоздкие чистые формы на своих многочисленных передвижных лекциях и на страницах своего издания «Werkbund». Они стали символами незнакомого будущего, которое неминуемо наступит во всемирном масштабе. Эти бетонные монументы в отдаленной Миннесоте или на окраинах Баффало были построены не для людей, а для зерна из Дакоты или кукурузы из Айовы. Однако для Гропиуса, Ле Корбюзье и многих других первых проповедников модернизма они олицетворяли новый образ человечества, автобан художественного и промышленного движения между деревней и городом, способ перенести инновации с периферии в более функциональную, элементарную и заново очаровывающую городскую цивилизацию будущего.
Последнее время я часто смотрю фотографии зданий дата-центров. Когда он только готовил выставку про сельскую местность, Колхас был прямо таки одержим этими сооружениями. Как правило, это низкие прямоугольные здания с плоской крышей, которых снимают почти исключительно с самолета или дрона. Раскинувшись по сельской местности или окраинам городов на дешевых землях Невады или Аризоны, юго-востока Небраски или запада Айовы, во Внутренней Монголии или на окраинах Сингапура или Мумбаи, они являются одними из крупнейших сооружений, когда-либо построенных человечеством. Почти все время там темно. В них никто не работает. Когда инженеры посещают их для техосмотра, они включают тусклое ночное синее или розовое освещение, которое создает впечатление сплошного кибертумана. Для Колхаса они олицетворяют величие XXI века. Это наши новые зернохранилища. «Таково постчеловечество», — пишет Колхас о промышленном центре Тахо-Рино в Неваде. «За последние 100 лет не было архитектуры, которая обладала бы подобной энергетикой. Эта архитектура исключительно про коды, алгоритмы, технологии, инженерию, а не про функцию. Ее скука гипнотизирует, ее банальность захватывает дух. Внутри, из-за отсутствия внешнего освещения наблюдается завораживающий эффект от множества ламп и гула машин. Эта нулевая степень архитектуры не может не привлекать».
Но за десять лет, прошедших с тех пор, как Колхас начал говорить о своем очаровании дата-центрами, многое изменилось. Распространение этих гигантских комплексов по сельской местности началось еще до того, как Уолл-стрит нашла новую причину для раздувания финансового в виде искусственного интеллекта. Когда я впервые услышал, как Колхас предположил, что дата-центр станет архитектурной парадигмой нашего века, я подумал, что он тоже занят раздуванием пузыря. Без всяких украшений, исключительно функциональный, но в то же время своего рода поэтический элеватор представлял собой промышленную модель, которая могла вдохновлять на проектирование абсолютно человеческих живых функциональных комплексов: огромные фабрики, башни социального жилья, бетонные небоскребы с улицами на небе, повторяющими трубы, соединяющие силосные башни. Напротив, дата-центр кажется символом того, как в постиндустриальную эпоху село и город перестали общаться. Ничто в городе не будет построено по его образу, потому что он не представляет никаких реальных эстетических инноваций: дата-центр — это просто очень большой склад для компьютеров. Он был значим не потому, что его дизайн предлагал новые направления развития для наших городов, а потому, что он выделялся на фоне сельской Невады и перенести его в город никому не приходило в голову. Его городское будущее оставалось весьма туманным.
Однако сегодня можно сказать, что в некотором смысле Колхас был прав. Сельская местность по-прежнему оказывает на нас огромное влияние. В последние несколько лет искусственный интеллект произвел серьезное давление на инфраструктуру дата-центров. Потребность в энергии резко возросла. Растет потребность в более быстрых сетевых соединениях. В результате география дата-центров преобразилась и уплотнилась: огромные проекты в сельской местности продолжают строиться и дальше, но сеть дата-центров стала необходимой и в городах, ближе к технологическим компаниям и прочим клиентам. Сейчас в США уже есть дата-центры, расположенные в неприметных офисных зданиях в центре Манхэттена, Питтсбурга, Далласа, Шанхая.
У нового проекта, который реализуется сейчас на юге Чикаго своя история. «Illinois Quantum and Microelectronics Park» — это кампус с дата-центром для развития квантовых вычислений, построенный на месте бывшего завода «South Works» компании «US Steel», где также будут расположены торговые и медицинские учреждения. В период своего расцвета на этом заводе работало 20 тыс. человек. Основной арендатор «Quantum Park», компания «PsiQuantum», обещает нанять… 150 человек. Опустевший техноиндустриализм, зародившийся в сельской местности, теперь распространяется на опустевшие депрессивные районы наших постиндустриальных городов. В этом смысле дата-центр является архитектурной парадигмой нашего времени. Являясь выражением чего-то действительно общего для всей страны и города, он олицетворяет архитектурную форму экономики, в которой работники расставляют товар на полках или предоставляют медицинские услуги, в то время как капиталы сколачиваются и энергия тратится рядом в крайне эффективном и лишенном какой бы то ни было поэтичности «WalMart»-модернизме.