И ещё по поводу Крыма

Что важно понимать. Формулировка "Крым наш" предполагает _уже_случившееся_ переосмысление того, кто такие "мы"..

Потому что если "мы" - это только лишь РФ, страна, которой, как выразился один из ее руководителей не так уж и давно, "всего лишь чуть более двадцати лет" – то Крым, конечно, ни разу не наш и никогда не был.

А вот если "мы" – это та самая тысячелетняя Россия, полноправная и полномочная наследница и царской, и советской - тогда да, наш; но тогда....

Тогда встает слишком много вопросов, начиная с самого простого: как так, ведь вы же уже дважды за последнюю сотню лет капитулировали и самораспускались – и что, всё это – и в 17-м, и в 91-м, было для отвода глаз? Уловка?

Нельзя упускать из виду, что все те силы, которые с "той" Россией боролись и победили (или, как сейчас выходит, думали, что победили) – живы и вполне дееспособны. И никто ничего не забыл.

Одиннадцать лет назад я писал в "Его идеологии": «В истории существуют два типа отношения к ценностям. Сильный собственник готов всем предъявить то, чем он обладает. Сильные народы всегда строили для своих святынь огромные храмы на самой главной площади на холме, предъявляя всем свои ценности. Они могли их защитить: приди и возьми! Ведь любой ценностью, признаваемой в этом качестве, хочется обладать. Если возможности защитить ценность нет, делают по-другому. Ценность, которой обладает слабый собственник, скрываема. О том, что же именно является ценностью, где она спрятана и как туда добраться, знают только несколько посвященных. В этом случае главной защитой ценности является тайна. Путин вынужден использовать стратегию слабого. Оказывается, что любой сильный тезис, высказанный публично, гораздо труднее защитить, чем тот, который замаскирован общими словами».

Теперь всё иначе. Взяв Крым, мы сказали "мяу". Вышли из стратегии слабого. И теперь – в чем нет ничего удивительного – нашу силу испытывают на прочность. А она, эта прочность, не так уж и велика. Но ставки сделаны, пути назад нет – об этом на самом деле нынешняя годовщина. И я не вижу, чему тут так уж радоваться – хотя, впрочем, не вижу и чему скорбеть. Скорее, повод для того, чтобы в очередной раз вспомнить обо всей серьезности ситуации.

А мы, такое ощущение, всё ещё слишком благодушны и расслаблены.

Источник