Публицист и писатель Александр Бауров о том, как могла бы в начале XXI века выглядеть социалистическая альтернатива.
В жизни приходится выбирать между скукой и страданием.
Жермена де Сталь
Если есть тьма – должен быть свет.
Виктор Цой
Сейчас внимание интересующихся политикой граждан, сконцентрировано на выборах мэра Москвы, в которых вопреки всему принимает участие кандидат несистемной оппозиции Алексей Навальный. Логично, что предвыборная кампания предельно обострила дискуссию о политической повестке дня, которая сложится после 8-го сентября. Мало кто сомневается, что кандидат от власти победит: не чувствуя такой уверенности правительство (в широком смысле этого слова) никогда не пошло бы на риск подобной демократизации волеизъявительного процесса. Но именно эта самоуверенность господствующей политической элиты часто в либеральных СМИ трактуется как начало кризиса, в котором политические институты окончательно парализуются, а искусство управления государством вырождается в «режим личной власти В. Путина». Левые политологи со своей стороны заявляют, что наблюдается поворот общественного мнения в сторону гегемонии национал-демократов – которые благодаря московским выборам окончательно перетянули на себя право формировать повестку дня. Оба утверждения кажутся мне преувеличением, но важно отметить, что в России хозяйственные вопросы (к счастью или на беду), выведены за рамки обсуждаемого поля. Разговор о будущем чаще всего заканчивается ссорой из-за взглядов в прошлое (отношение к советской власти, православию, приватизации 90-х). Экономические же регуляторы в правительстве и Администрации президента спокойно проводят неолиберальную политику более-менее коррелирующую со «Стратегией 2020». Критика этого курса, которую можно услышать со стороны ряда экономистов и экспертов, по своей форме и содержанию не близка даже политически активным людям – а на фоне информационного бума, скажем, по делу «Кировлеса» или межнациональных столкновений на Ставрополье, так и совершенно незаметна.
Марксистский принцип, в соответствии с которым политика является продуктом экономических отношений, а те в свою очередь на влиянии цикличного технологического развития, сейчас совершенно забыт. Людям довольно сложно объяснить, что уровень коррупции, феодальные отношения в региональных элитах, сверхцентрализация капитала, растущая пропасть между горсткой богатых и стремительно беднеющим населением зависят не от того, какая личность захватит власть, не от того уйдет или не уйдет Путин в ближайшее десятилетие, а от скучных цифр монетарной и налоговой политики, структуры управления занятостью. Нужно объяснять, что любая команда всегда выбирает из вариантов экономической политики, и она не только должна отражать задачи выживания и развития собственного населения, но и удачно вписываться в глобальные макроэкономические тренды, ведь попытка построить автономную от мировой экономику в настоящее время гарантированно обречена на провал, она стремительно ведет к коллапсу государственности и национальному вырождению.
Когда, нам навязывают выбор путей дальнейшего развития России, спектр почему-то ограничивается «сырьевым православием», национал-демократией или либерализмом. «Советский проект» уже никто не предлагает (в том числе, благодаря «успехам» КПРФ). Но по сути такое ограничение выбора является подлогом. Выбор, в первую очередь, нужно сделать между продолжением неолиберального курса с государственным регулированием «в ручном режиме» (на котором и базируется нынешнее «сырьевое православие») и сдвигом в сторону неокейнсианской, либо какой-то вариации социалистической модели государственного управления.
Сохранение текущего тренда «либерализма для своих» - оставляет в стране «две нации» сконцентрированных вокруг сырьевого и постиндустриального сектора. Именно по разлому этих секторов проходит и культурный разлом, социальная граница двух миров одной страны. С одной стороны границы - население отсталой страны третьего мира, с грязными, неудобными для жизни городами, вахтовым методом, Ваенгой, Стасом Михайловым, мечтой о большом черном джипе. А с другой - жителей постиндустриальных финансовых центров (Москвы и Санкт-Петербурга), которые регулярно бывают в странах ЕС, активно требуют постоянного роста качества социальных услуг и удобства экосистемы, которые пользуются айфонами, ездят на малолитражках MINI и слушают Katie Melua в расслабленной атмосфере летнего кафе. Условные «Навальный» и «Путин» это воплощение двух этих народов.
Сырьевой «Путин» куда богаче, многочисленнее и поэтому, пока, побеждает. Кроме того, сама экономическая база «постиндустриального народа» нестабильна и зависит от удержания в столичных мегаполисах значительной доли прибыли сырьевого сектора. Уже очень скоро лозунг «хватит кормить Кавказ» может дополниться более актуальным - «хватит кормить Москву». Существующий неолиберальный экономический курс в обертке «сырьевого православия» этой проблемы не решает, а лишь оттягивает решение, увеличивает и институционализирует разрыв, постоянно повышая взрывоопасность политической ситуации. И речь тут не о разрыве между богатыми и бедными (бедные есть в обоих секторах, просто в сырьевом их больше), а между двумя типами экономических отношений, об экономиках с очень разной производительностью труда и прибавочной стоимостью производимых продуктов.
Говоря об альтернативах экономического курса и их идеологической идентификации, мне хотелось бы посмотреть на ситуацию со стороны макросоциологии. Увидеть - как современная Россия вписывается в мировой промышленно-экономический тренд, каковы особенности национальной занятости и налогообложения и к чему на самом деле стоит стремиться для реализации элементов нового социального государства.
Итак, Россия - периферийная часть ядра миросистемы с преимущественно сырьевым экспортом и огромной занятостью в государственном секторе. Основные вызовы стран ядра наступают в России с запозданием, что дает нам дополнительные шансы сориентироваться в разворачивающейся драме исторического момента - кризиса, связанного с переходом мировой экономики на массовое использование продуктов пятой технологической волны. Широкий фронт изменения всех средств производства и конечной продукции с помощью разработок IT-индустрии в современном мире меняет структуру занятости и центры производства, серьёзно корректирует экспортно-импортный баланс государств, динамику миграции, их внутреннюю политику и, в конечном итоге, геополитический баланс межгосударственных интересов.
Экономические (спрос) и политические запросы населения определяются его образованием, занятостью, опирающимися на них планами и мечтами. На этом фоне борьба с патерналистским отношением населения к государству, которое сохранилось как отягощающий элемент советского наследия, является в настоящий момент самой важной задачей. А ключ к ее решению - создание новых высокотехнологичных рабочих мест в частном секторе, в идеале в экспортно-ориентированных секторах, с привязкой к спецификации регионов.
Если в годы становления рыночной экономики и агрессивной монетаристской политики после распада СССР патернализм сыграл для населения страны роль обезболивающего, то сейчас он стал сдерживающим фактором как для роста отечественной экономики, так и для совершенствования политической модели управления страной. В 90-е и начале 2000-х годов запрос населения на патернализм не помешал правящему классу России (первому кругу олигархии и администрации Б. Ельцина) массово вывозить капитал на Запад. Политическая элита осознанно исполняла роль временщиков и демонстрировала этот стиль поведения как пример для подражания. За время правления В. Путина в стране сформировалась национально ориентированная буржуазия. В последние годы, под угрозой манипуляции со стороны правительств третьих стран, руководство России взяло курс на стимуляцию перевода активов правящего класса обратно в страну под эгидой так называемой «национализации элиты». Таким образом, государственный патернализм никак не влиял на настроение власть предержащих, относительно поведения в собственных интересах.
Во время интенсивных либеральных реформ, сопровождавшихся выводом капитала за рубеж, у основной массы населения жестко ломались советские стереотипы расчета на всепроникающее участие «государства» - которое более не обеспечивало большинство запросов населения, срывало оплату пенсий, зарплат в госсекторе, вело затяжную войну с сепаратистами на собственной территории и практически скатилось на грань гражданской войны во время вооруженных столкновений в Москве в октябре 1993 г. 90-е годы дали некоторую прививку, даже сформировался стереотип - «народ живёт своей жизнью, а государство своей». По прошествии 20 лет все изменилось, регулярные «медийные бумы» по поводу оценки советского периода нашей истории, огромная популярность образа Сталина говорят не о желании населения вернуться к плановой государственной экономике и отменить частную собственность, но о запросе на качественные и доступные услуги, социальную защиту и гарантии, к которым привыкли люди, особенно старшего поколения. Эти массы людей по прежнему ищут опору в государстве, а не друг в друге, при этом плохо разбираясь в его устройстве и предоставляемых услугах. Когда люди говорят, что им нужен Сталин - в 99 случаях из 100 им на самом деле нужны дешевые продукты, хороший трезвый водопроводчик и ходящие по расписанию поезда, нужна достойная оплата их труда и надежда на лучшую жизнь будущих поколений.
Крайне важной является борьба с негативными последствиями патерналистского настроя, которые проявляются в низкой социальной активности, низкой мобильности, нежелании создавать самостоятельные независимые от государства общественные организации и бизнесы. Все это отягощается воздействием пропагандисткой машины средств массовой информации, которые также консолидированы под государственным контролем и зачастую путают патернализм с патриотизмом.
Тем не менее, уверенность, что личный успех зависит от близости к государственным институтам, возвращается в общественное мнение не только из-за навязчивой пропаганды. Это куда больше связано со структурой занятости: до 50% бизнесов, так или иначе контролируются государством как собственником, а число занятых в госсекторе напрямую составляет 11 млн. человек (с семьями это почти 40 млн. человек). Высокая поддержка «Единой России» на выборах есть в первую очередь поддержка наемными работниками своего работодателя. Но как подобная ситуация уживется с необходимостью ухода от сырьевой зависимости и развития секторов современного технологического уклада? Складывается парадоксальная ситуация государства «много» там где его участие не является жизненно необходимым и «мало» там, где эта необходимость есть.
Однако устойчивая патерналистская модель, подобная советской, базируется на автаркии – на закупорке и отсутствии возможности сравнивать качество оказываемых государством услуг. Между тем более 47 млн. россиянпосещали в 2012 году страны ЕС, и значительная их часть не только отдыхает, но знакомится с устройством социальных отношений, с экосистемой городов. Постоянно сравнивая с богатой металлами и углеводородами Родиной, они понимают, что наблюдаемые преимущества далеки от воплощения дома, не смотря на, казалось бы, больший размер экономики. Все большее число людей задаются вопросом - почему стандарты жизни «ядра» не находят у нас воплощения и интуитивно готовы поддержать запрос на социальную справедливость как минимум «по европейскому образцу»? Этот запрос еще не превышает страха перед «нестабильностью», но с каждым годом все большее число людей входят в турбулентную зону запроса «хотим жить лучше, а конкретно - как там». При этом эмиграция не кажется им хорошим решением – а значит менять надо что-то внутри. Руководство России также прекрасно это понимает, но по прежнему полагается на то, что обществу нужно больше времени, что бы пропитаться жаждой нереволюционных перемен. Как сказал в одном из последних интервью В. Сурков – основная задача россиян "слежаться во что-нибудь путное".
Я бы сказал, что должна сложиться критическая масса желающих ставить новые задачи, задачи куда более широкие, нежели насущные национальные проблемы - задачи поиска новых или нереализованных еще форм государственного социального участия. Участия в мире, пропитанном потребительскими инстинктами и наследственным неверием в большие проекты. И как ни удивительно это звучит - именно в патерналистской России времен достижений Владимира Путина, накопление этой критической массы весьма вероятно. Вопрос лишь в том, на что направить эту энергию - на созидание или деструкцию.
Тяжесть и глубина патерналистской ловушки, охватившей сырьевую Россию, не оставляет альтернатив для России постиндустриальной - кроме как выделить из себя ядро новой политической системы. Основы новой партийности прямо сейчас формируются в крупнейших городах и могут завить о себе уже на следующем парламентском цикле. Одна из ярчайших альтернатив прорвавшихся в поле реальной политики- национал-демократы под негласным лидерством Алексея Навального. Реальная опора их долгосрочного успеха базируется на описанном эффекте «сравнения со странами ядра» и тремя уровнями националистических раздражителей.
· На бытовом уровне это проникновение архаичной культуры, наркотрафика, криминала и фундаменталисткого ислама в российские города вместе с неконтролируемым притоком низкоквалифицированной рабочей силы в первую очередь из стран Средней Азии.
· На уровне высоких специалистов опасным раздражителем служит бесконтрольный передел средств, направляемых на поддержку и развитие северокавказского региона, когда миллионные средства буквально «распихиваются по карманам» родственников и друзей чиновников, управляющих этими провинциями. При этом тратятся эти средства в постиндустриальных городах, где высококвалифицированные специалисты и управленцы, которые могли бы прекрасно себя найти в любой развитой стране мира, сталкиваются с хамским поведением и нарочитой расточительностью полуграмотных представителей несменяемой феодальной хунты ни сколько не заботящейся о «родных» регионах. Условный «эффективный менеджер» успешной российской компании, с доходами 15-50 тысяч USD в месяц вынужден сосуществовать в одной экосистеме с плохого говорящим по-русски бородатым дикарем в трениках, заляпывающим кресла своего Bentley шаурмой, приходящем в дорогой ресторан, чтобы почесать в паху и сфотографироваться на фоне покоренной Москвы, указывая вверх указательным пальцем, как бы подтверждая, что ему «деньги Аллах дал». Раздраженные таким вторжением высококвалифицированные специалисты и управленцы сделают все, что бы простые люди поняли, «где Аллах деньги взял».
· Наконец, на самом высоком уровне национал-демократическая программа может стать удобным подспорьем для тех, кто под завесой шовинистической пропаганды хочет массового передела собственности, указывая, что из 200 ведущих бизнесменов России этнически русскими являются всего около четверти.
Эти вызовы не преодолены нынешним режимом, что ежедневно усиливает поддержку национал-демократов, однако их полем новые идеологические ростки не исчерпываются. Среди неорганизованных групп амбициозных людей, недовольных ролью сырьевого придатка и закупоркой социальных лифтов, узостью правящей олигархии должны собраться единомышленники, способные, по мере демократизации допуска к избирательному процессу, предложить оригинальный набор долгоиграющих социальных целей и задач. Им будет нужно определить ориентиры, по достижении которых начнется уход от поздневизантийского стиля (когда первое лицо является заложником ситуации) и политическая смена поколений сможет проходить без критических рисков делегитимации власти в целом – которыми грозит утверждение власти национал-демократов. Такое развитие политического процесса смогло бы вернуть России притягательность и мощь державы вновь задающей мировую повестку дня, сможет позволить России принять на себя новую роль - страны притягательной не страхом, но удобством жизни и точкой приложения самых передовых идей, страны, куда стремятся переехать лучшие люди мира. Когда для демонстрации гордости за страну не будет нужды вытаскивать что-либо из широких штанин или сумбурно искать ссылки в интернет-поисковиках – достаточно будет лишь улыбнуться и развести руками указывая место, где никогда не заходит Солнце.
Здесь хотелось бы поговорить о целях отдаленного будущего, путь к реализации которых и будет отмечен новой социальной политикой. Качественный переход к миру «после потребления» будет в первую очередь отмечен тем, что всё большие массы люди научатся ценить то, что невозможно купить за деньги.
Поворотом к аксиоматике нового социального государства должно послужить смещение приоритетов от социальной защиты обездоленных слоев общества, по сути, подкормке большинства, чтобы оно не взбунтовалось против несправедливого распределения материальных благ, к социальному развитию амбициозной его части. Казалось бы, модель вытягивания граждан в постиндустриальный мир с малой долей аграрной и промышленной занятости уже давно внедряется в ядре миросистемы. Модель прироста среднего класса оттачивается уже несколько десятилетий в рамках изменяющейся под давлением последней технологической волны модели капитализма. Что же стоит за благими пожеланиями ускорения перехода все большего числа граждан стран ядра миросистемы из бедных слоев в средний класс? Анализ влияния на занятость и макроэкономику последней IT-революции позволяет ответить - путь к постпотребительскому обществу начинается со смещения запросов людей из условного «мира вещей» в «мир услуг».
Люди, живущие в больших городах, все отчетливее понимают, что материальные блага «мира вещей» все более унифицируются вместе с экосистемами этих городов, которые изменяются постепенно всё более перенимая свойства с англосаксонских мегаполисов. Цена на эти продукты уверенно занимает все меньшую долю затрачиваемых доходов граждан в странах ядра. В условиях российской полупериферии продукты питания все еще находятся на одном уровне потребления с промышленными товарами. В 2013 г. среднестатистический россиянин из 1000 руб. потратит 370,8 руб. на продукты, 371,2 руб. - на товары и 258 руб. - на услуги. В сравнении с 2012 г. доля продовольственных товаров и услуг сократилась (с 37,27 до 37,08% и с 25,85 до 25,8% соответственно) в пользу непродовольственных товаров - их доля в структуре расходов впервые стала самой высокой. Тем не менее, товары, благодаря росту кредитования, с каждым днем все более доступные, уравнивают людей разных социальных групп. Простой пример: олигарх-миллиардер, один 200 богатейших людей планеты едет в лифте с менеджером среднего звена заурядной промышленной компании, у них одинаковые телефоны Apple. При этом капиталист довольствуется своей скромностью, а менеджера распирает от радости - у него «крутой» телефон и будет что выложить Instagram. Современный автопарк доступен все большему числу людей, даже нерыночное ценообразование в сегменте элитной недвижимости служит только для того, чтобы отделить узенькую прослойку «хозяев жизни» от собственной ближайшей челяди. Чтобы отделить мультимиллионеров от «стотысячников» и «миллионеров», а так же задать им новые планки амбициозности. Но масса такой недвижимости на рынке ничтожна, как и масса всех остальных товаров luxury-класса. Постоянная модернизация процессов производства, все большая глобализация логистических схем делает набор товаров, потребляемых основной массой людей, все более унифицированным. При этом интенсивно развивается запрос на все большее разнообразие потребляемых услуг. Эти услуги в среднем классе оказывают друг другу люди и компании на основании приобретенных в течении жизни навыков и компетенций – те на принципах демократической соревновательности, при условии одинакового доступа к инфраструктуре.
Здесь нельзя обойти стороной неизбежное и ключевое изменение отношения к понятию собственности, смещение «веса» его определения от экономической категории к категории правовой. Собственность уже давно служит более объектом права и «свободной воли во внешних вещах» - нежели предметом извлечения ликвидной прибыли.Крупнейшие собственники (капиталисты) предпочитают влиять на судьбы мира через изменение - увеличение или уменьшение - концентрации собственности, не переводя прибыль в затратный «мир вещей». Право управлять транснациональной корпорацией стоит неимоверно больше любого luxury resource. Значит «мир вещей» проигрывает еще одной субстанции - нематериальным «правам собственности, как правам осуществления воли». Может ли основное свойство этих прав – концентрация собственности, иметь какой-либо логический смысл, смысл который можно считать полезным для масс людей за пределами класса собственников? Мой ответ, на котором зиждется предположение о либерал-социалистической альтернативе – да. Во-первых, границы класса собственников стремительно размываются, и, благодаря проникновению IT-революции в сферу финансов, все большее число людей становятся не концентрирующими собственниками имущества и долгов. Кроме того, если в результате концентрации возникают новые продукты «мира вещей», новые сервисы «мира услуг» все то, что помогает людям достичь в краткий период своей жизни высших нематериальных благ, свершить свой жизненный план – в итоге достигнув экзистенциального самоопределения. Т.е. путем создания нового капиталист не только помогает себе управлять течением истории, но открывает новые возможности огромным массам людей. При этом максимальная концентрация всегда останется в руках избираемого менеджмента, будь то корпорация или государство. Доля же людей, для которых широта и доступность как «мира вещей», так и «мира услуг» позволяют не принимать их в серьез, сосредоточившись на главном в своей жизни – должна постоянно расти, являясь важнейшим измерителем прогресса, как отдельных наций, так и цивилизации в целом. Верный путь цивилизации таков, при котором пресыщенные мелочностью вещей и услуг люди осознают, что высшие блага нематериальны - и обнаруживают себя исключительно на пути творческого созидания и познания мира. Возможно, его будут называть концепцией гармонического развития, или в обертках идеологий – либеральным социализмом. Предыдущая трактовка левых идеологий зиждилась на справедливом распределении прибавочной стоимости, по сути, уравнении какой-либо массы материальных благ, но это может умиротворить лишь личность, поднявшуюся до середины пирамиды потребностей Маслоу. Социальная функция государства должна быть смещена от «компенсации за несправедливость капитализма», к функции развития всех тех, кто желает максимально себя реализовать, будь то создание новых продуктов, оказание качественных услуг или чистое творчество. Государство должно в первую очередь идти навстречу инициативным, а не пассивным получателям его помощи – будучи верховным арбитром условий, владельцем инфраструктуры и институтов, затрагивающих все области человеческой деятельности.
Однако, пока возможности одного человека далеко не безграничны, по этой причине наибольшие и наиболее ликвидные блага люди с древних времен доверяют выделенной структуре государства, распространяющего некий набор правовых отношений на определенную территорию. Так же поступают и собственники, нанимая для управления своими сложноструктурированными активами специальный класс служащих-менеджеров. Но ключевые решения по задачам развития, так или иначе, остаются в руках одиночек: крупнейшего собственника или альянса собственников, избранного или олигархического правительства. В случае если это собственники, создавшие свой капитал с нуля, а не получившие по наследству, они, таким образом, попадают в категорию тех, кто качественно меняет жизнь многих - получив эти возможности за счет своих навыков и компетенций. Подобную концентрацию капитала нужно считать делом социально значимым и, в общем, позитивным, а управление им - достойным трудом, который вознаграждается, в первую очередь, поддержанием имущественных прав. Утомленный бездействием капитал быстро меняет своего хозяина. Подобный подход разительно отличается от классического государственного социализма «тотальной уравниловки», нигде не дискредитировавшего себя больше, чем в странах бывшего СССР, именно поэтому запрос на справедливую неравномерность распределения благ в нашей стране будет как никогда силен еще долгие годы. Понятие «социальной справедливости» должно получить ярко выраженный меритократический окрас, а распределение материальных благ идти по принципу: лучшее - достойным, понимая, что главный жизненный ресурс – время – уже распределен справедливо (в случае удовлетворительного среднего состояния медицинских услуг).
Итак, общество, которое хотелось бы видеть возникшим на месте современного российского через 40-50 лет, может описываться указанными социальными аксиомами. Только в этом случае Россия имеет шанс вписаться в мировой тренд внедрения нового технологического уклада в условиях нарастающего энергетического голода и перехода от капитализма присвоения прибыли к капитализму ренты. Каковы будут его основные параметры, по которым можно будет судить о достижении или недостижении результата, избегая сложно измеримых философских категорий - свободы, справедливости и т.д.?
· Частная собственность окончательно этически амнистирована в сознании людей, в тоже время претерпевая постепенные изменения относительно классического капиталистического представления.
· Неким общественным договором элит служит добровольный (мотивационно подкрепленный не материальными государственными привилегиями) отказ от традиционного права на наследование. В обществе достигнут консенсус о том, что капиталы больше 100/200 млн. EUR (в текущих ценах) травмируют наследника больше, нежели дают прав. Если человек по-настоящему талантлив, то с таким гандикапом он сможет достойно самореализоваться, если нет - то никакие миллиарды его не спасут. Текущими состояниями, после смерти владельцев, управляют частные или государственные «фонды коллективной ответственности».
· Упрощена налоговая база, подтверждается тренд - чем сложнее устроена экономика, тем проще система изъятия налогов, а, значит, по пути усложнения экономических отношений и роста числа производимых товаров и оказываемых стране услуг нам нужно прийти к куда более упрощенной форме налогообложения.
· Сохраняется общий тренд на минимизацию цен материальных продуктов промышленности и сельского хозяйства, товары класса premium доступны не менее чем 10% населения, продукты класса luxury концентрируются в собственности специальных управляющих компаний, открывающих доступ к ним по принципу ренты, тем самым минимизируя колоссальные издержки традиционных собственников.
· Общество приняло роль государства как регулятора и владельца ключевой инфраструктуры – но не тотального собственника, в структурах, так или иначе контролируемых государством, работает менее 10% трудоспособного населения. В сфере образования, медицины, военных и охранных организаций четко разделены сферы услуг и гарантированной государственной помощи. Занятость между государственными и частными секторами в этих отраслях пульсирует по принципу «вращающихся дверей» - когда государство платит меньше, но подтверждает квалификацию, частный сектор платит больше, но конкуренция требует регулярного подтверждения квалификации. Работа в государственных ВУЗах и Научно-исследовательских центрах, офицерские должности в армии и специальных службах очень престижны и открывают дорогу при переходе в бизнес.
· Число ВУЗов и Научно-исследовательских центров значительно снижено. Их логистическая и трудовая взаимная увязка усилена, до 1/10 работников составляют приглашенные сотрудники из стран ОЭСР.
· Россия смогла вписаться в мировой финансовый формат, характеризуемый новой глобальной повесткой валютного обмена (возможно учреждением новой мировой валюты обмена) и долговых обязательств.
· Большая часть граждан занята в сфере услуг в частном секторе экономики, самое перспективное место работы – средние и малые бизнесы, занимающиеся созданием новых технологических и сервисных решений, приводящих к качественным рывкам производительности труда в различных сферах экономики. Крупные корпорации сырьевого плана остаются под контролем государства или напрямую (не размываемым пакетом собственности) или через долгосрочное кредитование. Промышленность в процессе реиндустриализации и внедрения роботизации – с трендом к минимизации занятости. Причем оказывается, что политика модернизации прежних производств зачастую себя не оправдывает из-за непреодолимой технологической грани между традиционной и современной роботизированной промышленностью. Новые заводы строятся рядом со все еще закрывающимися советскими мощностями, при этом сохраняя традиционные промышленные бренды.
· Действуют массовые центры по переобучению персонала. Специальные программы по «экспорту» свежепереученных специалистов в третьи страны и привлечении высококвалифицированных специалистов и предпринимателей из стран ОЭСР. Миграционные законы будут иметь сильную региональную специфику, но учитывая общий характер серьезного вызова безработицей – сокращение государственных рабочих мест, закрытие старых не модернизируемых советских производств, с тенденцией к ужесточению въезда какой бы то ни было низкоквалифицированной рабочей силы.
· Пенсионная система перешла на основу добровольного отчисления, начиная с возраста 30 лет, каждый на добровольной основе формирует исключительно свой пенсионный капитал. В связи с возрастанием средней продолжительности жизни - возраст начала пенсионных выплат поднят до 65 лет у мужчин и 60 у женщин. Общая численность населения будет колебаться около 130 млн. человек, средний возраст должен превысить 73-75 лет. Однако геополитическая обстановка позволяет оперировать единым рынком занятости в рамках единой экономической конструкции как минимум Украиной, Белоруссией и Казахстаном.
· Военная служба на контрактной основе.
· Передовая урбанизация и изменение логистики традиционного рабочего места (фриланс, коворкинг-центры) приводит к резкому уменьшению плотности населения в городах и разрастанию пригородов, особенно сложившихся на сегодня городов-миллионников, где важнейшими параметрами являются экологическая безопасность и близость качественных социальных услуг медицинской клиники, школы, детского сада – государственного или частного характера в зависимости от региона. При этом огромное количество услуг будет оказываться на дому, через интернет или путем распространения 3D-сборки, которая может заменить, например, дешевую фармакологию.
· Политическая структура останется в основном каноне либеральной демократии, но партийные структуры по сути буду отражать два варианта затрат государственных средств и усилий концентрации на отдельных направлениях (Партии развития) и больших массовых гарантий (Партии стабильности) конкурирующих между собой при общем консенсусе о базовых экономических и этических ценностях.
· Религиозный баланс достигается как элемент общей политики децентрализации, ни одна крупная организация, включая РПЦ МП, не имеет особого привилегированного государственного статуса, возможно возникновение новых сциентистских религий. Общество характеризуется окончательным уходом от позднесоветской ментальности «человека, который рад, что за него спланировали будущее» к «человеку, планирующему свое будущее».
Несмотря на предположение о некой предопределенности предстоящих глобальных экономико-социальных изменений, на котором базируется вывод о потенциальном состоянии российского населения, это как раз то случай, когда проще сказать, чем сделать. В стране до сих пор нет классических политических организаций – партий или общественных движений, что могли бы взять на себя смелость сформулировать планы и задачи не на ближайший выборный цикл, а на 20-40 лет, т.е. время достаточное для смены двух поколений полноценного перехода к новому технологическому циклу (укладу). Первой такой яркой, но еще формирующейся силой являются национал-демократы, другие идеологические группы еще структурируются и оформляются по мере изменения повестки национального развития.
Если путинская эпоха в целом характеризовалась необходимой централизацией и унификацией законодательной базы федерации – сшивкой лоскутного одеяла, оставленного поздним недееспособным Ельциным, то сейчас перед обществом задача стоит преодоления опасного заблуждения о самодостаточности текущего положения дел, как в политике, так и в первую очередь в экономическом устройстве. Свежие силы понимающие, что в современном мире «чтобы стоять на месте - надо бежать, а чтобы куда-то попасть надо бежать в два раза быстрее» должны выдвинуть программы развития, которые будут отражать желаемые изменения в стране на достаточно долгий срок. Они могут иметь ортодоксально левый характер, требующий еще большего огосударствления экономики, националистический - с упором на путь от федерации унитарному государству, господству русской культурной идентичности и жесткой миграционной политике, или продолжать текущий либеральный экономический курс с надстройкой «сырьевого православия». Мне кажется, что наиболее привлекательной для достижения означенных социально-политических целей была бы организация либерально-социалистического проекта. Почему либерально-социалистического? Потому, что перед нами стоит по сути два уровня задач. Во-первых, освободится от пережитков патриархально-феодальной системы, выстроить систему экономических и политических отношений на уровне развитых стран континентальной Европы (Франции и Германии), избегая при этом распада страны, чем угрожает реализация планов национал-демократов и их негласного лидера Алексея Навального. Во-вторых, провести в жизнь новое социальное законодательство по мере внедрения которого Россия сможет не только выжить, но занять достойное место в мировом распределении труда накануне внедрения следующего технологического уклада. Сможет сформулировать мировую социальную повестку дня – в итоге став притягательным местом для лучших людей мира.
Программу либерально-социалистического проекта можно разделить на реформы необходимые немедленно: структурные реформы, возвращающие нормальное развитие рыночной экономики на всей территории страны, а также культурный слом границы между «двумя нациями» и те социальные реформы, что могут найти поддержку только в более динамичном и успешном государстве, чем нынешнее.
Условно, программа минимум (10 лет) и максимум (20 лет):
Первой и важнейшей является задача децентрализации. Причем дело не только в перегруженности Москвы как политического, финансового, логистического центра. Страна должна перестать работать по «системе одного окна», когда почти все билеты в будущее выдаются в пределах МКАД. Нужно говорить не только о выводе ряда крупнейших (особенно сырьевых и промышленных) корпораций и части федеральных органов исполнительной власти в другие регионы, но о локализации бюджетных доходов на региональный уровень. Это не возможно без допуска значительной меры самостоятельности региональной законодательной базы вплоть до специфики регионального уголовного права, как это имеет место в США. Однако в силу особенностей текущего положения правового поля это нетривиальная задача для серьёзной проработки парламентской и межведомственной рабочих групп. Важнейшая цель - пошагово перенести центры привязки прибыли в крупнейшие провинции, оставив за Москвой функцию национального, а затем регионального финансового, туристического, научного и образовательного центра. Важно не просто расселить гигантскую Московскую агломерацию, но сократить «логистическое плечо», составляющее любую частную историю успеха. Сейчас оно выглядит так: провинция – столица региона – город-миллионник – Москва – Ядро Миросистемы (США/ЕС). Хотелось бы сократить его хотя бы на одно звено, методами экономической децентрализации изменить социальный ландшафт страны. Первым шагом к локализации капитала в провинции может стать пилотная программа, выделяющая в экспериментальных регионах по пять приоритетных направлений развития, специфических для каждого, и определение мер государственной поддержки организаций малого, среднего и крупного бизнеса, действующих в рамках этих тематик. Для малого бизнеса это могут быть налоговые льготы, для среднего и крупного - инфраструктурные решения, включая доступ к долгосрочным льготным кредитами и гарантиям спроса.
Нельзя забывать о том, что производство товаров в России на душу населения в десятки раз ниже, чем в любой развитой стране. Здесь рекордно низкие инвестиции в основной капитал уже более двадцати лет. При этом РФ лидер по доле торговли в ВВП (а так же в процентах занятости в торговле). Что бы не оказаться в доиндустриальной фазе и не остаться там навсегда необходимо резкое изменение промышленной политики с упором на максимально широкую международную кооперацию, необходимо локализовать не территории страны (не Москвы) новые бизнесы обрабатывающий промышленности и основных производственных индустрий привлекая максимально широкую мировую кооперацию - сделать все, чтобы сюда приходили новые люди с новыми компетенциями. В большинстве промышленных индустрий все еще возможно встраивание России в технологические альянсы с заинтересованными мировыми промышленными игроками для повышения гарантий масштабирования применения разрабатываемых здесь технологий и продуктовых решений. Таким путем идет развитие бразильского авиастроения и судостроения, совершающего у нас на глазах колоссальный рывок, так идет развитие горнорудного дела в Австралии и ЮАР. Нам нужно искать специализацию каждого региона и объединятся в защите новых бизнесов с интересами стран равных интересов. Например, ОАК бессмысленно пытаться конкурировать с Boeing или EADS, но вполне по силам вступить в технологический альянс с Embraer. При этом надо избегать противопоставления постиндустриальной экономики индустриальной. Постиндустриальное общество не означает неиндустриальное - наоборот. Растущий сектор услуг и отраслей, не связанных с физическим изготовлением вещей, в развитых странах базируется на колоссальном промышленном фундаменте, в РФ же этот фундамент почти полностью зависит от условий экспорта комплектующих и технологий. А значит, для устойчивой промышленной политики необходимо перейти от импорта комплектующих и технологии к «импорту людей» и созданию условий для локализации в регионах новых бизнесов.
Проблема миграции также требует безотлагательного решения в свете указанного тренда технологической и промышленной политики - вместо бесплатной и удобной для девелоперов рабской рабочей силы мигрантов из Средней Азии и других стран третьего мира необходимо поставить ориентир на привлечение квалифицированных специалистов из стран ОЭСР, особенно если это люди, приехавшие в РФ для организации бизнеса или сотрудники сложившегося корпоративного представительства. В принципе, дела в этом направлении уже идут довольно неплохо. Всего за 12 месяцев прошедшего года Россию посетили 28 176 502 туристов из стран Евросоюза, что на 13% больше, чем годом ранее. А число получивших гражданство РФ граждан ЕС переваливает за 15 000 в год, причем лидируют французы и немцы. Но этого мало. Необходимо прямо увязать проверяемые показатели эффективности деятельности ФМС и местных властей, а также квоты на въезд низкоквалифицированной рабочей силы. Условно ФМС может выдать разрешение на работу 10 гражданам Таджикистана только в случае наличия 1 зарегистрированного гражданина Германии или Италии, приехавшего в регион Х с целью ведения бизнеса или на ПМЖ. Надо помнить, что хотя все люди рождены равными и свободными - приезжают к нам далеко не младенцы. Нужно жестко препятствовать нелегальной трудовой миграции, при этом, не разжигая межнациональной ненависти, всячески препятствуя шовинистским и погромным настроениям, вывозить нелегальных мигрантов в трудовые лагеря, где им может быть предложена работа в интересах государственных подрядчиков или, при наличии соответствующих межгосударственных соглашений, в лагеря депортации.
Подобная практика приведет к изменению значительной части нормативно-правовой базы и подводит нас к проблеме непропорциональных наказаний и правонарушений в сегодняшнем обществе, ведь здоровье или нездоровье нации, границы социальной справедливости так или иначе проводит именно Уголовный кодекс. Необходимо либерализовать Уголовный кодекс, Кодекс об административных правонарушениях и судебно-исполнительную практику. Условно - все легкие преступления должны попадать в область штрафов, тяжкие - в область лишения свободы и ряд особо тяжких вести за собой исключительные меры наказания включая возврат к смертной казни, отказ от которой не приносит никаких выгод. Штрафы должны носить гибкий характер и быть пропорциональны декларируемым доходам и собственности физического лица. Независимость суда, так же как и подозрения в коррупции чиновников, должны подтверждаться регулярными публичными проверками на полиграфах и иных тестирующих устройствах, где часть задаваемых вопросов могли бы формироваться по итогам онлайн-опроса. В случае отрицательного прохождения подобного теста судьи и чиновники должны принуждаться к отставке, а в случае вскрытия преступных действий соответствующему преследованию.
В части образования и здравоохранения необходимо четче разграничить обязательную помощь и сферу услуг. Причем, в если в здравоохранении достаточно просто измерить ключевые показатели эффективности – увеличение срока жизни и медианного возраста, индекс здоровья и прочее, то результаты образовательной деятельности видны далеко не сразу. В отечественном образовании необходимо провести большую работу по восстановлению профессионального образования и резко сокращения числа высших учебных заведений, девальвирующих ценность дипломов низким уровнем квалификации, после чего даже правительство расписывается в том, что 1/3 выпускников работает не по специальности (в реальности цифры на много выше). В Москве даже распространен анекдот, что выпускники ряда гуманитарных профессий чаще всего по окончанию ВУЗа слышат фразу - «Мне два кофе, с собой!» Количество вузов необходимо сократить, вернув множеству псевдоинститутов и университетов статус колледжей и профтехучилищ. При этом оставшиеся после сокращения педагоги должны получить серьезное повышение своих доходов. Мы боимся себе признаться, но реально ситуация с образованием очень близка к латиноамериканской, с тем отличием что там педагоги немногочисленной высшей школы являются представителями верхней части городского среднего класса - людьми уважаемыми в обществе, имеющими колоссальный вес в политических кругах. Общение молодежи с этими людьми решает не только задачи получения знаний в узкой области, но носит серьезный мультипликационный менторский эффект, привносит уверенность в своей судьбе. Хороший ментор, если только ему удалось задеть сокрытые ключевые силы своего ученика, увлекает его на дорогу, ведущую к изменению не только его жизни, но потенциально, к изменению к лучшему жизни огромного числа людей. В конечном итоге - на колоннах университетов покоится вера нации в свое будущее. Это верно только для хороших университетов, создающих из числа своих выпускников клубы людей с сопряженными ценностями - ту самую национально-ориентированную «заземленную» элиту. Она может содержать людей, придерживающихся «оборонческих» - консервативных взглядов или «наступательных» глобалистки настроенных лиц, но именно вокруг подобных сообществ, в том числе отраслевого типа (военные академии, академии специальных служб) и должна складываться национальная элита.
Если говорить о программе максимум - она должна вести к преодолению основных вызовов потребительского общества. Необходимо «перепрошить» саму идею социализма, уйдя от исключительной важной идеи перераспределения материальных благ к следующей стадии добровольного исправления самого человека, к возможности создать условия, что бы у максимально большого числа людей была возможность заниматься творческим трудом – создавать нечто чего прежде никогда не было или изучать все аспекты мироустройства. Ряд ее аспектов уже излагался мною прежде. Должна оказываться меритократическая поддержка лучших в профессиях - материальное и правовое поощрение высоких профессионалов на конкурсной основе, а не «за выслугу лет», как сейчас. Добровольный (мотивационно подкрепленный не материальными государственными привилегиями) отказ от традиционного права на наследование, высокий налог на капитал, возникающий в ходе краткосрочных спекуляций, налоговые клещи способствующие переводу собственности класса luxury из личной собственности в собственность особых управляющих компаний. К сожалению, в нынешней РФ немедленно перейти к этой фазе невозможно. В стране разорваны границы социального участия, линии разлома проложены кровавым пунктиром между постиндустриальной столицей, индустриальными городами и патриархально-феодальной провинцией – но успехи в продвижении основных реформ развития сделают ее куда более реализуемой. Сократят перспективы внедрения «нового социализма» с 20-30 лет до нескольких избирательных циклов.
Наконец, надо понимать, что все это будет невозможно в случае продолжения закупорки политической ситуации, недопуска к публичной политике новых активных сил, которые готовы предлагать решения, ведущие к обновлению целей, задач и систем управления страной избегая разбалансировки и распада государственного аппарата (а это может произойти при естественном прорыве любой из нерешенных ныне проблем – будь то срыв социальных выплат в условиях мирового экономического кризиса или цепной реакции шовинистических и националистических настроений, способных привести на политическую арену ныне маргинальные фашистские группировки и резко ускорить центробежные сепаратистские настроения во многих регионах страны). Надеясь на здравый смысл регулирующих внутриполитическую жизнь органов исполнительной власти, уже пошедших серьезную либерализацию выборного процесса после выступлений в Москве зимой 2011-2012 годов, нельзя забывать о личной ответственности и активности. Каждому, прочитавшему этот текст, как минимум небезразлично будущее нашей страны, как максимум - есть, что сказать и сделать для реализации этих изменений – важно искать и находить друг друга. Важно объединяться, чтобы стать той силой, которая предложит новую программу, подхватит выпадающее из слабеющих рук нынешней политической элиты знамя национальной уверенности и социального прогресса, не допустив окончательного перехвата политической повестки национал-демократами.