Политический обозреватель ТАСС Александр Цыганов объясняет, какие цели преследует внешнеполитическая активность Анкары.
Турция в последние дни стала одним из главных международных ньюсмейкеров и объектом пристального внимания международных наблюдателей. Последних живо интересует вопрос, чего всё же добивается эта страна рядом последних своих военных и внешнеполитических инициатив?
Вот исполняющий обязанности главы МИД Турции Мевлют Чавушоглу объявляет о подготовке крупномасштабной военной операции против группировки «Исламское государство» в Сирии: «Американские самолеты и беспилотники уже прибывают. Скоро мы начнем вместе масштабную борьбу против Исламского государства».
Под эти цели Турция восстанавливает право США использовать авиабазу Инджирлик. Чем Штаты немедленно воспользовались: как сообщила телекомпания CNN со ссылкой на источники в Пентагоне, «беспилотный летательный аппарат, вылетевший с базы в южной Турции, нанес во вторник первый удар по цели в северном районе Сирии». И добросовестно пояснила: «Это стало возможным в результате достижения соглашения между США и Турцией по вопросу об использовании базы ВВС Инджирлик».
Одновременно Анкара развязывает полномасштабную войну против курдов как на своей территории, так и в Сирии и Северном Ираке. На уровне премьер-министра Турции Ахмета Давутоглу было сообщено, что в результате спецопераций в 22 провинциях страны по подозрению в террористической деятельности или в связях с экстремистскими организациями были задержаны почти 600 человек. Причём это в основном люди, группирующиеся вокруг Рабочей партии Курдистана, которая с 2009 года придерживается моратория на ведение боевых действий против Турции. Более того, Давутоглу подчеркнул, что это не единичные акты, а «начало соответствующего процесса». При этом Анкара едва ли не демонстративно проявляет признаки лояльности к иракской Демократической партии Курдистана, контролирующей фактически независимое курдское государство в Северном Ираке.
Поступают сообщения о поддержке Турцией исламистских протестов в Египте, что вносит существенную долю напряженности во взаимоотношения двух стран.
Нелишним будет добавить, как заметно охладели отношения между Турцией и Россией, что, в частности, отразилось на подвисшей в воздухе судьбе «Турецкого потока». Верно, конечно, что после чувствительной неудачи Партии справедливости и развития президента страны Реджепа Эрдогана на выборах в июне, когда она потеряла большинство мест в парламенте, правительство в Анкаре так и не сформировано, и какие-либо решения принимать просто некем. Но верно и то, что замерли или близки к тому переговоры на экспертном, техническом уровне. При этом турецкие политики всё сильнее педалируют тему крымских татар в российском Крыму, рассматривая её в основном через призму признанного в Симферополе юридически не существующим меджлиса — то есть ориентирующихся на Киев экстремистов типа Мустафы Джемилёва и Рефата Чуфарова.
Одним словом, так и непонятно, чего же добивается Турция? Экономически она теряет: растущая зона боевых действий в Курдистане уже привела к ряду терактов на нефте- и газопроводах, по которым топливо поступает из Ирака. А судя по сообщениям о предотвращении других подобных акций, курды решили сделать эти объекты мишенью для долговременной партизанской стратегии. Привод американцев на свою территорию ослабляет Анкару и политически: во-первых, это американцы, которые известны своей «благодарностью» за такие приглашения, а во-вторых, Вашингтон сильно недолюбливает Эрдогана, и уже не раз его уши торчали за протестами в Стамбуле, явственно напоминающими технологии цветных революций. Ослабление добрых отношений с Москвой лишает Эрдогана дополнительного рычага поддержки.
Чего же добивается Турция? Это видно по её отношениям с ИГ. Несмотря ни на какую декларируемую борьбу с ним, на деле именно через неё, через Турцию, сбывается основная часть экспорта Исламского государства. В том числе нефти, газа, зерна и даже музейных артефактов из захваченных боевиками ИГ памятников истории и культуры. Через Турцию же в ИГ идёт основной поток кадрового пополнения, что видно хотя бы на примере задержанных на границе с Сирией российских граждан.
Так или иначе, но ИГ очень сильно напоминает инструмент не только США, но и самой Турции. Отсюда, собственно, и «сердечное согласие» между их администрациями, несмотря на былые трения. Вся нарочитая, но малорезультативная борьба их с Исламским государством в лучшем случае получается предназначенной для некоего «одёргивания» исламистов-экстремистов, перенаправления их на нужный азимут.
Что за азимут? Он опять-таки вычисляется, исходя из направления борьбы, которую ведёт ИГ. Разумеется, лидеры исламистов не могли не поддаться искушению отхватить кусок пожирнее — понефтянее — в слабом, раздёрганном Ираке и в недосложившемся курдском государстве. Но основной их враг, что не скрывается, — Сирия. Она же является сегодня несущей конструкцией, не позволяющей окончательно переформатировать прежний Ближний Восток. Обрушь её — и посыплется всё. После чего тем, кто участвует в обрушении, можно будет собирать плоды, рассыпавшиеся по ближневосточному пространству.
И судя по последним действиям Турции, именно на это она и нацелилась: в союзе с США использовать ИГ как инструмент разрушения, чтобы затем забрать свою долю добычи.
Но вот отдаст ли потом эту долю Вашингтон?