Информационные войны от Трои до Бахмута. Лекция 6. Наполеоновская пропаганда

Центр политического анализа и социальных исследований продолжает публикацию курса лекций «Информационные войны от Трои до Бахмута: как противостоять деструктивной пропаганде».

История информационных войн от первых шагов человечества до современности, особенности использования пропаганды в наши дни, как распознавать пропаганду и как противостоять ей - обо всем об этом говорится в курсе лекций политолога, директора АНО Центр политического анализа и социальных исследований, доцента Финансового университета при Правительстве России, члена Общественной палаты Москвы Павла Данилина.

Проект реализуется при поддержке Президентского фонда культурных инициатив.

 

Долгий XIX век

XIX век на первый взгляд не привнес существенно нового в механизмы донесения тех или иных тезисов до широких масс. Мы имеем дело все с теми средствами убеждения — визуальными, текстуальными и устными практиками. И в то же время Французская революция и последующие события изменили многое в сознании людей и — не в последнюю очередь — властителей. Стало понятно, что сам вопрос о власти далеко не всегда является бесспорным. За счет «убалтывания» масс можно менять правительство и свергать монархии, обезоруживать врагов и вдохновлять сторонников.

Еще одно важнейшее изменение: XIX век стал эпохой выхода наций на историческую арену. Нация — сама по себе сильная пропагандистская концепция, которая постепенно приходит на смену сакральной монархической власти. В конечном счете, это приведет к переформатированию пропагандистских нарративов — через десакрализацию власти монарха к сакрализации «власти народа» и апелляции к «истинно народному началу» в качестве обоснования любой идеи правления. Потому XIX век стоит рассматривать отдельно в рамках разговора о механизмах воздействия на мнение социума. Тем более что именно в это время само представление о существовании «общества» и «общественного мнения» приобретает свои базовые черты. Плюс ко всему, развитие печатного дела, равно как и распространение образования в широких кругах дает в XIX веке новое оружие для пропагандистов для воздействия на публику – не только элитарную, но и массовую – а именно литературу.

В этом контексте эксклюзивными чертами пропаганды данного периода являются не столько новые механизмы, сколько качественно иные тенденции, такие как:

1. Национализм - в качестве определяющей идеологии (превосходство одних народов и их союзов над другими).
2. Патриотизм - в смысле базового обоснования политического действия и пространства власти.
3. Расширение идеологической борьбы внутри государств (в числе прочего за счет прямого и косвенного иностранного влияния).
4. Расширение механизмов цензуры.
5. Глобализация пропаганды (в смысле трансграничного характера информационно-идеологического воздействия — с этого периода нормой становится воздействие не только на собственную, но и на заведомо чужую аудиторию).

Из новых пропагандистских механизмов для рассматриваемого периода стоит отметить изобретение телеграфа — мобильного средства передачи информации — и фотографии (и иных механизмов фотографической передачи информации) — то есть «достоверной» фиксации реальности.

Одним из наиболее принципиальных новаций этого периода является относительно массовая фиксация восприятия пропагандистских нарративов. В предшествующие периоды мы можем фиксировать преимущественно сами месседжи пропаганды, в более редких случаях — реакцию на внедрение идеологем. В XIX веке у нас уже появляются свидетельства восприятия (равно как и неприятия) пропангандистского нарратива широкими слоями населения.

Мы не можем в данном контексте описать весь спектр идеологического воздействия на различные страты обществ даже в одной Европе, потому попытаемся сосредоточиться на наиболее близких для нашего общества темах — то есть преимущественно на отечественном или связанном с Российской империей материале. Начать же придется с материала прямо не относящегося к российской истории. А именно — с наполеоновской пропаганды.

 

Дело герцога Энгиенского

Наполеоновская Франция выходит из Революции и предлагает все то, что непосредственно будет влиять на дальнейшее развитие пропагандистских практик — продвижение идеи единовластия, идеи нации, военную пропаганду нового типа и совершенно новый подход к цензуре. Эту отлаженную систему контроля на финальном этапе существования Директории начал создавать министр полиции Жозеф Фуше, который, примкнув к Наполеону после 18 брюмера, когда Бонапарт разогнал Директорию и парламент, сохранил свой пост. Фуше тут же запретил 11 журналов и пристально следил за всеми видами издававшейся во Франции периодики. Его наработки активно использовал в свою очередь и сам Наполеон Бонапарт, который таланты Фуше оценил по достоинству.

Впрочем, к одному из наиболее наглядных примеров управления общественным мнением, а именно к делу герцога Энгиенского, Фуше отношения не имел. Этот процесс – творение министра иностранных дел Франции Талейрана. Самому Фуше приписывают такую фразу по поводу этого дела: «Это хуже, чем преступление. Это ошибка». Тем не менее, несмотря на то, что некоторые считали процесс над герцогом Энгиенским ошибкой, а его казнь действительно ополчила против Франции ряд государств, вошедших в состав Третьей коалиции (Австрийская империя, Российская империя, Великобритания, Швеция и Неаполитанское королевство), сам Наполеон получил в результате этого процесса только дивиденды. Поскольку казнь герцога в ночь с 20 на 21 марта 1804 г. вызвала невероятный шум в прессе и при дворах феодально-абсолютистских монархий (об этом хорошо написали Лев Толстой в «Войне и мире» и Альберт Манфред в биографии Наполеона[1]), а изощренность проведения пропагандистского освещения данного процесса заслуживает отдельного рассмотрения, все же кратко осветим суть дела[2].

Бонапарт рвался к трону. Он уже был с 1802 г. пожизненным консулом, но этого ему было мало. Наполеон хотел учредить во Франции новый монархизм на основе «нового дворянства» - разбогатевшей во время Директории и Консульства крупной буржуазии и генералитета - во главе с династией Бонапартов. Для этого необходим был полный разрыв с прежней династией Бурбонов. Потребовалась жертва. Ее и нашел Талейран. Жертвой стал Луи-Антуан де Бурбон-Конде - герцог Энгиенский, один из генералов пресловутого «корпуса Конде», состоявшего из эмигрантов-роялистов на службе Англии и России и сражавшихся в 1799 г. в Швейцарии на стороне армии А. В. Суворова.

В начале марта 1804 г. в Париже был раскрыт роялистский заговор. Герцог Энгиенский (как и соперник Наполеона республиканский генерал Виктор Моро) не имели к нему никакого отношения. Тем не менее, арестовали обоих. Моро Наполеон расстрелять побоялся - слишком велика была популярность республиканского генерала в армии и стране. Его судили, а затем через Испанию выслали за границу (Моро эмигрировал в США). У герцога Энгиенского популярность была другого рода - еще в 1792 г. революционный Конвент провозгласил его наряду с другими аристократами-эмигрантами «врагом нации». Имущество всех Конде (младшей ветви царствовавшего до 1792 г, во Франции дома Бурбонов) было пущено с молотка и распродано хищным спекулянтам-буржуа.

Надо было совершить акт, навечно закрывающий Бурбонам путь на французский трон. И в ночь с 14 на 15 марта отряд французских драгун, нарушив границу, ворвался на территорию западногерманского княжества Бадей, в одном из замков захватил герцога Энгиенского и насильно увез его во Францию. В Венсенском замке наскоро был организован военный суд. Герцог был признан виновным и на рассвете 21 марта расстрелян во рву замка. Это была не только расправа над невиновным человеком; это был хорошо рассчитанный политический акт: отныне между Бонапартами и Бурбонами-старшими была пролита кровь Бурбона-младшего, и никакое примирение бонапартистов и роялистов стало невозможным. В феодально-абсолютистских столицах поднялся истошный вой. Казнь герцога Энгиенского 21 марта 1804 г. сравнивалась с казнью якобинцами Людовика XVI 23 января 1793 г.

По указанию Наполеона ведомство Фуше (на тот момент он не возглавлял Министерство полиции, но по привычке оно называлось по его фамилии) охотно пропускало на страницы французских газет всю ругань по адресу «узурпатора», но особенно смаковались эпитеты типа: Наполеон - это «Робеспьер на коне», «якобинец», «начальник гильотины» и т.п. Сам Наполеон подыгрывал этой истеричной газетной кампании. В парижских салонах после казни Энгиенского он несколько раз восклицал: «Да, я - это Французская революция», а в бессильных при нем законодательных органах империи не запрещал депутатам из «болота» громко кричать: «Да, да, граждане, он действует как революционный Конвент». Именно в обстановке подобной истерии с одной стороны (роялисты: «Наполеон - это якобинец»), и эйфории (республиканцы: «Он возвращается к политике Конвента») - с другой, Наполеону сравнительно легко удалось провозгласить себя императором в мае 1804 г. Спустя всего два месяца после казни Энгиенского. Одни были запуганы, другие – вдохновлены. А провозглашение Наполеона императором, получается, несколько остудило - вторых, и примирило – первых. Но главное, сам факт интронизации прошел спокойно. Таким образом в медийной кампании, сопровождавшей казнь герцога, было продумано все: даже публикация в печати несомненно прогрессивного буржуазного кодекса Наполеона появилась во французских газетах 21 марта 1804 г. на одной странице с извещением о расстреле Энгиенского.

Вскоре после возвращения Франции императорского статуса, Наполеон принимает решение порвать с одной из важных инициатив времен Республики. Он отказывается от нового календаря, чтобы подчеркнуть преемственность своей Империи и империи старого времени.

Жан-Поль Лоран. Герцог Энгиенский во рву замка Винсен (1873)

Впрочем, в том, что касается, внешнего эффекта, в результате дела Энгиенского Наполеон не приобрел новых сторонников, а, скорее, получил нескольких новых ярых врагов. Третья коалиция заставила Францию напрячься, однако лучшие генералы, маршалы и сам Наполеон вырвали победу у русских и австрийских войск. Однако отношение к Наполеону в дворянских кругах что Австрийской империи, что в империи Российской было неоднозначное – в основном – подозрительное. «Российский мелкопоместный дворянин, начитавшись сначала брошюрок времени Екатерины II о казни якобинцами Людовика XVI, затем - уже при Александре I - о расстреле герцога Энгиенского, справедливо полагал в 1812 г., что в Россию вторгся "французский Пугачев". Все эти далекие от "большой политики" мелкопоместные гоголевские Ноздревы или Коробочки, о которых один из современников ядовито написал в своих мемуарах: "Что таким людям до народной чести, до государственной независимости? Были бы у них только карты, гончие, зайцы, водка, пироги... вот все их блаженство", - все они были уверены, что Наполеон пришел лишить их гончих, водки и пирогов. Даже такой просвещенный человек и герой Отечественной войны 1812 г., как генерал Н. Н. Раевский, с тревогой писал в первые дни вторжения "Великой армии": "Я боюсь прокламаций, боюсь, чтобы не дал Наполеон вольности народу, боюсь в нашем крае беспокойства". Описывая эти помещичьи страхи в самом начале войны 1812-го года, будущий декабрист М. И. Муравьев-Апостол отмечал: многие дворяне были убеждены вначале, что, живи Наполеон в Италии, он "был бы начальником бандитов...; сделался бы в Германии разбойничьим атаманом, а в России — Пугачевым". Во многом этим обусловлено и почти поголовное единение дворянского корпуса вокруг Императора Александра I в противостоянии с Наполеоном. Вот какие далеко идущие пропагандистские последствия имела акция с расстрелом герцога Энгиенского на внешней арене»[3].

 

Военная пропаганда

В том, что касается организации информационной борьбы, начинал Наполеон, как человек военный, с пропаганды в своей армии. Важной работой в исследовании усилий Наполеона на этой ниве является материал Пола Нойманна «Военная пропаганда»[4]. В нем в концентрированной форме даны основы организации Наполеоном системы агитации и пропаганды.

Сначала Наполеон определил главные цели пропаганды. Если революционеры пропагандировали ценности и идеалы революции, то Бонапарт сразу же поставил в центр пропаганды себя, а адресатом сделал на первом этапе свою армию – позже «Великую армию», «Гранд арме». Только-только приняв командование над войсками в Италии в 1796 году, где французские силы были наиболее разболтанными, он издал знаменитую прокламацию: «Солдаты! У вас нет ни сапог, ни мундиров, ни рубах. Вам почти не хватает хлеба, а наши склады пусты. Тем временем, у врага все имеется в изобилии. От вас лишь зависит, чтобы все добыть. Вы хотите и можете это сделать. Итак, вперед!»

Как и на примере воззваний Папы Урбана II, мы видим здесь циничную эксплуатацию материальных нужд – армия Наполеона была голодной и оборванной. У нее не было средств. И единственное, что у нее было – задиристый французский дух, великолепный военачальник и немного вооружения. Но этого оказалось достаточно для будущей победы.

Немедленно после первых же побед Бонапарт начал распространять прокламации не только среди солдат, но и шире – среди всего гражданского населения Франции. Он прекрасно понимал, насколько велика ценность СМИ. Известно, например, суждение Наполеона о роли газет: «Четыре газеты смогут причинить врагу больше зла, чем стотысячная армия». Поэтому уже через год после назначения и начала победного шествия армии, он уже издает газету Le Courrier de l'Arme d'Italie, вскоре переименованную в La France vue de l'Arme d'Italie, а затем выходит и журнал Journal de Bonaparte et des hommes vertueux.

Даже из названий этих периодических изданий следует изменение и мессиджа пропаганды, и объекта пропаганды и, главное, субъекта пропаганды. Первая газета «Курьер Итальянской армии», как следует из названия, посвящена проблемам собственно армии, находившейся под руководством Наполеона. Уже через полгода его газета получает иное название «Франция глазами Итальянской армии». Тут уже все гораздо шире – целью, объектом становится вся Франция. И именно на нее транслирует свои мессиджи Наполеон и Итальянская армия. Наконец, журнал звучит вовсе небывало «Журнал Бонапарта и смелых мужчин». Тут главный субъект пропаганды – уже сам Наполеон. Собственно, с 1798 года так будет всегда. В пропаганде Наполеона главным субъектом пропаганды будет он сам, а объектом станет весь народ Франции, а потом – и всего мира.

Для печати газеты Бонапарт организует в армии типографию. С тех пор типографии будут создаваться при всех армиях Наполеона. Они будет передвигаться вместе с войсками, печатать полевую прессу, и, главное – бюллетени. Новая форма пропаганды в войсках – бюллетени – по сути, аналогична листовкам. Бюллетени «Великой армии» – это сводки о событиях войны и действиях наполеоновской армии. Первый бюллетень появился в 1805 году. Он был печатный, нес вензель Наполеона и содержал короткий текст – перечень городов, взятых войсками Франции в Австрии. Также бюллетень сопровождали иллюстрации. Простота содержания позволяла понять его даже неграмотным солдатам, которых в то время в армии было большинство. Поэтому бюллетени зачитывали перед строем армии сержанты. В руки солдатам их не отдавали, поскольку, как только что было сказано, солдаты были в массе неграмотными и бюллетень употребили бы не по назначению.

Важно, что бюллетени после окончательной правки перепечатывались в виде плакатов и расклеивались по всей Франции, а также во всех союзных или оккупированных странах. В 1811 году бюллетени были изданы отдельной книгой. Содержание их редко соответствовало действительности, но Наполеон писал в них то, что считал важным, и то, что считал нужным знать солдатам.

 

Цензура, парады и портреты

Гражданскую и условно независимую прессу Наполеон не любил. При нем из 73 парижских газет сперва осталось 13, а затем и вовсе 8. Газеты стремились угождать императору, и все же ему зачастую не нравилась их позиция. Позиция императора — лучше ничего не писать вообще, чем поминать, скажем, Бурбонов, пусть и в самых черных красках. То не нравилось стремление льстецов угодить, что, по его мнению, не раз вредило делу. То, не нравилось стремление написать правду.

Накануне падения Наполеона газеты сообщали, что французов меньше, чем врагов, но тем славнее будет победа. «Газеты редактируются без смысла. Я создал бюро для руководства газетами, что же оно не видит этих статей? Вы могли бы... знать, что здесь идет дело не о пустом тщеславии и что одно из первых правил войны заключается в том, чтобы преувеличивать, а не уменьшать свои силы. Но как заставить понять это поэтов, которые стараются польстить мне и национальному самолюбию вместо того, чтобы стремиться делать дело. Мне кажется... если бы вы отнеслись к этому с некоторым вниманием, то подобные статьи, которые суть не просто глупости, но губительные глупости, никогда не были бы напечатаны», - писал Наполеон руководившему арестом герцога Энгиенского Савари, явно раздраженно[5]. Цензура при императоре Франции работала вовсю. Но одними газетами Бонапарт не ограничивался.

Наполеон лично заказывал исторические труды. Причем, тематика их была актуальной, а выводы — даны автору заранее. Как писал Тарле, «стоя в центре разгромленной Австрии, в 1809 г. Наполеон, уже предрешивший долгое пленение Римского папы, спешит заказать два «исторических» труда, которые бы подготовили оправдание всех мероприятий французского императора. Первый труд должен называться: «История конкордата Льва X» (в XVI столетии), а другой так: «История войн, которые папы вели против держав, имевших преобладание в Италии, и особенно против Франции». Немного неуклюже, но император за изяществом стиля не гонится, ему важно, чтобы была точно понята его мысль. Нужно, чтобы написал эти труды человек, «который постоянно остается в принципах религии», но вместе с тем «строго» различает пределы светской и духовной властей. И чтобы вообще автор вставлял «поменьше своего» (qu'en général il mette peu du sien), но чтоб умел ловко цитировать, – император даже указывает, что именно: документы, исходящие от врагов папской власти. В письме Наполеона министру указывается точно, какие именно выводы должен получить тот автор, который возьмет на себя этот заказ»[6].

Важными средствами пропаганды Наполеон считал не только печатное слово, но и визуальную пропаганду. Так, пропагандистским средством в руках императора стало изобразительное искусство. Разнообразные портреты Наполеона были повсюду. Портреты маршалов точно так же присутствовали. Пол Ньюман приводит в качестве примера работу Антуана-Жана Гро «Битва при Эйлау» «с центральной сценой ухода хирургов Великой армии за ранеными - французскими и русскими. Кисти того же художника принадлежит и знаменитая картина «Наполеон в госпитале чумных в Яффе», где центральной фигурой является Бонапарт, бесстрашно протягивающий свою руку одному из больных, в то время, как его штабной офицер с отвращением, не в силах вынести отвратительную вонь, отворачивает голову, прикрывая рот и нос платком. Это полотно заняло особое место в истории военной пропаганды, так как оно должно было разоблачить английские обвинения в том, что Наполеон приказал расстрелять всех больных французов при отступлении из Яффы»[7]. Случай с госпиталем в Яффе тем более интересный, что на самом деле, Наполеон не прикасался ни к одному из больных, поскольку это было опасно. Да и, по свидетельству адъютанта Бонапарта Бурьенна, большинство больных были при смерти и говорить не могли. Что касается расстрела, то Наполеон, действительно приказал расстрелять при отступлении из Яффы несколько тысяч человек. Но речь шла не о больных французах, а о пленных турках[8].

Антуан-Жан Гро. Наполеон в госпитале чумных в Яффе (1804)

Не менее важным пропагандистским методом воздействия на население Наполеон считал парады. Именно при нем регулярно стали проводиться смотры гвардейцев в Тюильри в Париже. В Булонском лагере, где вручали первые кресты Почетного легиона, парад однажды собрал несколько десятков тысяч солдат. С 1806 года ежегодно 2 декабря проходил парад в честь победы под Аустерлицем.

 

Фальшивое завещание Петра

Но все же есть целый ряд вопросов к тому, как отработала французская пропаганда и русскую кампанию 1812 года. Сразу на ум приходит публикация фальшивки под названием «Завещание Петра Великого», впервые опубликованного как раз в 1812 году. В завещании рассказывалось о том, что якобы российский император завещал постоянно вести войны, приглашать иностранных советников и генералов в Россию, завершить раздел Польши, уничтожить Швецию, осадить Константинополь и приближаться к Индии, установить протекторат над Австрией, низвести Пруссию и Францию, а в результате завоевать Европу. По сути, она ничуть не отличается от фашистской брошюры «Унтерменш» - недочеловек. В ней точно так же русские объявлялись дикарями и варварами. Автором брошюры был поляк Сокольницкий, иммигрировавший во Францию после неудачного польского восстания, а литературную обработку осуществлял Мишель Лезюр - публицист. Название этого пасквиля: «О возрастании русского могущества от его возникновения до начала XIX столетия». В ней главной идеей стало то, что Россия вскоре высадит свирепые орды, которые завоюют «Италию, Испанию и Францию; часть жителей они истребят, другую уведут в неволю для заселения сибирских пустынь». Поэтому вся Европа должна объединиться и уничтожить русских. А Наполеон, таким образом, выглядит спасителем Европейской цивилизации.

«Завещание Петра» использовалось впоследствии многочисленными авторами, в том числе и Карлом Марксом для обоснования агрессивных действий и политики сдерживания в отношении России. Можно было бы подумать, что и сам Наполеон использовал «Завещание» для обоснования необходимости войны с русскими. Однако не стоит совершать такой ошибки. Эта фальшивка была опубликована в декабре 1812 года, когда Наполеон уже проиграл и бежал за Березину, а французов вымели с пределов Российской империи.

Скорее всего, это была попытка поднять на уши всю Европу, лояльную Наполеону и заставить объединиться в борьбе против русских. Однако надо сказать, что к тому моменту все желавшие объединиться в войне против русских уже лежали в русских полях. Армия Наполеона не зря называлась «Великой». В ней собралось всякой твари по паре: 300 тысяч французов, 110 с лишним тысяч немцев, 110 тысяч поляков, 40 тысяч австрийцев, десятки тысяч итальянцев, литовцев, швейцарцев, тысячи испанцев, португальцев и прочих народностей. И вот это – смысл их гибели – и нужно было объяснить Наполеону. Надо сказать, что он с этой задачей не справился. Сперва не считал нужным, потом, не было времени все обдумать. Первая публикация «Завещания» прошла довольно скромно, и лишь в 30-х годах XIX века его снова вытащили на публику.

 

Пропаганда времен похода в Россию: фальшивая воля

Тем не менее, перед началом военного конфликта, Наполеон озаботился и вопросами пропаганды на русских. В статье «Наполеоновская пропаганда в 1812 году» говорится: «"Ведомство Фуше" (помимо фальшивых ассигнаций) накануне войны забросило в Россию немало прокламаций о "воле" - отмене крепостного права, якобы идущей вместе с "Великой армией". В апреле 1812 г. московские городовые усердно соскабливали со стен и ворот нескольких домов сделанную масляной краской надпись: "Вольность! Вольность! Скоро будет всем вольность!" По проведенному полицией дознанию были арестованы два "дворовых человека" - Петр Иванов и Афанасий Медведев, которые, начитавшись французских прокламаций, утверждали: "Скоро Москву возьмут французы... Скоро будут все вольные, а помещики же будут на жаловании..."».

О том, что Наполеон может объявить "волю" всем крепостным России, постоянно беспокоились имперские власти. И не без некоторого основания. О чем свидетельствует отмена 11 июля 1812 г. крепостного права в части оккупированной Литвы и в трех губерниях Белоруссии. После этого в адрес Бонапарта вышла «анафема» Святейшего синода, в которой император французов объявлялся «антихристом» и «сыном сатаны», дерзающим против всех православных и их религиозных святынь. Можно было бы ожидать и того, что распространение информации про волю огнем пройдет по русским крестьянам в исконно русских губерниях. Однако все эти страхи крепостников оказались напрасными.

Эксперимент с «дарованием воли» в Литве и Белоруссии остался единственным – и полностью провалившимся. Крестьяне получили лишь личную свободу, а земля осталась у польско-литовских помещиков. Эффекта, на который рассчитывал Наполеон, это не дало. Напротив, крестьяне не поверили в столь «куцую волю», пошли слухи, что помещики утаили подлинный указ Наполеона о «полной воле». Начались нападения крестьян на помещичьи усадьбы. Их владельцы бросились под защиту французской оккупационной администрации. Поскольку созданное Наполеоном 1 июля 1812 г. марионеточное Великое княжество Литовское (всего четыре российские губернии - Виленская, Гродненская, Минская и Белостокский округ) лежало на важных путях снабжения Великой армии, а крестьянские бунты против помещиков вели к дезорганизации этого снабжения, наполеоновский комиссар при марионеточном правительстве Великого княжества аббат Биньон с молчаливого согласия Наполеона вскоре фактически отменил указ о воле, издав прокламацию: «впредь не предполагается никакой перемены... в отношениях между господами и подданными». Маршал Даву на собрании дворян Могилевской губернии в июле 1812 г. выразился еще более определенно: «Крестьяне останутся по-прежнему в повиновении помещикам своим».

Народная война, развернувшаяся против Бонапарта, сперва на территориях Великого княжества литовского была обусловлена именно этим непониманием сути и запросов крестьянства. Дать волю, но не дать земли, означало для крестьян – чуть ли не лишение собственности. Возмущение крестьян привело сперва к пассивному сопротивлению – отказу от поставок продовольствия и фуража, а затем, когда армия начала силовые реквизиции и прочие действия против крестьянства – и к партизанской войне. В русских губерниях ситуация усугубилась тем, что там действия французов сразу же были насильственными, причем, что немаловажно – войска Великой армии вели себя непозволительно дерзко в отношении храмов и церквей, вызывая к себе еще и этим самым неприязнь, ненависть и желание сопротивления.

Неправильно выбрав пропагандистские мессиджи и направив их не на ту аудиторию, Наполеон настроил против себя все население оккупированных земель и получил поистине Отечественную войну. Более того, применив шовинистические методы пропаганды на собственных солдат, Наполеон добился того, что те вели себя по отношению к мирному населению крайне враждебно, чем только нивелировали позитивную пропаганду Наполеона, призванную облегчить сотрудничество с населением Российской империи. Слухи о том, что Наполеон дает волю крестьянам, сплотили весь класс помещиков вокруг царя. Также слухи о том, что Наполеон отнимает у крестьян землю, сплотили вокруг царя и крепостных. Результатом стала поистине народная война против Наполеона. Причем, самые большие потери пришлись именно на команды фуражиров, которых уничтожали в лесах и отдаленных деревнях крестьяне и партизаны. Потом Наполеон оправдывал свое поражение тем, что, мол, мог поднять крестьян на бунт, но испугался за будущее дворянских семей и не стал этого делать. Пустые слова – Бонапарт изначально выбрал неправильный путь взаимодействия с местным населением и своей пропагандой лишь настроил против себя все слои населения.

 

Пропаганда времен похода в Россию: «врет как бюллетень»

Тем не менее, внутри «Великой армии» и на население Франции пропаганда Наполеона оказывала значительное влияние. Прекрасный образчик пропаганды Наполеона - «Бюллетень Великой Армии» времен русской кампании. Копии бюллетеней рассылались местным органам власти и расклеивались на стенах общественных зданий. Бюллетени и различные сообщения, также широко издаваемые, старательно изображали доблесть и храбрость солдат, даже в случае поражения. Отдельные части и офицеры были выделены как заслужившие похвалу, о них говорилось: «покрыл себя славой», действовал с «необычайной отвагой» или атаковал с «неустрашимостью»[9]. В бюллетенях содержалась масса умолчаний и прямой лжи. Именно тогда родилась язвительная поговорка «врет как бюллетень». Разбор фактуры показывает, что бюллетени действительно «врали» регулярно. Скажем, в 27-м выпуске за 1812-й год, в ходе русской кампании сообщается об убитых трех русских генералах — но нам хорошо известно, что ни один из генералов в том сражении не погиб. И таких сообщений почти в любом бюллетене было немало.

Характерно, как описывает 29-й бюллетень за 1812-й год катастрофу наполеоновской армии. Он открыто не врет, но несколько смещает акценты: «По 6-е число ноября погода была прекрасная, и движение армии происходило с наилучшим успехом. Морозы начались 7-го числа [ноября]. С сего времени не происходило ни одной ночи, в которую бы мы не лишились нескольких сот лошадей, которые падали на биваках. Во время переходов до Смоленска, артиллерия и конница наша также потеряли великое множество лошадей»[10]. Тяжелое состояние не отрицается, но виновата во всем погода, а не русская армия, и не ошибки самого Наполеона.

Есть советский анекдот про Наполеона и Мюрата, которые смотрят парад на Красной площади. Мюрат восхищается военной техникой, в Наполеон читает газету «Правда» и резюмирует: «Мне бы такую газету — никто бы не узнал о проигрыше под Ватерлоо!» На деле Наполеон хорошо знал, как делать правильную газету, чтобы никто не узнал о его провалах.

 

Русская контрпропаганда

Однако от бежавшего и проигравшего Наполеона вернемся в Россию. Российские власти, как могли, старались противостоять Наполеону на идеологическом фронте. Влиятельным общественно-политическим и патриотическим журналом во время Отечественной войны 1812 года по праву считался «Русский Вестник», основанный дворянином Сергеем Глинкой в 1808 году. Антифранцузская, антизападная тематика - лейтмотив всех материалов журнала. В «Русском Вестнике» помещалась информация с театра военных действий, печатались статьи, рассуждения и заметки на военную тему, очерки, зарисовки, патриотические стихотворения. Война 1812 года рассматривалась как защита православной веры, государя и отечества. Чтобы поднять русский дух среди населения страны, в 1812-1813 годах в журнале печатались статьи и стихотворные произведения, посвященные русскому патриотизму, храбрости, великодушию и другим добродетелям.

Враги России в войне - Наполеон и французы - изображались в «Русском Вестнике2 в карикатурном виде. И в торжественной оде, и в прозаической статье Глинка и его сотрудники не жалели для Наполеона самых резких и даже грубых эпитетов.

Постоянным сотрудником журнала был граф Федор Растопчин - московский губернатор, на средства которого он издавался. Растопчиным составлялись патриотические афишки, которые он выпускал отдельными листками или печатал в журнале. Афишки писались в форме обращения к солдату и ополченцу языком простого народа. Они успокаивали и подбадривали россиян, уверяя их, что враг вот-вот будет разбит, глумились над французами, пересказывали содержание официальных известий о военных действиях доступным языком. Афиши пользовались известностью не только в Москве, но и в других городах. Всего исследователями было выявлено 57 московских афишек, созданных в июле-декабре 1812 года.

На волне патриотического подъема, охватившего русское общество во время войны с Наполеоном, в 1812 году в Петербурге был создан журнал «Сын Отечества». На издание журнала его редактор, учитель словесности гимназии и секретарь Петербургского цензурного комитета Николай Греч, получил одну тысячу рублей от императора Александра I. Девизом и основанием для названия журнала стали слова из письма брата Греча Александра - поручика артиллерии, смертельно раненного в Бородинском сражении: «Умру - но умру как истинный сын отечества!» Первый номер журнала вышел в октябре 1812 года в самое тяжелое время, когда Москва была в руках французов.

В каждом номере «Сына Отечества» публиковались воззвания и статьи, укреплявшие дух патриотизма и национальной гордости России. Образ противника изображался в сатирическом виде, что подчеркивало введенное новшество - иллюстрации-карикатуры художников Венецианова и Теребенева. Журнал выходил еженедельно, в каждом номере было по 40-50 страниц. Его отличало разнообразие жанров - помимо сводок с театра войны здесь печатались художественные произведения. В журнале увидели свет патриотические басни Ивана Крылова «Волк на псарне», «Обоз», «Ворона и курица» и другие. В отделе «Смесь» из номера в номер печатались небольшие, на 10-20 строк, заметки и зарисовки, изображавшие военные будни. Герой этих материалов - рядовой солдат, храбрый, выносливый, находчивый, готовый пожертвовать собой за отечество. Он жизнерадостен, любит шутку, острое слово, веселую задорную песню. Здесь же печатались солдатские и народные песни.

Успех «Сына Отечества» превзошел все ожидания издателя. Первоначально установленный тираж 600 экземпляров оказался недостаточным: все номера за 1812 год пришлось отпечатать вторым и третьим тиражом (по тогдашним меркам это весьма неплохо). Тиражи немедленно расходились[11].

Серьезным подспорьем для «гражданской» пропаганды стала позиция церкви. Воззвание Святейшего Синода прямо призывало всех россиян на борьбу: «ослепленный мечтою вольности народ французский ниспровергнул престол единодержавия и алтари христианские, мстящая рука Господня видимым образом отяготела сперва над ним, а потом через него и вместе с ним над теми народами, которые наиболее отступлению его последовали. Одна брань рождала другую, а самый мир не приносил покоя. Богом спасаемая церковь и держава Российская доселе была по большей части сострадающею зрительницею чуждых бедствий, как бы для того, чтобы тем более утвердилась во уповании на Промысел и с тем большим благодушием приготовилась встретить годину искушения. Ныне сия година искушения касается нас, россияне! Властолюбивый, ненасытимый, не хранящий клятв, не уважающий алтарей враг, дыша столь же ядовитою лестью, сколько лютою злобою, покушается на нашу свободу, угрожает домам нашим и на благолепие храмов Божиих еще издалеча простирает хищную руку. Сего ради взываем к вам, чадам церкви и Отечества! Приимите оружие и щит да сохраните верность и охраните веру отцов наших».

Помимо этого в войсках священники распространяли информацию из письма профессора Дерптского университета Гецеля, присланного в начале войны военному министру Барклаю-де-Толли. Письмо представляло собой изъяснение двух мест из Откровения апостола Иоанна Богослова, где в гематрии имени императора Наполеона высчитывалось «звериное число 666» и предсказывалось его скорое падение. «Апокалипсический зверь», как известно, отождествляется христианской эсхатологией с Антихристом. Согласно Апокалипсису, власть зверю будет дана на 42 месяца. Именно этим числом и объяснялось падение Наполеона в 1812 г., ибо в то время ему уже исполнилось 42 года[12].

Эта пропаганда произвела впечатление и сыграла немаловажную роль в борьбе против французов. Как писал много позже Лев Толстой в «Войне и мире», «дубина народной войны поднялась со всей своей грозной и величественной силой и, не спрашивая ничьих вкусов и правил, с глупой простотой, но с целесообразностью, не разбирая ничего, поднималась, опускалась и гвоздила французов до тех пор, пока не погибло все нашествие».