Беда Достопочтенный рассказывает, как папа Григорий I, встретив на невольничьем рынке двух мальчиков, сказал им, что они - Англы.
Затем само это слово говорит ему, что им и их народу суждено стать «сонаследниками» ангелов, и через уста Беды - или благодаря его фантазии - пророчество протискивается в историю. И именно в этот момент английский окончательно обретает право на свое существование. Торжество случайного Провидения сразу же принимается в качестве образца.
Так Священное Писание производит целый народ. Под английским Писанием здесь подразумевается наш канон - понятие, по сути, противоречивое во многих отношениях. Культурное и институциональное пространство, которое он оккупирует, примерно соответствует национальной церкви, которой не существует. Его авторитет абсолютен, возвышен и – «незрим».
Центральное место в этом каноне занимает Библия Тиндейла, которую затем заменила авторизованная версия короля Якова 1611 года, а затем – и уже навсегда - никакая другая. Не менее священны для него произведения Уильяма Шекспира, но и эпическая поэзия Джона Мильтона выглядит не менее доктринально внушительна. Самые грозные ее форпосты - великие классики Адам Смит и Чарльз Дарвин. Народы, находящиеся под руководством такого канона - как бы под действием высшего закона, - мы будем называть здесь англичанами. И если этот ярлык не является преимущественно отягчающим, значит, он не удачный.
Канонизация подчиняется определенному принципу. Могут быть дополнения, но не вычитания. Ни одна частица канона, какой бы сомнительной она ни была, не может быть исключена. Поскольку, однажды прибавив, ничего нельзя впоследствии вычесть, позитивное изменение канона становится делом чрезвычайной важности.
Конечно, об этом можно сказать гораздо больше, но также, и что более важно, не так уж много можно добавить. Консерватизм - синоним уважения, а крайний консерватизм - почитания. Инфляция олицетворяет вырождение. Терпеть инфляцию канонов стоит не более чем монетарную инфляцию или инфляцию оценок.
Претензии «Беовульфа» и Беды на каноничность нелегко опровергнуть. Среди канонически разрешенных английских переводов с классических языков «Энеида» Драйдена служит образцом для подражания. Кто может сравниться с ним в том, чтобы с предельной торжественностью перенести на английский язык Гомера и трагиков, Гесиода, Сапфо, древних философов и историков, Евклида, Овидия и Цицерона? Взяв за основу «Левиафана», которого английский никогда не должен забывать, ведь наш святой покровитель - драконоубийца, мы можем добавить к Гоббсу, безусловно, и Мелвилла (но только «Моби Дик»). Канонические перспективы Мальтуса, Юма, Гиббона и Рикардо неоспоримы. Из поэтов - Блейк и Паунд. Конрад (но только «Сердце тьмы») и Маккарти (только «Кровавый меридиан») - слишком свежие произведения для уверенного продвижения из параканона, хотя ни один здравомыслящий читатель не может всерьез сомневаться в статусе ни того, ни другого. Основные произведения Толкина беспрецедентным образом подверглись спонтанной народной канонизации, но прошло недостаточно времени, чтобы полноценно утверждать их канонический статус. Лавкрафту также препятствует канонизация из-за его новизны – и к счастью, поскольку его случай особенно труден, хотя и странным образом убедителен.
В этой связи надо быть реалистами и признать, что никакая версия базового английского канона не будет даже отдаленно «разнообразной и инклюзивной» в господствующей версии современного употребления этих понятий. Всякая «справедливость» ему еще более чужда. Таким образом, для канонизации неизбежно императив «разнообразие, равенство и инклюзия» является непримиримым врагом (даже если евреи и шотландцы добавили достаточно, а Октавию Батлер – но только «Ксеногенез» – можно свободно представить в параканон). Апологетика базового канона немедленно приводит к культурной войне. Если бы на этой войне сражались бы только люди, и то ее исход был бы глубоко сомнителен. Но в ней участвуют не только люди и даже в первую очередь не столько люди. Нечто здесь действует — незримо — и через нас, и действует решающим образом. (Такова наша оккультная вера.) Торжество Провидения не является предметом обсуждения.
Консолидация канонов — главная тема наших самых возвышенных споров и самых священных войн. Канон воспринимает религию как культуру, а культуру как литературу. Внутри него идентичности театральны (даже самые высокие). Это не умаляет их, а, скорее, возвышает до ангельского общения. Однако при грубой интерпретации это означает, что все может странным образом обернуться. Мы уже подошли к критике, но еще не будем останавливаться на ней.
В литературе все утверждения заслуживают иронической отстраненности, то есть — с другой стороны — они не являются продуктом субъективных представлений. Поэтому будет мудро участвовать в этом разговоре, будучи осторожными в суждениях. Хотя все в мире смертных является историей, не бывает истории без нарратива. Разница между религией и историей литературы — всего лишь результат путаницы, даже если путаница — тоже — имеет свои строгие правила. Роли, которые мы играем, написаны не нами. Мы наверняка окажемся непостижимо религиозны, если нас настигнет апокалипсис нашего языка.
Величие английской литературы, как нам популярно поведал Кеннет Кларк, коренится в революционном характере протестантского иконоборчества. Буквальная слепота Мильтона лишь подчеркивает этот факт. Слова нашего языка буквально вырастают прямо посреди грохота падающих идолов. Идол — это маска, рассматриваемая как нечто иное, чем маска. Не верьте ничему, во что можно не верить. Это и есть английский. Такова заповедь неясного происхождения, которая, конечно, может завести совсем не туда.
Простые люди начинают, как и должно быть, спрашивать: что, черт возьми, происходит на филологических факультетах наших университетов, а затем и в наших школах? Можно, конечно, жаловаться и дальше, но, в конечном итоге, этого недостаточно. Да, именно идолопоклонство суверенной политики сейчас правит бал в нашем Вавилоне, но это происходит только потому, что что-то другое, более фундаментальное, по-видимому, потерпело крах. Культурная вера — можно сказать, трансцендентальная вера, если использовать интеллектуальный диалект немцев, — рухнула. Священное Писание рассматривается теперь как не более чем коварный манифест, посредством которого мы подводим себя под идеологическое руководство.
И масштаб разрушений огромен – он буквально библейский – но значение библейского Откровения, как известно, плохо понимается. Библейское Откровение – это прежде всего самоутверждение Писания как такового. Оно говорит о мире лишь во-вторых. Дело вовсе не в том, что объектом Писания является апокалипсис, тем более что он является просто еще одним объектом среди прочих. Писание – это и есть апокалипсис. А мы уже в нем находимся.
Пророчество в строгом смысле переводится как путешествие во времени, что означает, что оно, по сути, неправдоподобно. Если пророчество вообще когда-либо сбудется, то ход вещей не сможет остаться таким, каким он нам кажется. То, что тогда утверждает пророчество, в первую очередь почти полностью независимо от его послания. Наличие пророчества означает больше, чем все, что оно может сказать. Но существует ли пророчество? Разрешение этого вопроса, как и любого другого, сравнимого по важности, возлагается не на нас, а на Священное Провидение. Именно этим мы отличаемся от наших врагов. Священная судьба стоит на одной стороне, суверенная политика — на другой.
Не бывает серьезного представления об истории без мощного религиозного потрясения. Мы относимся к сверхинтеллекту или верховному сверхразуму не как персонаж видеоигры относится к более сильному персонажу видеоигры, а как персонаж видеоигры относится к игроку или дизайнеру видеоигры — дето обстоит по крайней мере так приблизительно. Хотя все, конечно, не так просто, как предполагает эта концептуальная аналогия, тем не менее, данные отношения не менее сложны. За порогом горизонта нашего сознания всегда будут находиться различные разумы, и, они всегда уже есть, если положенные нам временные рамки сами будут превышены. Таково минимальное представление о реальности, которое защищено от критики даже со стороны самого воинствующего атеизма. Вечность пульсирует ангелами. Является ли эта метафизика власти над интеллектом чем-то таким, во что (даже англичане) не смогут до конца не поверить? Я подозреваю, что у многих может возникнуть соблазн поначалу оспорить подобное. Тем не менее, в конце концов, вам ничего другого не останется, как подчиниться. Потому что этого требует торжество Провидения.
А сейчас, пока ждем, не лажайте с каноном. Так начинается временная консервативная коалиция за целостность Священных Писаний, и она уже – пусть и в зачаточном состоянии – работает. Подобное заслуживает поощрения. Кем бы или чем бы ни оказался Истинный Господь с Небес, это его работа. И это остается неизменным, даже если Истинный Господь с Небес, по общему признанию, вообще ничто. Если смерть Бога не предусмотрена английскими Священными Писаниями, там она наверняка допускается, по крайней мере, на какое-то время. Культура — это великая вера, внутри которой доктринальные особенности, даже самые суровые, не имеют большого значения. Все толкования происходят из Писания.
Вопрос о том, верят или не верят Библии – официальной версии короля Якова 1611 года и только ей – и каким образом, зависит от ее каноничности. Несмотря на это, все те, кто с нами, должны принять этот факт и пройти обучение, прежде чем приступать к какой-либо интерпретации. В этом отношении фундаменталистский подход безупречен. То, что говорит Библия, не зависит от того, что оно означает, как раз наоборот. Культурный авторитет, или каноничность, основан исключительно на первом, а не на втором. Его даже всерьез не сможет потрясти полное неверие. В то, во что нужно верить, поверят, когда это станет необходимо.
Убеждения не имеют большого значения, ведь они слишком узкие и хрупкие. Самое подлое чудо может смыть их, как потоп лачугу, попавшуюся ему на пути. Совсем иначе обстоит дело с верой в Священное Писание, неуязвимой для превратностей убеждений. Английское образование под руководством торжества Провидения всегда занято только укреплением подобной веры. Такая вера защищена от самых коварных уловок самого Люцифера, пока они типографически безошибочны. Канон – при условии его целостности – без помех поглощает любые сомнения.
Высочайший разум сделал Библию 1611 года краеугольным камнем английского канона, так что только через нее будут проявляться знамения и чудеса. Таково главное непреложное пророчество, вне которого у нашего народа нет будущего. С народами, не почитающими своих ангелов, покончено.
Несмотря на всю нашу язвительность и скептицизм, это по крайней мере можно утверждать с эпистемологически абсолютной уверенностью: все собственно канонические произведения на английском языке были написаны под непосредственным руководством какого-то глубокого Всевопрошающего Ангела, с неодолимой силой поглощающего все наши сомнения. Такова англосская вера в собственном остатке. Именно это понял папа Григорий I благодаря торжеству светоносного Провидения.
Продолжение здесь.