Краткая история позднего капитализма

Поздний капитализм - неоднозначный термин. Поздний капитализм может означать смерть или завершение, как, например, когда мы говорим о покойном дедушке или позднем вечере.

Когда немецкий социолог Вернер Зомбарт впервые использовал этот термин в начале ХХ века, поздний капитализм действительно означал конец капитализма. Однако «поздний» в превосходной степени также означает современный или передовой, указывая не на гибель чего-то, а на его совершенствование и развитие. Австрийский марксист Рудольф Хильфердинг, анализируя те же события, что и Зомбарт, утверждал, что развитая экономика ХХ века была просто «последней фазой капиталистического развития». Эту фразу повторил Ленин, который не преминул напомнить своим последователям, что для буржуазии «не существует абсолютно безнадежной ситуации».

Несмотря на свою популярность в последние годы, особенно после финансового кризиса 2008 года и последовавших за ним левопопулистских социальных волнений, поздний капитализм - это не то понятие, которое отсылает к революции или образам прогресса. Оно может выражать скорее желание избавиться от капитализма. Но в основном оно работает как теория поворотных точек, из которых ничто никогда и никуда не поворачивается, если только не к худшему.

Традиционно социалистические левые считали, что капитализм подвержен кризисам - не просто подъемам и спадам делового цикла, а все более и более крутым потрясениям, которые невозможно преодолеть в рамках ограничений системы. Со временем эти кризисы должны завершиться «либо революционным переустройством общества в целом», как гласит каноническая формулировка, «либо общим разорением противоборствующих классов». Хотя это вряд ли детерминистское видение будущего - «общий крах противоборствующих классов» является реальной возможностью - такая теория революции зависит от теории кризиса.

По мнению Зомбарта, поздний капитализм устранил эту кризисную тенденцию. Государственное регулирование рынка, появление прослойки управленческой бюрократии, профсоюзы, социальное страхование и прогрессивное трудовое законодательство, концентрация и координация корпораций - все эти события ослабляют «циклические колебания экономической системы». Без намека на революцию или крах поздний капитализм превращает капитализм в «исчезающую или отступающую экономическую систему». Иными словами, капитализм закончится, но не рухнет.

Адорно не желает делать этот последний шаг - к концу капитализма, - но он повторяет практически все шаги Зомбарта. В своей влиятельной речи 1968 года он отметил, что поздний капитализм «обнаружил в себе ресурсы», о которых первое поколение марксистов и не подозревало: повышение уровня жизни масс, поглощение рабочего класса средним, управляемый рост индустриальных экономик и прекращение кризисов, которые когда-то травмировали и рабочих, и собственников. Благодаря этим мерам поздний капитализм откладывает конец капитализма до греческих календ, то есть навсегда. Капитализм никогда не закончится.

Книга Эрнеста Манделя «Поздний капитализм» (1972) является наиболее серьезным и полным размышлением на эту тему. Он исходит из того, что управляемый государством рост и перераспределение послевоенной эпохи - Les Trente Glorieuses или «Золотой век», - который Зомбарт и Адорно считали само собой разумеющимся, скоро закончится. Поздний капитализм Манделя - это то, что приходит после позднего капитализма Зомбарта и Адорно. Далеко не отменяя действующий принцип капитализма – конкурентная гонка ко все более высокой норме прибыли за счет производства товаров и эксплуатации труда, - поздний капитализм является его «самым крайним выражением». Вместо того чтобы смягчать антагонизм и умиротворять рабочих, поздний капитализм - это стадия, когда конфликт «принимает взрывную форму» и приводит «к распространению кризиса». Это 1970-е годы, и «массовое революционное движение международного рабочего класса» «приближается». С чего это все Мандель взял?

Экономический рост и увеличение нормы прибыли никогда не бывают медленными, устойчивыми или гарантированными, говорит Мандель. Но и случайными их не назовешь. Они происходят «длинными волнами» по четыре-пять десятилетий: с 1793 по 1847, с 1848 по 1893 и с 1894 по 1939 год. До начала волны огромные запасы капитала лежат без дела, ожидая, когда откроются каналы прибыли и инвестиций. Затем, внезапно и по разным причинам - труд становится дешевле из-за войн, безработицы или миграции; сырье обнаруживается и захватывается путем имперских завоеваний; создаются новые рынки на неосвоенных континентах или в сферах социальной жизни, таких как домашнее хозяйство – получение прибыли становится возможным. И волна поднимается.

По мере подъема волны прибыль растет все быстрее и быстрее; фазы роста становятся длинными, а спады - короткими. Капитал вкладывает средства в технологические инновации, не просто машины, снижающие потребность в человеческом труде, но, что более важно, машины, создающие «движущие механизмы» (паровой двигатель, двигатель внутреннего сгорания, компьютер), которые приводят в движение и меняют производство в массовом масштабе. Чем больше труда экономится благодаря этим машинам, тем больше прибыль.

Затем, по мере подъема волны, прибыль и рост замедляются; теперь фазы роста становятся кратковременными, а спады - продолжительными. Некоторые из причин замедления являются условными - сокращение международной торговли или появление новых конкурентов, у которых более низкие цены, - но самой главное причиной является то, что когда-то делало инвестиции выгодными: машинное производство движущих машин. Производительность, которую можно извлечь из рабочих, непредсказуема. Она зависит от власти капиталиста, согласия рабочих, а также от наличия или отсутствия других рабочих, более обездоленных, чем эти («промышленная резервная армия»). То, что могут делать машины, напротив, фиксировано конструкцией самой машины. Чем больше капиталист зависит от машины, тем меньше меняется его прибыль. Когда у конкурентов становится достаточно машин, извлекать из них прибавочную стоимость становится все труднее. Когда прибыль стагнирует, инвесторы бегут. Волна разбивается о берег и отступает.

По мнению Манделя, четвертая волна капитализма началась в 1940 году, достигла пика в 1966 году и сейчас обрушивается на весь мир. В первой половине этой волны капитал черпал свои ресурсы в перевооружении во время Второй мировой войны и холодной войны; распространении промышленных методов во всех сферах экономики и по всему миру; растущей автоматизации в результате цифровой революции; и дешевой рабочей силе, созданной подавлением заработной платы при фашизме и Второй мировой войне.

Однако к 1960-м годам сочетание профсоюзов на Западе и реально существующего социализма на Востоке привело к повышению цены труда в капиталистическом мире и закрытию остального мира для капиталистических инвестиций. Глобальная индустриализация производства капитала и товаров потребления (а не просто, как в XIX веке, добычи сырья) означала, что уровни производительности и нормы прибыли сближаются в разных регионах, странах и отраслях. Основное место, где можно было найти дополнительную прибыль, - это «технологическая рента», заложенная в законной монополии фирмы на технологические инновации или длительное время (и ресурсы), которое потребовалось бы конкурентам для разработки этих инноваций. Это был поздний капитализм: крупные транснациональные корпорации, действующие в условиях действительно глобальной и конкурентной экономики, гонялись за технологической рентой по всему земному шару.

Мандель явно надеялся, что капитализм дошел до конца. На фоне глобальной волны забастовок и растущей инфляции конца 1960-х - начала 1970-х годов казалось, что капиталу позднего периода, в отличие от его предшественника XIX века, некуда деваться. Все старые средства защиты - государственное вмешательство, контроль над монополиями, легкие кредиты - больше не работали. Снижение нормы прибыли было неизбежно. Долгожданный кризис и, как следствие, революция были близки.

Однако существовала еще одна возможность. Почему, если машина не дает больше прибыли, то работодатели не могли получить больше продукта со стороны своих рабочих, не платя им больше? Возможно, трудящиеся привыкли к постоянно растущей зарплате и более высокому уровню жизни послевоенной эпохи, но это не было законом природы. Что, если капитал сможет убедить или заставить трудящихся согласиться на более низкую зарплату и уровень жизни? Если он не сможет «сломить сопротивление наемных работников» и повысить норму прибыли, капиталу не избежать грядущей длительной стагнации. Мандель успокаивал себя мыслью о том, что объявление войны рабочим «немыслимо» без масштабного расшатывания и разворота послевоенного устройства. Только фашистам удавалось так сломить рабочее движение. Родившийся и воспитанный в кейнсианском комфорте, рабочий класс никогда бы этого не потерпел.

Но так вышло, что они так и сделали, и вот что они получили: не революцию рабочих, а контрреволюцию Пола Волкера и Рональда Рейгана, а также создание огромной промышленной резервной армии из бедных рабочих в Азии и других странах. Стагнация была долгой, а падение реальной заработной платы - еще более продолжительным. Это был поздний капитализм, который Мандель мельком упоминает в отдельных фрагментах своих работ и в котором мы все уже привыкли жить.

«Капитализм не умрет естественной смертью», - писал Вальтер Беньямин. В моменты замедления роста или кризиса многие левые надеялись на обратное, представляя себе крах капитализма как неизбежное следствие его функционирования. В конце XIX века Карл Каутский, один из крупнейших теоретиков немецкого социализма, заявил, что «непреодолимые экономические силы ведут с уверенностью к гибели в кораблекрушении капиталистического производства». В первые десятилетия XXI века более скромный преемник Каутского, Вольфганг Стрик, по-прежнему утверждает, что «капитализму грозит Götterdämmerung» из-за его склонности к саморазрушению. От отсутствия веры в утопию левые никогда не страдали. И если что-то на самом деле подрывает способность левых оставаться политическими реалистами, так это вера в спасительную силу катастрофы.

Современные левые надеются, что изменение климата, наконец, поставит капитализм на колени. Это тоже старая фантазия. В конце книги «Протестантская этика и дух капитализма» (1905) Макс Вебер плаксиво спрашивает, как долго простоит железная клетка капитализма. Единственная надежда на освобождение кроется в конечности ископаемого топлива: капитализм будет господствовать над своими обитателями «до тех пор, пока не сгорит последняя тонна ископаемого угля». Эту фразу, по словам Зомбарта, Вебер любил повторять в частных беседах. Но Зомбарт не был впечатлен. Существовала не только гидравлическая энергия и энергия приливов и отливов, но и солнечная энергия, которая впервые была использована еще в 1902 году на страусиной ферме вблизи Лос-Анджелеса. Единственный вопрос для капитализма заключался в том, можно ли превратить это в прибыль. Данные, полученные в Египте, Перу, Чили и Южной Африке, говорят о том, что это возможно. Для буржуазии не существует безвыходных ситуаций.

Но в марксовом каноне кризиса капитализма скрыт урок для левых. Норма прибыли, писал Маркс, «устанавливается лишь путем постоянной борьбы между капиталом и трудом: капиталист постоянно стремится понизить заработную плату до ее физического минимума и удлинить рабочий день до его физического максимума, тогда как рабочий постоянно оказывает давление в противоположном направлении. Дело сводится к вопросу о соотношении сил борющихся сторон».

Прибыль - это не просто вопрос экономики, это вопрос власти. В отличие от машины, сила объединенных пролетариев не может быть определена заранее. Вопрос о том, насколько велика сила рабочих и насколько велика прибыль капиталиста, остается открытым и решается только в ходе самой борьбы. На заре позднего капитализма капитал усвоил этот урок. Что будет с нами в эти в лишь поздние или уже последние дни капитализма, будет зависеть от того, усвоит ли труд этот урок.

NLR