Информационные войны от Трои до Бахмута. Лекция 3. Пропаганда в Древнем Риме

Центр политического анализа и социальных исследований продолжает публикацию курса лекций «Информационные войны от Трои до Бахмута: как противостоять деструктивной пропаганде».

История информационных войн от первых шагов человечества до современности, особенности использования пропаганды в наши дни, как распознавать пропаганду и как противостоять ей - обо всем об этом говорится в курсе лекций политолога, директора АНО Центр политического анализа и социальных исследований, доцента Финансового университета при Правительстве России, члена Общественной палаты Москвы Павла Данилина.

Проект реализуется при поддержке Президентского фонда культурных инициатив.

Римская империя — владычица половины мира своего времени. И памятники, которые прославляли сначала республику, а затем и империю — весьма и весьма многочисленны. Храмы, арены, статуи императоров и полководцев, сам символ римской волчицы, кормящей Ромула и Рема — эта символика известна практически каждому. И все это использовалось в том или ином пропагандистском контексте. Не всегда, кстати, в пользу самого Рима. Скажем, во время Союзнической войны начала I в. до н.э. противники Рима выпускали монеты по римскому образцу, но с легендой «Италия» - на одной из таких монет изображен бык, тотем самнитских племен, топчущий римскую волчицу. А во время гражданских войн и переворотов – вообще трудно сказать, какая пропаганда шла на пользу Риму, а какая – во вред.

 

Монета италиков, I в до н.э.

Тем не менее, если обратить внимание на арсенал приемов и методов пропаганды в Римской империи, то он крайне широк и в целом, вполне соответствует арсеналу, находившемуся на вооружении еще лет 50 назад. Ну, с поправкой на отсутствие радио и телевидения. Это тем более важно, что, в отличие от всего того, что нам известно до, а также от того, что придет на смену римским легионам и вплоть до Нового времени, свои СМИ в Древнем Риме были.

Итак, где и как римляне реализовывали массовое воздействие на общественность? Это монеты, монументальная пропаганда, парады и шествия, памфлеты и публичные речи, историческая пропаганда и художественная литература, наглядная агитация и предвыборная пропаганда, религиозная пропаганда, военная пропаганда и, наконец… средства массовой информации, то есть сокращенно СМИ.

 

Начнем с монет. Тяжеловесный бронзовый асс в виде таблички с быком сменился к III веку до н.э. небольшим преемником – также ассом, но уже бронзовой монетой с двуликим Янусом на аверсе и носом боевого корабля на реверсе. Жесткий отлитый в бронзе вызов всем вокруг – этот асс символизировал суровость Рима и готовность к войне – не зря храм Януса был закрытым лишь при пяти правителях, да и то не все время. Лишь царь Нума Помпилий, консул Тит Манлий Торкват, императоры Октавиан Август, Нерон и Веспасиан повелевали закрывать ворота храма Януса в знак завершения войн.

Римский бронзовый асс III в до н.э.

Четверть асса – так называемый «квадранс» - интересным образом изменился с историей – начиная как довольно тяжелая (13 гр.) бронзовая монета, где и на реверсе и на аверсе изображена поднятая в клятве ладонь (символ верности республике), квадранс ко II веку до н. э. изменился и по форме (став легче в 4 раза) и по сути. В период ослабления республики, на квадрансе была зафиксирована аббревиатура SC - Senatus consultum. То есть, монета эта была отчеканена как бы «именем сената». Или, если по-простому, то «Сенат постановляет» считать эту монету квадрансом. Важно, что на монетах этого периода особенно подчеркивается значение республиканских институтов Рима.

Новая монетная система возникла в ходе Второй пунической войны и стала реакцией на угрозу, а также средством объединения не только римлян, но и италийцев. В ход пошло серебро и золото. Самым распространенным платежным средством на тот момент был серебряный денарий. На аверсе денария была отчеканена голова богини-покровительницы Ромы и, а на реверсе – подпись «Рим». Нельзя исключать, что именно эта монета, бывшая в ходу вплоть до средневековья, послужила сохранению уважения средневековых феодалов к памяти Древнего Рима. Трудно не восхищаться теми, чьими деньгами ты расплачиваешься даже после того, как их империя канула в Лету.

В начале эпохи переворотов и гражданских войн впервые в Риме появляются монеты, прославлявшие не страну, а конкретного человека. У Суллы – диктатора с широкими полномочиями – на монете рядом с именем бога появляется и его собственное имя. Женившийся на дочери Суллы, Юлий Цезарь, придя к власти и став пожизненным диктатором в Республике, не стал долго ждать и выпустил монету со своим собственным профилем, подписанным «Цезарь, пожизненный диктатор». На фоне полыхавших после убийства Цезаря гражданских войн, как оказалось, это было верное решение. И вот, уже родственник Цезаря, Октавиан Август, одержавший победу в гражданском конфликте, начал чеканить монеты со своим профилем. Он же ввел в оборот золотой ауреус. Через 300 лет после еще одной реформы, в Риме стали чеканить солид - монету, ставшую именем нарицательным – символом успеха. Солид использовался в Риме, Византии – вплоть до падения Константинополя, по всей Средневековой Европе, и даже на Руси в X веке был отпечатан аналог солида под названием златник. Солид Константина содержал на аверсе лицо императора с указанием имени и титула. А на реверсе были отчеканены римские штандарты с орлом. Подпись «SPQR OPTIMO PRINCIPI» означает «Сенат и народ Рима лучшему принцепсу».

Рим очень поздно перешел от восхваления республиканских институтов к пропаганде императоров на монетах. Не имело значения то, что Рим был знаком с эллинистическими монетами, на которых чеканили профили Александра, эпигонов и их наследников. Чеканка профиля правителя стала возможна лишь тогда, когда лидер является или представляется бессменным. Профили действующих правителей на монетах Рима появились в момент, когда республика разваливалась на части, а на первый план начали выдвигаться лидеры, ставящие своей целью собственное превознесение и пропаганду своей власти. Это важный этап во влиянии на массы – через монеты, которые находятся постоянно в обращении, народ приучали к тому, что они – подданные императора.

 

Как и в древней Греции, в Риме роль главных пропагандистов принадлежала ораторам. Выступления в судах и в сенате вызывали большой интерес общественности. В ходе обвинительных или оправдательных речей политикам удавалось получить всеобщее признание и стать любимцами толпы.

Как-то уже на закате Республики Гай Гракх, младший брат убитого трибуна Тиберия Гракха, тоже решил баллотироваться на пост трибуна. Но патриции боялись этой семьи и старались не допустить Гракха в Рим по тем или иным причинам заставляя его оставаться в провинции. Когда Гай вернулся в Вечный город самостоятельно, его привлекли к суду. На суде Гай произнес прекрасную оправдательную речь: «Я жил в своей провинции так, как считал для вас, граждане, полезным, а не как подсказывало мне мое личное честолюбие. Кабака в моем доме не было; не торчали за столом красивые подростки, и за моей трапезой дети ваши вели себя скромнее, чем даже в палатке полководца! Я жил в своей провинции так, что никто и пикнуть не смеет, что я взял с кого-нибудь взятку в один асе или что из-за меня кто-нибудь истратился на копейку! Два года я жил в провинции. И если за это время хоть одна девка пробралась в мою квартиру, если чей-либо раб был потревожен ради моего удовольствия, назовите меня, граждане, наипоследнейшим на свете негодяем»[1]!

Гракхи были отличными ораторами. Старший – Тиберий Септимий пользовался как даром слова, так и другими инструментами пропаганды и агитации. Плутарх так пишет об этом: «всего больше разжег его решимость и честолюбие сам народ, исписывая колонны портиков, памятники и стены домов призывами к Тиберию вернуть общественную землю беднякам»[2].

Но, конечно, речи Тиберия были основными его орудиями защиты и нападения: «Чуть не ежедневно у Тиберия бывали схватки с Октавием на ораторском возвышении… Зная, что действию закона подпадает и сам Октавий, у которого было много общественной земли, Тиберий просил его отказаться от борьбы, соглашаясь возместить ему потери за счет собственного состояния, кстати сказать — отнюдь не блестящего»[3]. Демагогия как она есть, в буквальном смысле этого слова. То есть, набор ораторских и полемических приемов, позволяющий склонить на свою сторону публику. Термин «демагог», кстати, изначально не имел негативной коннотации. Как бы там ни было, и сегодня демагогические приемы используют очень многие публичные политики.

Возвращаясь к братьям Гракхам, следует заметить, что их политическая карьера складывалась удачно благодаря не только умению произносить зажигательные речи и нравиться толпе. Они чувствовали нерв момента и предлагали реформы в интересах плебса. Именно деятельность Гракхов стала свидетельством глобального кризиса, в котором находилась республика. Менее чем через полвека после гибели обоих братьев Рим окунется в эпоху гражданских войн.

Великим пропагандистом в смутное время гражданских конфликтов в Риме был оратор Цицерон. Свою карьеру он начал во времена диктатора Суллы, выступив в порицание его любимчика. Это был рискованный шаг, так как Цицерон победил клеврета Суллы в судебном разбирательстве, что могло стоить Цицерону жизни. Широкую славу Цицерон получил после победы над наместником Сицилии Верресом, который занимался взяточничеством, вымогательством и поборами. Труднейший процесс был выигран, а Веррес отправился в отставку. Пик славы Цицерона пришелся на его борьбу с Луцием Сергием Катилиной, сторонником революционных преобразований Римской республики и захвата власти. Будучи консулом, Цицерон произнес четыре речи в сенате против Катилины, котрые вошли в золотой фонд ораторского искусства.

Катилина опирался на ветеранов войн Суллы и намеревался то ли захватить Рим, то ли разогнать сенат, то ли ограничить его влияние. Используя военные силы под руководством Гая Манлия, Катилина намеревался занять Рим и устроить разборки с врагами. Сенаторов запугивали. Окружение Катилины вело себя вызывающе. В конце октября 63 года до н.э. кризис выплеснулся на улицы – подготавливались массовые убийства сенаторов и Цицерона, но 8 ноября Цицерон созвал сенат и добился того, что Катилина был вынужден бежать из Рима. Его сторонники были схвачены, и уже в декабре Гай Юлий Цезарь высказался за пожизненное заключение сторонников заговора, но Цицерон в четвертой речи против Катилины потребовал смертной казни, что склонило сенаторов к принятию решения о немедленном умерщвлении заговорщиков, которое и было приведено в исполнение без суда в тот же день. Против Катилины и Гая Манлия были брошены войска, они были объявлены «врагами государства» и в январе 62 г. до н.э. погибли в бою.

По итогам кризиса 63 года Цицерон подготовил и литературно обработал речи против Катилины, способствовал их изданию и распространению. То есть, собственный успех как пропагандиста Цицерон посредством пропаганды поставил себе же на службу. Свое консульство Цицерон описал в двух текстах: «О моем консульстве» (61 г. до н.э.), и «О моем времени» (54 г. до н.э.). В своих знаменитых речах против Катилины Цицерон использовал эмоции, заменяя ими отсутствие фактов и доказательств преступлений своего противника.

Всемирно известно начало первой речи Цицерона, которое, впрочем, дает представление как о его ораторском таланте, так и о стилистике, используемой в ходе публичных выступлений в то время: «Доколе же ты, Катилина, будешь злоупотреблять нашим терпением? Как долго еще ты, в своем бешенстве, будешь издеваться над нами? До каких пределов ты будешь кичиться своей дерзостью, не знающей узды? <…> Неужели ты не понимаешь, что твои намерения открыты? Не видишь, что твой заговор уже известен всем присутствующим и раскрыт? Кто из нас, по твоему мнению, не знает, что делал ты последней, что предыдущей ночью, где ты был, кого сзывал, какое решение принял? О, времена! О, нравы! Сенат все это понимает, консул видит, а этот человек все еще жив. Да разве только жив? Нет, даже приходит в сенат, участвует в обсуждении государственных дел, намечает и указывает своим взглядом тех из нас, кто должен быть убит, а мы, храбрые мужи, воображаем, что выполняем свой долг перед государством, уклоняясь от его бешенства и увертываясь от его оружия. Казнить тебя, Катилина, уже давно следовало бы, по приказанию консула, против тебя самого обратить губительный удар, который ты против всех нас уже давно подготовляешь»[4].

Трудно сказать, что было на самом деле – насколько серьезным был заговор Катилины, и насколько это угрожало сенату. Тем не менее, Цицерон по итогам раскрытого заговора получил титул «Отец отечества», а в 51 году до н.э. был назначен по жребию наместником Киликии, где успешно правил и даже пресек мятеж каппадокийцев не прибегая к оружию силой одного только слова. Уже после убийства Цезаря Цицерон рассчитывал на восстановление Республики и занял жесткую позицию в отношении к одному из кандидатов на императорский трон – Марку Антонию. Известны его 14 речей против Антония, которые сам Цицерон по аналогии с Демосфеном называл филиппиками. После того, как будущий император Октавиан и Антоний заключили соглашение, одним из условий соглашения была казнь Цицерона. Оратор пытался бежать, однако был настигнут и убит.

Цицерон (1803). Статуя работы Жана-Антуана Удо, Париж, Лувр. Фото автора.

Возникает закономерный вопрос: почему мы видим расцвет пропаганды и информационного воздействия на умы именно на переломе тысячелетий? Что особенного в этой эпохе? Может быть, дело в том, что до нас просто дошло больше источников об этом времени? Нет. Это не так. Дело в другом. Революционные перемены в жизни римского народа, падение Республики и установление единовластного правления – это не события, происходящие вне общественного поля. Как пишет исследователь вопросов информационного воздействия на массы времен кризиса Республики Сергей Ахиев: «Нарушение освященных римской традицией обычаев предков отзывалось соответствующей реакцией в общественном мнении. Политические лидеры Рима, осмеливавшиеся на нарушение древних обычаев, должны были иметь и имели это в виду. Отсюда и столь частое обращение именно в эти годы к соответствующим формам идеологии - политической пропаганде, направленной с помощью определенного и весьма разнообразного набора средств на манипуляцию общественным мнением»[5].

Ахиев справедливо отмечает, что именно в этот переломный момент возникает особенная необходимость в пропаганде своих идей: «В яростной многолетней борьбе за власть определились конкретные пути консолидации римского общества и оформления нового политического режима. Возглавляемая Октавианом политическая группировка сумела выработать оптимальное в глазах римлян решение злободневных проблем. И ведущую роль в создании таких представлений играла политическая пропаганда»[6]. И такая пропаганда приносит успех: «Многие лидеры политических группировок, отважившиеся пойти на нарушение древних обычаев, были вынуждены прибегать к пропаганде своих идей. И чем нестабильнее была обстановка, чем больше претендентов на власть, тем более разнообразны методы пропаганды. В конечном итоге, борьба политических честолюбцев, перегруппировка социальных сил, конкуренция выдвигавшихся ими лозунгов - все это было стихийным поиском формулы компромисса ведущих политических сил, нашедшей свое выражение в установлении системы единоличного правления, получившей имя "принципат"».[7] И в этом столкновении побеждает тот, кто лучше и более понятно построит для народа образ будущего.

 

Параллельно с ораторским искусством и ростом образованности римского населения, растет влияние печатного слова. Римская литература, выйдя из пеленок, становится на службу государству, становится частью пропагандистской машины.

Это хорошо видно на примере той же истории с Катилиной. Одновременно с Цицероном Катилину подвергал всяческой критике и Гай Саллюстий Крисп. Древнеримский автор и близкий соратник Цезаря, считается первым в истории человечества лицом, которому принадлежит специально пропагандистское изложение хода исторических фактов - заговора Катилины. Некоторые исследователи считают, что его труд был написан с целью оправдания самого Цезаря, подозревавшегося в участии в заговоре, направленном против бывшего в то время консулом Цицерона. Саллюстий изображает Катилину одними черными красками: последний наделен столь отрицательными личными качествами, что не может вызвать у читателя каких-либо симпатий. Катилина у Саллюстия и вспыльчив, и чрезмерно честолюбив, и неразборчив в средствах для достижения цели; ему приписывается общение с преступниками и всякого рода отщепенцами, а также «многочисленные постыдные интриги... и другие равным образом противозаконные и бесчестные дела»[8]. Саллюстий пишет свою работу для того, чтобы дать альтернативный взгляд на заговор, отличный от позиции Цицерона, но тем не менее, не противоречащий основной, магистральной линии.

Конечно, пропагандистским форматом были и публикации воспоминаний и писем. Цезарь написал свои «Записки о Галльской войне» в восьми книгах не только для того, чтобы познакомить читателя с Галлией, но в первую очередь для того, чтобы превознести себя как полководца, пусть и писал о себе в третьем лице. В свою очередь, «Записки о гражданской войне» имели своей главной целью обосновать, что именно Гней Помпей Великий и сенаторы виновны в развязывании этого конфликта. То есть, весь текст можно вполне рассматривать как апологию самого Цезаря.

«В годы войны и кратковременные промежутки между кампаниями пропаганда Цезаря не прекращалась ни на минуту. Главное, что ее характеризует, это "позитивная" направленность. За единичными исключениями, он не стремился унизить соперника, смешать его с грязью, оскорбить. Это был новый способ побеждать. Побеждать не только в буквальном смысле - на поле боя. Побеждать психологически: превращать врагов если уж не в друзей и соратников, то в безобидных критиков. Цезарь старался возвыситься не путем всеобщего унижения, но личной славой. Пропаганда Цезаря доказывала, что славу он добыл на службе государству, отечеству, а потому он достоин чрезвычайных полномочий и почестей. Чтобы заставить людей примириться с новыми политическими реалиями, с его распоряжениями, Цезарь нуждался в завоевании (а не просто в привлечении) симпатий самых широких общественных кругов, от нищих до нобилей», - пишет Сергей Ахиев[9].

При правлении Августа возникает на свет «Энеида» Вергилия — поэма о происхождении Рима и рода Августа от его основателя — героя Троянской войны Энея. В числе лейтмотивов поэмы: божественное происхождение Юлиев, высокая миссия Августа, изначально для него определённая и позволяющая считать его врагов богохульниками. Август покровительствовал и другому великому поэту эпохи — Горацию. И тот выступал ярким проповедником и пропагандистом культа императора и его политики: «Хранит нас Цезарь, и ни насилие Мир не нарушит, ни междоусобица». А по поводу возвращения Августа из Испании, Гораций пишет «пока Цезарь держит землю, он не боится мятежей, нет у него и страха насильственной смерти»[10].

И Вергилий, и Гораций принадлежали к кружку Гая Мецената – ближайшего помощника и друга Октавиана Августа. Меценат не просто покровительствовал высокому искусству. Он идеологически направлял «птенцов» своего гнезда. И внимание, и поддержку всегда получали те, кто соответствовал линии императора и славословил его. Меценат, будучи убежденным сторонником монархии, не скрывал, что для того, чтобы войти в круг избранных, необходимо быть не просто лояльным, но и пропагандировать величие императора и Рима. И тогда Меценат решал как бытовые, так и финансовые проблемы своих подопечных (помог Вергилию вернуть его имение, подарил поместье Горацию). К кружку Мецената принадлежал и поэт Проперций, который значительную часть своих элегий посвятил Риму. Также в нем состояли литераторы Варий и Тукка.

Интересна история Овидия. Поэт из младшего поколения изначально не входил в кружок Мецената и даже враждовал с Вергилием. При этом молодой поэт обладал грандиозной популярностью, пропагандируя свободную любовь и отказ от традиционных ценностей. Вокруг Овидия сложилась группа из поэтов, таких как Сабин, Макр и Тутикан. Бывал у Овидия и Проперций. Именно ему Меценат после смерти Вергилия поручил переговорить с Овидием и создать общий кружок, так сказать – императорский. Овидий согласился. В кружке оказались все вышеперечисленные, за исключением Тутикана (автора Феакиды, о котором мы знаем, в основном по овидиевым «Письмам с Понта»).

Войдя в привилегированный кружок, Овидий тут же бросился с головой в сферу литературной пропаганды. Его произведение под названием «Фасты» дошло до наших дней. Одно из самых слабых среди работ Овидия, «Фасты» имеет дело с толкованием римского календаря. Произведение прославляет Августа и Рим. Императора сравнивают с основателем Вечного города, разумеется, в пользу Октавиана и настаивают на божественном характере власти правителя Рима:

Время придет, и одна будет власть над вами и миром,

Сам при святынях твоих будет священнодействовать бог;

Августы вечно хранить неуклонно отечество будут

Этому дому даны небом державы бразды[11]

Овидий, однако постоянно вступал в конфликты уже в самом в кружке Мецената, что, впрочем, «министр культуры» при Августе вполне мог бы и стерпеть. Но не стерпел он двоемыслия Овидия, который последовательно в своих личных суждениях дискредитировал семью императора. Отказав в поддержке поэту, Меценат, также, возможно, поспособствовал ссылке Овидия. И тому не помогли даже такие строки о «божественном Августе», как:

Но по Юпитеру лишь Августа имя дано.

Все, что священно для нас, то у предков зовут «августейшим»

Это же имя дано храмам священным у нас.

Этот же корень лежит и в названье «авгурия» также,

Да и во всем, для чего силу Юпитер дает.

Пусть же держава вождя усиляется нашего, годы

Длятся его и хранит дом ваш дубовый венок…[12]

Сколько не писал писем с Понта Овидий впоследствии, как не просил заступиться за себя высоких чиновников и родственников императора, но умер он в изгнании. Император так и не простил двоемыслие поэта. Не простил его и преемник Октавиана.

 

Обожествление императора – это формат пропаганды в народе. Впервые к идее об обожествлении подошел еще первый император (точнее, диктатор – титул императора он принял только в последний год жизни) Гай Юлий Цезарь. Автор «Записок о Галльской войне» продвигал в народ идею о родстве рода Юлиев и богини Венеры. Для этого диктатор возвел на Форуме храм Венеры-Прародительницы, что было прямым указанием на родство с Юлиями и покровительство этой богини всем римлянам.

Еще дальше, пошел Октавиан Август. Речь не только и не столько о том, как его прославляли литераторы. Основная новация Августа далеко не в этом — а в официальном становлении культа божественного императора и большого стиля имперской пропаганды. Именно в его время триумфальная тога становится официальным одеяниям императора и без военных побед над противниками — ее надевали на праздники и зрелища. А ведь, по традиции, триумфальное одеяние подлежало носить только полководцу-триумфатору. Но император убирает эту традицию и на ее место ставит новую – почитание первого лица. И не просто первого лица, но лица, родственного Богам и самому – потенциально божественному. Да, император божеством был не по умолчанию, а становился им после смерти в случае благочестивого правления. У Светония из двенадцати цезарей в его жизнеописаниях - пятеро поименованы «божественными» (Юлий, Август, Клавдий, Тит и Веспасиан), остальные по разным причинам (скажем, узурпаторы «года четырех императоров», а также Тиберий, Калигула и Нерон) божественного статуса не были удостоены.

Но для того, чтобы подчеркнуть божественный статус, еще при жизни Августа начинается строительство храмов в честь императора — точнее, в честь «гения императора» (то есть личного божества человека). Таким сооружением, например, является сохранившийся до наших дней древнеримский храм на территории современного хорватского города Пула. Преемником Октавиана Тиберием был построен храм в честь предшественника. Возведен он был после смерти Августа в Риме на месте рождения императора. Подобные храмы были воздвигнуты по всей империи. При Августе был переименован и месяц июль — в честь Юлия Цезаря. А после смерти Октавиана и нынешний месяц август был назван в его честь.

Политика Августа в деле прославления себя, своего рода и установления единоличного правления была настолько мощной и агрессивной, что его преемник Тиберий даже несколько «сдал назад». Античный автор пишет по этому поводу: «Посвящать ему храмы, жрецов, священнослужителей он воспрещал; ставить статуи и портреты разрешал лишь с особого дозволения и с тем условием, чтобы стояли они не с изображениями богов, а среди украшений храма. Запретил он присягать на верность его делам, запретил называть сентябрь месяц «Тиберием», а октябрь – «Ливием». Звание императора, прозвище отца отечества, дубовый венок над дверьми он отверг; даже имя Августа, хоть он и получил его по наследству, он употреблял только в письмах к царям и правителям. Консульство с этих пор он принимал только три раза»[13].

Дело, конечно, не в скромности Тиберия, просто еще были относительно сильны республиканские настроения — а Тиберий, вероятно, с излишне громкой пропагандой не стал пережимать. Мог помнить Тиберий и о судьбе Юлия Цезаря, чьи диктаторские устремления привели к покушению и убийству его в сенате. Да и статуи он ставить непосредственно не запрещал. В любом случае «большой имперский стиль пропаганды», созданный в эпоху Юлиев-Клавдиев на рубеже эр, в дальнейшем будет сохраняться на протяжении веков.

При прославлении императора зачастую не существовало никаких границ. Здесь стоит вспомнить таких императоров как Коммод, чье правление (180-192 гг) положило конец эпохе «пяти добрых императоров». Коммод не занимался государственной деятельностью, требовал своего обожествления при жизни, принимал участие в боях гладиаторов, потворствовал распространению митраистских культов (в связи с пафосом и красотой ближневосточных мистерий), ну и, конечно, постоянно враждовал с сенатом. Коммод потребовал заменить название месяцев. Август он переименовал в Коммод, сентябрь – в Геруклес, декабрь – в Амазонск. Срубив голову большой статуе, символизирующей бога Солнца, Коммод потребовал установить там собственный облик и написать на основании «победитель тысячи гладиаторов». Когда Коммода убили, весь Рим выдохнул...

Через несколько лет после смерти Коммода к власти пришел еще один оригинал - Марк Аврелий Антонин Гелиогабал (218-222 гг). Этот молодой человек был искренним солнцепоклонником - верование распространялось по всей империи еще со времен Коммода и Септимия Севера. Также со времен Коммода и Севера был взят курс на прижизненное обожествление императора, что, правда, вряд ли пошло на пользу самим властителям. Гелиогабал же перегнул даже в этом вопросе. Он объявил верховным божеством римского пантеона нового бога Элагабала, а себе взял титул «верховный жрец непобедимого бога, солнечного Элгабала, верховный понтифик». Элагабал в пантеоне стоял выше Юпитера, а его верховный жрец – на уровне главного бога Рима. Помимо прочего Гелиогабал женился на весталке Юлии Аквилии, что было вообще невозможно по римским законам. Как и Коммод он снес голову одной из самых почитаемых статуй и установил там свой «солнцеподобный лик». Тем не менее, даже после этих всех своих эскапад Гелиогабал прожил не меньше года, пока его не закололи преторианцы.

Из «нарушений традиций» при прославлении императора стоит также упомянуть триумфальную арку императора Константина — это единственная триумфальная арка в Риме, построенная в честь победы не над внешним врагом, а посвященная победе в гражданской войне.

Для формирования образа императора использовались различные инструменты. Скульптура и поэзия, архитектура и обряды, соседствовали с более серьезным и чисто пропагандистским подходом.

Уже в I в. н. э. мы видим как в пропаганде прославление императора становится отдельным жанром. Пример: короткий отрывок из панегирика, т. е. хвалебной речи, императору Траяну (начало II в.) за авторством Плиния Младшего: «Да и какой дар богов мог бы быть прекраснее, нежели ниспосланный нам богами принцепс, чистотой души и благочестием более всего подобный самим бессмертным небожителям.... когда весь народ, толпившийся около входа в храм, приветствовал тебя кликами, когда перед тобой раскрылись двери храма, можно было подумать, что он приветствует бога. Но, как это стало сейчас же ясно, он приветствовал тебя как императора. Не иначе было принято это предзнаменование и всеми другими. Только ты сам не хотел понять этого и отказывался принять власть. Ты отказывался, и это, конечно, было указанием на то, что ты будешь управлять хорошо. Итак, тебя приходилось принуждать. Но ничто не могло принудить тебя, как только опасность, угрожающая отечеству, и пошатнувшееся его благополучие. Ты твердо решил не принимать управления государством, если только оно не потребует спасения его от опасности»[14].

Здесь видны основные контуры образа императора в пропаганде того времени. Божественный, но не совсем бог, скромен, спаситель Отечества, уважает волю народа, избран богами (в тексте — конкретно Юпитером, но не только) и т. д. — Плиний не скупился на эпитеты: «Был ли какой-нибудь факт или момент, за которые тебя не следовало бы благодарить или хвалить? Разве не такого рода вся твоя деятельность, что лучше всего хвалит тебя тот, кто правдивее всего говорит о ней?».

 

Помимо панегириков императоры для пропаганды использовали и «тяжелое оружие» – собственные исторические труды и сочинения историков.

Мощнейшим пропагандистским инструментом стал подготовленный самим Октавианом и написанный им к концу жизни документ «Деяния божественного Августа». В нем в четкой и конкретной форме перечисляются действия императора на пути к трону и во главе Рима. Цель текста прямо высказана в первых же строках: «Деяний божественного Августа, которыми он земной круг власти римского народа покорил, и пожертвований, которые он сделал государству и римскому народу, вырезанных на двух бронзовых столбах, которые установлены в Риме, копия врученная»[15]. То есть, перед нами документ с описанием жизни императора, его огромных достижений, причем, не оригинал, а копия, что означает наличие множества похожих текстов.

И действительно, таких текстов было огромное множество. Нам известно по Светонию, что при обнародовании завещания «Деяния» содержались во втором свитке. Август приказал вырезать «Деяния» на медных досках у входа в мавзолей. Но, помимо мавзолея, документ был скопирован в многочисленных храмах по всей империи. Лучше всего сохранились таблички в храме Августа и Ромы в Анкаре. Обнаружены фрагменты в Антиохии, Пергаме и в ряде других храмов. В Анкаре «Деяния» представляют собой шесть огромных страниц высотой 2,7 метров и шириной около 1,5 метров каждая. Этот документ составлен был на двух языках – латыни и греческом – ведь, в Восточном Средиземноморье главенствовал именно этот язык.

Чтобы понять содержание документа приведу два абзаца. В первом Октавиан рассказывает о гражданской войне: «Тех, кто убили моего отца, их я удалил в изгнание, в соответствии с законными приговорами суда совершив над ними месть, а после этого, когда они пошли войной на государство, дважды победил в сражении»[16]. Краткость, как говорится, сестра таланта. Здесь уместились события 44-30 гг до н.э. И Марк Антоний, и Гней Помпей младший, и Лепид и остальные – все они здесь, в этих трех строках. Все они мазаны одним цветом. Зато втрое больший объем занимает описание данных им игр: «Трижды гладиаторские игры я дал от моего имени и пять раз от имени моих сыновей и внуков, в каковых играх сражались около десяти тысяч человек. Дважды зрелище атлетов, отовсюду приглашенных, народу я представил от своего имени и в третий раз от имени моего внука»[17], - так начинается этот абзац, который затем переходит в следующий параграф, где описываются детали морских игр.

Октавиан Август в своих «Деяниях» продвигает концепцию мудрого, просвещенного, благородного и щедрого императора. Перечислены вклады в бюджет Рима, раздачи денег плебеям и пожертвования храмам. Есть место и указанию на успех проводимой Августом внешней политики: «Ко мне из Индии царей посольства часто присылаются, никогда до этого времени не виданные ни при каком римском вожде. Нашу дружбу просили через послов бастарны и скифы, и цари сарматов, которые по ту и по сю сторону реки Танаиса, и царь албанцев и иберов, и мидян. Ко мне с мольбами прибегали цари парфян Тиридат и потом Фраат, сын царя Фраата, мидян Артавазд, адиабенцев Артаксар, британцев Думнобеллавн и Тинкоммий, сугамбров Молон, маркоманнов, свевов… Ко мне царь парфян Фраат, сын Орода, своих сыновей и внуков всех послал в Италию, не будучи побежденным в войне, но нашей дружбы прося, отдавая в залог своих детей»[18].

Интересно мнение Сергея Ахиева о том, как формировался стиль пропаганды Октавиана: «Открытый разрыв между Октавианом и Антонием знаменовался яростной идеологической борьбой, отголоски которой без труда прослеживаются во всех сообщениях источников. Методы, средства и даже многие лозунги пропаганды, использованные Антонием и Октавианом, мало отличались друг от друга. По прежнему доминировала пропаганда, направленная на унижение соперника. Однако успехи Цезаря, уроки предыдущих лет борьбы не остались неучтенными: после многих лет вновь предпринимаются попытки повысить авторитет посредством "позитивной" пропаганды. Этой цели служили широко рекламируемые успехи (или псевдоуспехи) иллирийской кампании Октавиана или восточных походов Антония. Только перевод пропаганды в патриотическое русло склонил чашу весов в пользу Октавиана. Его политический талант и состоял в том, что в решающий момент он сумел уловить и использовать патриотические настроения римлян в своих интересах. Воспользовавшись двусмысленным положением Антония, Октавиан развернул целую пропагандистскую кампанию, благодаря которой он заручился поддержкой большинства населения Рима и Италии»[19].

С историком следует согласиться. Действительно, в тех же «Деяниях» Октавиан практически ничего не говорит о врагах. Их почти и нет у Августа! Он их побивает в трех строчках в начале, потом еще в трех строчках в середине и еще где-то в глубине текста. Все эти враги анонимны и обезличены. Зато друзья, такие как Агриппа – названы поименно. Это реальность – использование негативной пропаганды уступает позитивной пропаганде. И Октавиан понимает, что только так он может дать образец тому, как правильно понимать его эпоху. Так Август перед смертью создал канон истории. Он мог проконтролировать через Мецената тех, кто писал при его жизни, но тем, кто будет писать после его смерти, Август очертил некие рамки. И надо сказать, что Август был успешен в достижении своей цели. Образ императора оставался в русле канона всю римскую историю.

 

Интересно, что становление римской историографии приходится как раз на императорский этап. Вплоть до III века до н.э римляне использовали в качестве фиксации событий «Анналы Максима». А в описании истории полагались на греческих авторов. Уже ко временам войн с Карфагеном появились работы первых римских писателей таких как Квинт Фабий Пиктор. Работы они создавали на греческом, и греческие авторы тогда были куда шире распространены – тот же Полибий, описывавший подъем Рима во II веке до н.э. считался вполне достаточным для Римской Республики. Но на рубеже эпох при крахе старого режима и установке нового появляются другие римские авторы, такие как Юлий Цезарь, Гай Саллюстий Крисп и Тит Ливий.

Цезарь и Саллюстий – современники и единомышленники, описывали то, что видели сами, чему стали свидетелями. Создавший «Записки о галльской войне» и «Записки о гражданской войне» Цезарь во многом заложил основы представления о бурных событиях 50-40-х годов до н.э. Саллюстий создал целый ряд произведений: по событиям второй половины 60-х годов «О заговоре Катилллины», по событиям 70-х-начала 60-х «История». Все это происходило у него на глазах. И лишь «Югуртинская война» Саллюстия повествует о событиях недавнего для автора прошлого (111-105 гг до н.э.).

Тит Ливий – знакомый императора Октавиана и, возможно, наставник императора Клавдия, написал 142 книги истории по событиям от основания Рима до 9 г. до. н.э. Энциклопедическая работа обладала целым рядом недостатков с точки зрения историков нашего времени, которые тогда, напротив, считались достоинствами. Ливий пишет книги о римлянах и для римлян. Это первая подобная работа, возвеличивающая Вечный город и его жителей. Патриотический пафос, свойственный римлянам всегда, в работах Тита Ливия становится Альфой и Омегой. Остальные народы, по мнению историка, лишены доблестей римлян, и изображаются предвзято. Тем не менее, литературный талант и безусловный патриотизм Ливия именно его вывели в «отца римской истории». Хотя в II-I веках до н.э. было множество попыток со стороны римлян написать «большую историю». Так, Гней Геллий писал историю от падения Трои до 146 года до н.э., а Публий Муций Сцевола написал труд по истории Рима в 80 книгах. Но только Ливию удалось задать канонические взгляды на события римской истории.

I-II вв н.э. – золотая эпоха не только в искусстве и архитектуре. В это же время творят историки Тацит и Светоний, Плутарх и Плиний Старший, Иосиф Флавий и Аппиан Александрийский. Светоний продолжает канон, заданный Октавианом Августом и дает понять, кто из императоров достоин поклонения, а кто наоборот, достоин порицания. Светоний также проводит связь между Юлиями и Флавиями, сообщает о добродетелях и недостатках императоров, старается сформировать «правильное» представление об их биографии. Тацит, в свою очередь, создает «Анналы», в которых подробно описывает правление императоров, пришедших на смену Августу. Часть из них подвергается критике, как, например, Домициан. Интересен историк Иосиф Флавий. Еврей, писавший на греческом, Флавий оставил для нас целый ряд произведений, посвященных войнам Рима с Иудеей. Работы эти, содержащие в себе огромный массив информации, были одобрены самим императором Титом. Евреи-современники считали Иосифа Флавия предателем, однако сейчас его рассматривают как человека, проложившего мостик между римлянами и евреями, да еще и сохранившего культурное наследие Иудеи.

В истории Рима сменилось на престоле множество династий. Однако в самом начале установления императорской власти было очень важно продемонстрировать преемственность. Династия Юлиев-Клавдиев (27 г. до н.э – 68 г. н.э), завершилась на Нероне. После короткого периода междуцарствия к власти пришли Флавии (от Веспасиана до Домициана с 69 по 96 гг). После убийства Домициана венок императора примерили Антонины, удерживавшие власть целый век (96 – 192 гг). И Флавиям и Антонинам была нужна на определенном этапе дополнительная легитимация их права на власть. Не особо озаботившийся этим Домициан так и остался в истории чудовищем. А пришедший после короткого периода правления Нервы к власти Траян стал не только основателем династии, но и одним из самых блистательных императоров Рима в истории. Во многом это получилось благодаря пропаганде историков и писателей таких как Тацит и Плиний Младший.

 

Впервые истории на службу государству был поставлен новый инструмент пропаганды – СМИ. Именно в Риме родилась журналистика в современном смысле этого слова. Первый «подход к снаряду» сделал Юлий Цезарь в 59 г. до н.э., когда стал консулом. Как пишет Светоний, «по вступлении в должность он первый приказал составлять и обнародовать ежедневные отчеты о собраниях сената и народа»[20]. Именно этот формат официальных новостей, которые писали на пергаменте и вывешивали на Форуме, пришел на смену анналам, хранившимся жрецами в храмах. В этих ежедневных хрониках сообщалось о происходящих в сенате прениях, публиковал тексты декретов, донесения наместников, сведения о посольствах, сообщения о происшествиях и катастрофах.

Первоначально издание публиковалось под названием Acta diurna senatus ас populi, что в переводе означает «Повседневные (Ежедневные) дела сената и римского народа». Впоследствии произошло разделение на «Дела сената» (Acta senatus) и «Дела римского народа» (Acta diurna populi romani). «Дела сената» были запрещены для официального обнародования при Тиберии в 15 г н.э., поскольку в них содержалось много болезненной для императора информации. Тогда как «Дела римского народа» распространялись по всей Империи. Есть информация, что передавались эти первые газеты вплоть до 330 года, но исторические упоминания Acta diurna у нас есть только от времени императора Проба (умер в 282 г.).

О римской газете, ее значении и широте распространения мы можем прочитать у Тацита: «Ежедневные ведомости римского народа с особым вниманием читаются в провинциях и в войсках, потому что все хотят знать, что еще натворил Тразея»[21]. Из этих строк мы видим, что газета распространялась быстро, причем не только в Риме, но и в провинции и в войсках. Информация, содержащаяся в газетах была довольно подробной. Так, что тот же Тацит сетует на то, что не смог найти одну лишь деталь при описании похорон Германика: «Тиберий с Августою не показались в народе, то ли считая, что унизят свое величие, предаваясь горю у всех на виду, то ли боясь обнаружить свое лицемерие под столькими устремленными на их лица взглядами. Ни у историков, ни в «Ежедневных ведомостях» я не нашел никакого упоминания о том, чтобы мать Германика Антония принимала заметное участие в погребальном обряде, тогда как все прочие кровные родственники, не говоря уж об Агриппине, Друзе и Клавдии, упомянуты поименно»[22]. То есть, перед нами, на самом деле полноценное СМИ, которое непосредственно выполняет свои функции – информирования и воздействия на массы.

Своеобразным форматом протожурналистики была частная переписка известных людей. Предполагая, что их эпистолярное наследие имеет ценность и будет опубликовано, такие люди как Цицерон, Плиний-младший и др. вели свою корреспонденцию столь тщательно, что она прошла через тысячелетия. И из этой переписки мы знаем, что и для Цицерона, и для Плиния-младшего (оба занимали государственные должности вдали от Рима) специально собирали информацию о происходящем в Вечном городе. У Цицерона это был друг Целий Руф. У Плиния-младшего тоже был адресатом Руф, но по имени Калиний. Однако главным его адресатом был император Траян. Х глава писем Плиния содержит переписку автора с императором, и, в отличие от предыдущих глав, в которых автор приводит только лишь свои письма, здесь он публикует и письма самого императора. В контексте пропаганды публикация этих писем позволяла продемонстрировать не только и не столько литературные таланты Плиния, сколько успехи государственной машины Римской империи конца I – нач. II вв н.э.

 

И конечно, в Риме для пропаганды и информирования населения использовали афиши. Нарисованные надписи на стенах, высеченные на меди, на камне или на дереве объявления могли содержать информацию о мероприятиях, портреты людей, указания на то, какие товары и где можно приобрести. На афишах муниципалитет мог уведомлять граждан о своих указах, а граждане – передавать свое отношение к муниципалитету. Храмы – призывать граждан почитать богов, а граждане – выказывать свое отношение к богам. Также афиши использовались и для избирательных кампаний.

Гибель города Помпеи в 79-м году нашей эры в результате извержения Везувия — одна из наиболее известных трагедий античного мира, зато бесценный источник знаний о жизни римлян для нас. Древнеримский город был погребен под слоем вулканического пепла, а потому многое там сохранилось до наших дней практически в нетронутом виде. В том числе, хорошо известные археологам граффити на стенах. Около 3 тысяч из 13 тысяч этих надписей — предвыборные лозунги с призывами голосовать за того или иного кандидата на местных выборах: в Помпеях проходили выборы ряда должностных лиц — магистратов — эдилов и дуумвиров. Перед выборами на форуме обычно размещали табличку с именами кандидатов и указанием должности, на которую они претендовали. Но по всему городу кандидаты и их «предвыборные штабы» вели наглядную агитацию типа современных билбордов.

Предвыборные слоганы, как правило, наносили на стены специалисты-граффитчики, причем работали они по двое или трое. Двое, потому что предвыборные граффити наносились ночью, а, стало быть, писцу требовался, как минимум, человек с фонарем. Предвыборные надписи, кстати, выполнены гораздо качественнее бытовых граффити, в которых жители города осыпают друг друга ругательствами или рекламируют услуги (в том числе лупанариев-борделей) — видно, что выборы для жителей Помпей были делом принципиальным и на них кандидаты тратили значительные средства.

Обычно содержание агитации незатейливо: «Такие-то по роду занятий просят избрать такого-то дуумвиром/эдилом». «Марка Казеллия Марцелла в эдилы предлагают земледельцы», «Гая Куспия Пансу в эдилы предлагают золотых дел мастера». Иногда к тезису добавляется похвала в адрес конкретного кандидата, например, «Я прошу избрать Гая Юлия Полибия эдилом. Он хорошо печет хлеб». «Гельвия Сабина — в эдилы, хорошего человека, достойного общественной деятельности, прошу вас, выберите». Реже слоганы были более изысканными. Примеры таких надписей: «Валент, ты спишь; ты спишь и видишь сны; очнись от своего сна и сделай Гельвия Сабина эдилом», «Если честь воздается человеку, который живет скромно, то достойная честь должна быть оказана этому молодому человеку, Куспию Пансе».

Наконец, но в последнюю очередь, интересны античная контрагитация или, как сказали бы сегодня, черный пиар. Сделана она была по тому же шаблону, вот только голосовать за кандидата призывали люди не слишком достойные. Если по части профессиональных сообществ могут быть вопросы, и мы не знаем, насколько был действенен призыв «Марцелла повсюду просят в эдилы уставшие торговцы дровами (и) возницы телег с Фабием и Кримием и Гаем Нисием Инфантионом», то с иными «профессионалами» все несколько проще. «Все бездельники и Мацерий просят Ватию в качестве эдила», - даже не зная сегодня, кто такой Мацерий, а жители Помпей, видимо, неплохо знали, мы можем предположить, что вряд ли это хорошая рекомендация для кандидата. «Припозднившиеся пьяницы просят избрать Марка Церриния Ватию эдилом. Это написали Флор и Фрукт», «мелкие воришки просят избрать Ватию эдилом» - также примеры такого рода граффити.

Правда, шведский ученый Т. Клеберг, например, в 1963 году предположил, что seribibi (можно перевести как «позднопьющие») и furunculi (означает не только «воришки», но и «боковые побеги виноградной лозы») - совсем не контрагитация. По его версии, это названия объединений постоянных посетителей трактиров, что-то вроде клубов, которые не только занимались совместными возлияниями, но и, вероятно, принимали участие в общественной жизни. Даже если так, то вряд ли надпись «Все беглые рабы — за Марка Церриния Ватию» можно истолковать в таком духе. Это — с большой вероятностью – настоящий античный черный пиар. Как и «поддержка» одного из кандидатов некими, видимо, весьма раскрепощенными дамами - пылкой сириянкой Смирной и работницей из мастерской красильщика Верекунда, которую прозвали «кукушкой». Некоторые исследователи особо отмечают, что несколько десятков предвыборных надписей были от имени женщин, полагая, что это свидетельствует о некоей значительной (или более значительной, чем представлялось ранее) роли женщин в помпеянском обществе. Иногда это объясняется тем, что агитация велась от имени кабатчиц, которые то ли имели вес среди клиентов, то ли так рекламировали свой бизнес. На деле, как представляется, это все та же контрагитация — мы мало что знаем про этих дам и их репутацию в обществе, но стереотип, что вольноотпущенница, заведующая кабаком вполне может быть бывшей работницей борделя — представляется не менее вероятной, чем стыдливые интерпретации исследователей в духе победившего феминизма. И когда почтенная матрона агитирует за своего внука, то с равной долей уверенности мы можем говорить о ней и как об уважаемой в местном сообществе главе семьи, и как о «старой грымзе», чей мерзкий характер хорошо известен всему городу. Нам это просто непонятно, но помпеянцам было точно известно без дополнительных пояснений.

Надписи из Помпей уникальны в этом плане — шансов дойти для иной предвыборной пропаганды Древнего Рима до нас практически не было, если бы не извержение вулкана. Но нет никаких сомнений, что такого рода агитация была для античного Рима нормой не только в Помпеях и не только в I в. н. э. но и ранее, и позднее.

Античные письменные источники рассказывают и о многочисленных практиках проведения избирательных кампаний. Скажем, прямой подкуп избирателей являлся, по сути, нормой. Светоний так описывает одну из политических кампаний Юлия Цезаря: «Оставив надежду получить провинцию, он стал домогаться сана великого понтифика с помощью самой расточительной щедрости». Это дало результат: «Он настолько пересилил обоих своих опаснейших соперников, намного превосходивших его и возрастом и положением, что даже в их собственных трибах он собрал больше голосов, чем оба они во всех вместе взятых»[23].

 

Пропаганда властителей поздней Римской республики исходила из того же принципа - «народу» надо дать «хлеба и зрелищ». Уже получивший власть в Риме Цезарь, согласно тому же Светонию, «зрелища он устраивал самые разнообразные: и битву гладиаторов, и театральные представления по всем кварталам города и на всех языках, и скачки в цирке, и состязания атлетов, и морской бой»[24].

Эта система ритуалов сохранилась вплоть до самого конца империи, а позже периодически проявлялась и позднее: пришедший к власти властитель в первую очередь должен утвердить свою власть посредством массовых развлечений и поддерживать народную любовь таким же образом. Гладиаторские бои в Риме непосредственно связаны с потребностью императоров утвердить свою власть. Описывая достоинства императора Августа, преемника Цезаря, Светоний пишет: «В отношении зрелищ он превзошел всех предшественников: его зрелища были более частые, более разнообразные, более блестящие. По его словам, он давал игры четыре раза от своего имени и двадцать три раза от имени других магистратов, когда они были в отлучке или не имели средств»[25].

 

Триумфы - одно из важнейших военно-пропагандистских мероприятий эпохи, как Рима периода республики, так и периода империи. Эти мероприятия устраивали в честь крупных побед Рима, в знак признания заслуг полководца. В это день двери всех храмов были распахнуты, гирлянды из цветов украшали статуи, на каждом алтаре курили фимиам.

Процессия вступала в город через Триумфальные ворота. Она состояла из знати, наиболее ценной добычи военного похода, пленников, включая захваченных в плен вождей, например, царя Нумидии Югурты, вождя кельтов Верцингеторига или царицы Пальмиры Зенобии. Клеопатру, которая покончила с собой до триумфа Августа, на процессии заменили ее изображением. Далее шли музыканты, славящие полководца и победу над врагом, обязательный жертвенный бык. Полководец прибывал к солдатам на Марсово поле и объявлял о наградах, которые полагались легионерам.

Процессия шествовала по всему Риму и имела важнейшее военно-политическое значение. Скажем, по мнению Джессики Кларк, триумфы стали одной из причин побед римлян в войнах над Карфагеном[26]. Впоследствии, в императорскую эпоху и в период упадка республики триумфы стали способом — в том числе — политической манипуляции, работы с сознанием свободных римлян.

Самое большое количество триумфов в истории получил Гай Юлий Цезарь (пять триумфов и одна овация). Трибун и диктатор IV века до нашей эры Марк Фурий Камилл, победивший галлов и консул Марк Валерий Корв, прославившийся в войнах с италиками, записали себе на счет по четыре триумфа. У императора Октавиана Августа было три триумфа и две овации. За время существования Рима триумфы праздновались около 350 раз[27].

Чтобы заслужить триумф, было необходимо выполнить ряд условий. Во-первых, необходима была значимая победа. Причем победа неоспоримая. Так, после уничтожения армии Спартака Марк Красс не получил триумфа. Ему предложили овацию, но он от этого отказался. Во-вторых, войска должны были признать полководца императором - это не наследственная должность в империи, а титул успешного военачальника. В-третьих, полководец направлял в сенат сообщение о победе и просьбу о триумфе. Сенат принимал решение на Марсовом поле и выдвигался к границам города. Это было важно – ведь, вооруженные легионы могли пересечь границы Рима только в случае, если им разрешалось принять участие в триумфальном шествии.

Сенат решал – допустить ли триумф, учитывая целый ряд требований. Полководец должен был обладать высшей государственной должностью: консул, претор, диктатор, пропретор или проконсул. Победа должна была быть достигнута над внешним врагом, правда соблюдалось подобное только в Республике, но не в Империи. Лишь Цезарь отметил триумфом свою победу над Гнеем Помпеем Младшим в испанской провинции в битве при Мунде, но Республика тогда и без того находилась на последнем издыхании. Тем не менее, предоставление Цезарю триумфа за битву при Мунде возмутило римлян. Ведь, до этого Цезарь маскировал победы над римлянами под успешные военные кампании. Четыре триумфа Цезаря в 46 году до н.э. значились как победы над галлами, египтянами, Боспорским царем Фарнаком и царем Нумидии Юбой. Квалифицированное требование для триумфа – потери врага не менее 5 тыс. солдат. Наконец, победа должна быть полной – ведь, для триумфа войска должны были быть отозваны в Италию, а значит, врага необходимо было окончательно усмирить. Недостаточно было лишь разбить его войско, не достигнув окончательной победы.

Триумф был важнейшим мотивационным и мобилизационным событием для полководца. После триумфа его статус резко возрастал. Так, Гней Помпей Старший получил право на триумф будучи молодым человеком 24 лет от роду в 79 году до н.э. от диктатора Суллы, будучи всадником. Одержав блистательные победы в гражданской войне и в Африке, Помпей стал для Суллы одним из раздражающих факторов. Диктатор долго не хотел давать Помпею триумф, но все же уступил, предоставив, однако право триумфа еще и двум другим удачливым полководцам – Валерию Флакку и Луцию Мурене. После триумфа Помпея официально начали называть Великим, Magnus. Интересно, что второй триумф Помпей получил за то, что добил остатки армии рабов Спартака, хотя формально это почетное мероприятие было обозначено как победа над испанцами. Так, Помпей серьезно обошел Марка Красса, который одержал куда более значимую для Рима победу, но, будучи отодвинутым Помпеем, так и не получил в Вечном городе заслуженной славы и почета.

Считается, что последний триумф праздновал полководец византийского императора Юстиниана Велизарий аж в 534 году нашей эры после победы над вандалами. То есть, спустя полвека после падения Рима под натиском варваров и конца Западной Римской империи. Традиция триумфов и парадов победы будет сохраняться и далее – вплоть до наших дней.

 

Военная пропаганда в Риме вообще всегда была на высоком уровне. Моральный дух собственных воинов и моральный дух воинов противника перед сражением крайне важны. В качестве примера успешного пропагандистского мероприятия можно привести вылазку Гая Муция Сцеволы. Это легендарный римский герой, пытавшийся убить Ларса Порсену, этрусского царя, который осадил Рим в 509 до н.э. По преданию, Сцевола пробрался в шатер Порсены, но по ошибке убил царского писца, который был одет дороже и красивее царя. Когда Сцеволу схватили, он гордо сообщил, что является лишь первым из 300 римлян, поклявшихся убить царя. Когда же ему начали угрожать пыткой, Сцевола подошел к алтарю, где горел огонь и держал руку над огнем, пока она не обуглилась. Тем самым он продемонстрировал презрение к боли и готовность умереть за Рим. Царь был поражен стойкостью римлянина, отпустил его и тут же заключил мир с Римом.

Надо сказать, что в подобном мы видим два пропагандистских месседжа со стороны Сцеволы. Первый – это угроза. Римлянин угрожает царю смертью, подчеркнув, что ему придется иметь дело с 300 молодыми бойцами, каждый из которых достаточно серьезный противник – ведь сам Сцевола смог и проникнуть в шатер к царю и убить того, кого он посчитал царем. Второй месседж – это сила воли римлянина, доказанная им, когда он сжег свою руку на костре. Оба этих месседжа имеют адресантом лично царя Порсену. Устрашенный, царь не решился воевать с Римом.

От римских авторов нам досталась даже комплексная работа, в которой значительная часть уделена вопросам пропаганды в войсках. Это «Стратегемы» Секста Юлия Фронтина. На примере греческих и римских военачальников Фронтин сообщает нам о целом ряде приемов пропаганды, которыми в ту эпоху пользовались. Вот один из примеров: «Фабий прекрасно знал, что, с одной стороны, у римлян настолько развито чувство свободы, что от оскорбления оно еще обостряется, и, с другой стороны, от пунийцев нельзя ожидать справедливости и умеренности. И вот он послал к карфагенянам послов насчет условий мира; те прислали ответ, проникнутый несправедливостью и высокомерием, и римское войско воспылало жаждой сразиться»[28]. То есть, ожидаемый ответ карфагенян был донесен до легионеров, вызвал у римлян возмущение и поднял тем самым моральный дух войска.

Как и в древней Греции, римские легионеры были суеверными людьми и это необходимо было учитывать полководцам, быть готовыми перевести в шутку незадачливое падение, или же обернуть плохое предзнаменование себе на пользу. Вот что об этом говорит Фронтин: «Сципион, переправив войско из Италии в Африку, поскользнулся, сходя с корабля; видя, что солдаты поражены этим, он своей твердостью и величием души обратил источник страха в источник бодрости, заявив: “Приветствуйте, воины, я придавил Африку”. Цезарь, поскользнувшись нечаянно при посадке на корабль, сказал: “Я держу тебя, мать земля”. Этим истолкованием происшествия он как бы заявил, что намерен вновь занять ту землю, с которой уезжал»[29].

Сложнее с плохими знамениями. Здесь использовали как научные знания, так и логику и быстроту реакции. Например Сульпиций Галл, «чтобы солдаты не восприняли предстоявшее лунное затмение как дурное предзнаменование, заранее о нем предупредил, объяснив основания и причины затмения»[30]. Еще более интереса история консула Семпрония Гракха. Тот «выстроил войско против пиценов, как вдруг землетрясение навело страх на обе стороны. Сципион речью успокоил своих и склонил их напасть на потерявшего голову от суеверного страха неприятеля; атака увенчалась победой»[31]. Действительно, землетрясение, произошедшее перед битвой, должно было напугать обе стороны. И тот выходил победителем, кто быстрее успокаивал свое войско и бросался на растерянного противника.

 

Монументальная пропаганда – важнейшая составляющая при информационном воздействии на жителей Вечного города. В царскую эпоху и в республиканское время монументальная пропаганда концентрировалась на создании храмов: Весты, Януса, Марса и других богов. Мы не имеем достаточной информации об этих сооружениях, как они использовались и как были устроены. До нас, впрочем, дошли здания общественного назначения. Это Большая Клоака, акведуки, Мамертинская тюрьма и Аппиева дорога. Глядя на руины и гробницы вдоль Аппиевой дороги становится ясным, насколько велико было влияние на общество подобных сооружений. Известно, что строительство дороги началось в 312 году до н.э. по указанию цензора Аппия Клавдия. Клавдий также построил первый акведук в городе. После этого Клавдия дважды выбирали консулом – в 307 и 296 годах до н.э. Таким образом, важные общественные постройки дали Аппию Клавдию возможность держать в руках всю верховную власть Рима.

Республиканский период дает нам целый ряд примеров того, как строительство сооружений влияло на популярность инициаторов и спонсоров строительства. Пример – театр Помпея – заложенный в 61 году до н.э после очередного триумфа Гнея Помпея Великого, и введенный в эксплуатацию всего через шесть лет. Театр вмещал в себя 40 тысяч зрителей и являлся зримым свидетельством мощи и влияния заказчика. Не зря он сохранился вплоть до Средних веков, а использовался по назначению до самого падения Римской Империи. Театр Помпея был увенчан храмом Венеры Победительницы, что еще раз подчеркивало авторитет инициатора строительства.

В связи со строительством театра Помпея Великого следует рассказать и о его «конкуренте» и даже какое-то время бывшим его зятем - Марке Скавре, также построившего театр в Риме. И как раз в те же годы, что шло строительство театра Помпея. Театр Скавра вмещал в себя 80 тысяч зрителей – фактически каждый десятый житель Рима мог прийти и посмотреть представления там. Театр был построен менее чем за год в 58 году до н.э. так как был из дерева. За несколько лет до этого Сквар с войском был направлен в Иудею, где за огромную взятку в 400 талантов помог взобраться на царский трон Аристобулу. Также он получил взятку в 300 талантов у сирийского царя Арета. Вернувшись в Рим, Скавр решил употребить деньги для получения популярности у плебса и претендовать на высшие посты во власти. За взятки он получил пост члена жреческой коллегии понтификов, а затем – в 58 году до н.э. - курульного эдила. На этом посту он организовал грандиозные игры для народа. И как раз тогда был построен театр Скавра. Надо понимать, что это был плевок в лицо своему бывшему патрону Помпею, который строил капитальное сооружение. И тот не простил такого поведения бывшему зятю. Когда Марк Эмилий через несколько лет после этих событий добивался консульской должности и, как и три других конкурента раздавал деньги всем клиентам, наступила развязка. Всех четырех кандидатов привлекли к суду за скупку голосов. Защитником Скавра выступал Цицерон, который (вот незадача), в отличие от случая с Катилинной, не видел в Скавре человека, желавшего заполучить власть. Подкупленный плебс был на стороне Скавра, однако Гней Помпей привел своих солдат, которые утихомирили народ и «провели работу» с присяжными. Те вынесли в отношении Марка Эмилия обвинительный приговор, и очередной возможный будущий владыка Рима отправился в изгнание, освободив площадку для войны Помпея и Цезаря.

После завершения эпохи гражданских войн и установления Империи, начинается золотой век Римской монументальной пропаганды (30 год до н.э. – 138 год н.э.). От Октавиана Августа до Адриана – почти каждый император вносил в облик Рима что-то небывалое, величественное, обессмертившее его навсегда. Даже разрушитель Нерон, который, как говорят, сжег Рим для того, чтобы отстроить по своему вкусу – что уже следует из этих слов, сделал это с целью организовать внешний облик Вечного города таким образом, чтобы память о его правлении осталась в веках.

Интересна история Большой Клоаки. Построенная еще при царях, она была перестроена, очищена и улучшена во времена Октавиана Августа. Вот что пишет об этом в  Светоний: «Вид столицы еще не соответствовал величию державы, Рим еще страдал от наводнений и пожаров. Он так отстроил город, что по праву гордился тем, что принял Рим кирпичным, а оставляет мраморным; и он сделал все, что может предвидеть человеческий разум, для безопасности города на будущие времена»[32].

У того, кто оставил Рим мраморным, впрочем, есть и другое имя – это Марк Випсаний Агриппа, творец военных побед Октавиана Августа и великий зодчий. Как Гай Меценат стал при Августе покровителем литературы, поэтов и писателей, так Агриппа стал центром притяжения архитекторов и строителей. Правда, в отличие от своего коллеги, его имя так и не стало нарицательным. Но именно он отремонтировал Большую Клоаку, акведуки, бани и портики, построил целый ряд садов в Риме, возвел первый Пантеон. Успехи Агриппы и его популярность были настолько велики, что он несколько раз был консулом (кстати, именно он стал последним консулом Римской республики). Август считал его своим лучшим другом, женил на племяннице, сделал наследником и даже передал ему однажды свою печать во время болезни. Несмотря на интриги вокруг Августа, Агриппа сохранял свои позиции в Риме даже в периоды редких немилостей. Он, действительно, мог стать новым императором Рима, но заболел во время одного из военных походов к Дунаю, вернулся в Италию и умер. Его дочери были женами императора Тиберия и его племянника – Германика, его внук станет Императором Рима под именем Калигула, а правнук – императором Нероном.

К золотому веку римской архитектуры относится и масштабное строительство храмов. Тот же Август, подчеркивая свое божественное происхождение (тоже элемент пропаганды) восстановил или вновь построил в Риме 82 храма. При нем был сооружен огромный Форум с храмом Марса-Мстителя, часть которого сохранилась и по наш день. Тиберий начал сооружать храм Кастора и Поллукса (Полидевка). Клавдий построил величественный акведук длиной в 10 км. Нерон начал постройку Золотого дворца - огромного двоцово-паркового комплекса, который, к сожалению, до нас дошел только в виде субструктур. Заброшенный после смерти этого императора, комплекс начал вновь отстраиваться только при Веспасиане. Именно на его останках были возведены такие постройки как Колизей, триумфальная арка Тита, возведенная при Домициане.

При императоре Траяне монументальная пропаганда получила свое дальнейшее развитие. Термы Траяна, форум Траяна – эти сооружения сохранились до наших дней. В центре форума, олицетворявшего могущество императора, была возведена базилика. Там же находится и один из ярчайших памятников древнеримской монументальной пропаганды - колонна Траяна, созданная архитектором Аполлодором Дамасским в 113 году н. э. в честь побед над даками. Секции, посвящённые войнам, разделены изображением фигуры крылатой Победы, пишущей на щите, окружённом трофеями, имя победителя. Изображаются в основном действия римской армии: передвижение, строительство укреплений, переправы через реки, сражения. Всего на колонне около 2500 человеческих фигур в 155 сценах. Ну и, разумеется, сам Траян — он появляется на колонне 59 раз.

Колонна Траняна, Рим. Цветная реконструкция.

Эта традиция пережила Рим. Спустя почти 1700 лет в Париже в подражание этой колонне была воздвигнута Вандомская колонна — в честь побед Наполеона. А еще спустя почти 30 лет — Александрийский столп на Дворцовой площади в Петербурге в знак победы российского императора Александра I уже над самим Наполеоном. Тогда же в Москве появилась по тому же поводу и Триумфальная арка на площади Тверской заставы.

Триумфальная арка – также наследие римской монументальной пропаганды. Выше уже говорилось о Триумфальной арке Тита. Всего в Риме сохранилось пять триумфальных арок. Их возводили на перекрестках дорог и считалось, что они посвящены Янусу и служат охране границ. Стены арки – преграды, разделяющие небо и землю, а арочный проем – путь к вознесению. Также триумфальные арки символизировали богиню Ирис – радугу. Проход через арку символизировал восход солнца. Именно император (военный вождь или правитель) мог пройти в главный проем. Для простых смертных предназначались боковые проемы. Наверху устанавливали статуи, колесницу или богиню победы, Викторию.

Свои арки были у императора Августа (не сохранились), у Тита (81 год н.э), Септимия Севера (205 г.н.э), Константина (312 г.н.э.), Януса (вероятно при сыне Константина), Друза (начало III века н.э.). То, что арок было намного больше свидетельствуют монеты, отчеканенные на медалях в честь побед других императоров, от которых не сохранилось арок.

Триумфальная арка Тита, панель с менорой из Иерусалимского храма. Рим, Форум. Фото автора.

На закате золотого века монументальной пропаганды нельзя не упомянуть о тех шедеврах архитектуры, которые нам оставил император Адриан. Храм Венеры и Ромы можно увидеть напротив Колизея, а мавзолей Адриана сейчас носит название Замка Святого Ангела. Это великолепная крепость на берегу Тибра до сих пор поражает сочетанием изящества и монументализма. Так же как и здание Пантеона, построенное в 128 г. н.э. Храм всех богов имеет уникальный купол, и сейчас, почти два тысячелетия спустя, поражающий как точностью расчетов, так и солидностью и одновременно легкостью.

После завершения золотого века древнеримской архитектуры монументальная пропаганда, конечно, не раз говорила свое слово, но все же такого пикового звучания, как при потомках Августа и Флавиях, уже не достигала. Здесь можно отметить колонну Марка Аврелия, построенную по примеру Траяна, уже упоминавшуюся триумфальную арку Септимия Севера, термы Каракаллы и бани Диоклетиана. Лишь при императоре Константине Великом происходит ренессанс монументальной пропаганды – возводится триумфальная арка Константина, базилика Святого Петра и Латеранская базилика. С этого времени мы можем наблюдать, как постепенно монументальная пропаганда направляет свои усилия не на прославление человека – пусть даже и императора, а на прославление Христианской веры.

Трудно сказать, какое впечатление производил Древний Рим на современников. Но, если сейчас эти здания считаются шедеврами архитектуры, то, можно с уверенностью утверждать, что каждая такая постройка поднимала моральный дух римлян и укрепляла уверенность в силе своего государства, подстегивая патриотические настроения. А потому для римлянина находиться вдали от Рима – это мука. Не зря Овидий в изгнании буквально стонет: «Мечтаю увидеть, дым отечественного очага. Ибо родная земля влечёт к себе человека, пленив его какою-то невыразимой сладостью, и не допускает его забыть о себе»[33].