Женева: победа Лаврова

Меморандум по Украине, подписанный в Женеве, включает мало конкретики. Как говорится, «скока в граммах» – этого тут нет.

Меморандум по Украине, подписанный в Женеве по итогам четырёхсторонних переговоров, включает мало конкретики. Как говорится, «скока в граммах» — этого тут нет.

«Все стороны обязались воздержаться от любых форм насилия, запугивания или провокационных действий», — этого немало, но не упомянуты механизмы осуществления.

«Участники встречи решительно осудили и отвергли все проявления экстремизма, расизма и религиозной нетерпимости, включая проявления антисемитизма», — тоже правильно, и в нужном направлении, но что дальше?

«Все незаконные вооруженные формирования должны быть разоружены; все незаконно захваченные здания должны быть возвращены законным владельцам; все незаконно захваченные улицы, площади и другие общественные места в украинских городах должны быть освобождены», — прекрасно и действительно обещает смысловое наполнение ставшего модным слова «деэскалация». Но кто и как будет добиваться исполнения этой полезной цели?

Получается, декларация о намерениях, никого ни к чему не обязывающая?

Не совсем так. Она ни к чему не обязывает Россию, ЕС и США. Исполнять декларацию обязывается нынешнее украинское руководство.

Собственно, ключевой признак всякого государственного руководства — способность эффективно осуществлять власть на подконтрольной территории. Особенно в том, что касается разоружения незаконных вооружённых формирований — ибо в этом качестве они и есть прямая конкуренция власти.

И что мы видим?

Первоначальная цель западных — правильнее говорить, американских — переговорщиков в Женеве была прозрачна. Усадить за один стол Россию и Украину, чтобы они вели диалог о пресловутой «деэскалации». Тем самым достигается а) признание Россией представителя киевского режима в качестве равного переговорщика, б) признание Россией своей солидарной с киевским руководством роли в украинском кризисе, в) автоматическое приобретение Штатами и ЕС роли рефери, судьи в этом «споре славян между собою». Откуда до роли судьи, так сказать, судебного — один шаг.

Схема теоретически изящная. Но грубая. Такое вот единство противоположностей.

Министр иностранных дел России Сергей Лавров её поломал. В свете сказанного неважно, как — изящно или грубо. Хотя то, что сперва Украину с Европою, затем одну Украину заставляли сидеть и ждать, пока посовещаются между собою Россия и США, говорит более о грубой — грубой и зримой демонстрации того, что киевскую власть в лице её дипломатического представителя Россия за ровню себе не держит. Да и Европа — больше статист при разговоре «больших дядей».

Но всё это неважно. Фактом является текст декларации, принятый всеми. И содержание этого текста, прямо требующее от нынешнего киевского руководства воздержаться «от любых форм насилия», ликвидировать «проявления экстремизма, расизма и религиозной нетерпимости», добиться разоружения, возращения и освобождения, деэскалации. А главное — немедленного начала «широкого национального диалога», который «будет учитывать интересы всех регионов и политических образований Украины», а также «позволит учесть общественное мнение и предложенные изменения».

Последнее должно пониматься однозначно — провести региональные референдумы и признать их результаты.

Соответственно, выполнение или невыполнение этих пунктов являются прямой проверкой дееспособности нынешнего киевского руководства.

Таким образом, в Женеве был осуществлён выход на новый уровень дискуссии о природе этого руководства. Спор о том, легитимный ли он продукт «революционной самодеятельности масс» или же незаконная хунта, взявшая власть в результате государственного переворота, отложен пока в сторону. Неважно, как назвать этих людей. Важно, обладают ли они тем, что позволяло бы им назваться властью — государственным императивом, заставляющим и самих, и других исполнять принятые политические решения. Политическая легитимность или нелегитимность является в этом смысле лишь помогающим или отягощающим фактором: машину можно стронуть с места и без бензина, но усилий придётся приложить больше.

Не потому ли, кстати, киевское руководство и смотрит ищущими глазами на США и Европу, что не опоры в них желает, а буксира жаждет?

А теперь вопрос: сумеет ли исполнить поставленные задачи киевское руководство? Сможет ли использовать свой государственный императив — или его окажется сугубо недостаточно, чтобы доказать свою властную дееспособность?

Кстати, такое доказательство станет и свидетельством того, что киевское руководство может быть одним из субъектов работы по выходу из кризиса. С соответствующими перспективами на государственный императив в дальнейшем. Несмотря на недостаточную легитимность. Нет — значит, к его нелегитимности добавляется недееспособность. И кому тогда нужен такой исполнитель?

Собственно, ответ вытекает из самих вопросов. И предыдущего опыта украинского кризиса. И в этом смысле он ясен не только противникам, но и сторонникам киевского руководства. Недаром некоторые из них сразу же панически закричали: «Украинцы, вас предали!»

Когда это предложение разоружить незаконные формирования и воздержаться от экстремистских действий и фашистской пропаганды было предательством? Киевский режим просто сняли с буксира, чтобы посмотреть, как он поедет сам.

Вот в том, видимо, и дело. В его способность «ехать самому» не верят даже самые близкие.