Владимир Путин и холодная война

Не будем о геополитике. В последнее время этим разделом политической науки настолько увлеклись, что достигли полной потери смысла.

Не будем о геополитике. В последнее время этим разделом политической науки настолько увлеклись, что достигли полной потери смысла — так бывает со словом, скороговоркой повторенным сотню раз. На самом деле это просто теория, объясняющая те или иные действия международного субъекта его географическим положением.

Поговорим лучше об аналогиях.

Речь Путина на «Валдае» (теперь в кавычках, так как форум прошел в Сочи) сравнивают одновременно с Фултонской речью Черчилля и с Мюнхенской речью самого Путина. А если учесть, что в Фултоне Черчилль дал старт холодной войне, а после Мюнхена этот термин вспоминался все чаще и чаще, пока, наконец, не стал сегодня общим местом в политологии (все обсуждают новую холодную войну — кто гипотетически, кто с праведным гневом — «куда нас затащили!», а кто и с обреченностью), аналогия просматривается весьма и весьма тревожная. От холодной войны, через период разрядки к новой холодной войне. Такой вот цикл, такой накал страстей.

Значит нужно понять — пора ли нам бояться, чего именно бояться, как происходящее воспринимать и что со всем этим делать?

Исторические аналогии штука всегда крайне спорная, иногда и просто опасная, и, к сожалению, слишком часто исторические аналогии используют для банальных манипуляций. Сравнил один профессор воссоединение Крыма с аншлюсом Австрии — и пожалуйста, готов идеологический конструкт. Почему идеологический? А воссоединение Германии в 1990-м, например, аншлюсом назвать не пробовали? А что, давайте рассмотрим это событие как поглощение Западом при участии местной пятой колонны совершенно особого, по своим принципам выстроенного независимого суверенного государства — событие, к тому же идущее вразрез со всеми нормами международного права?

Невозможно найти в истории буквального повторения тех или иных ситуаций — схожесть может присутствовать, но она будет не более чем внешней. Слишком разные участники, условия, уровни развития, общественные отношения, представления о должном и недопустимом и т. д. и т. п.

О чем в Фултоне 1946-го говорил Черчилль? Если очень коротко — о необходимости объединиться англосаксонскому миру (в том числе в военно-политический союз) перед лицом растущего влияния СССР в мире по итогам Второй мировой войны. Мало того, что половина Европы попала в советскую сферу влияния, так еще и коммунистическая идеология набирает популярность в Италии, Франции и ряде других стран.

Опустим формальные реверансы в сторону недавних союзников, лично боевого товарища маршала Сталина, русского оружия и русского человека (который, правда, уважает только силу). Опустим необходимые реверансы в сторону только что созданного ООН. В сухом остатке, опираясь на эксклюзивное супероружие — атомную бомбу, на национальные вооруженные силы — которые, конечно же, нужно сохранить, и на взаимное использование военных баз друг друга в рамках военно-политического союза, англосаксы должны занять должное место в формирующемся миропорядке.

В противовес коммунистической идеологии 61-й премьер-министр Великобритании предложил нести миру, каждой стране, в каждый дом, всему человечеству демократические ценности, которые являются наследием англосаксонского мира, эти «основополагающие права и свободы».

О чем говорил в Мюнхене 2007-го Владимир Путин? О том, что через 20 лет после окончания холодной войны предпринимаются вполне осязаемые попытки построить однополярный мир (хотя такая концепция нежизнеспособна и попытки не удаются). Тем не менее, застрельщики этой идеи пренебрегают нормами международного права, торжествует система двойных стандартов — не только в политике, но и бизнесе. Более того — чуть не вся система права одного государства, а именно — США, перешагнула национальные границы и навязывается другим государствам во всех сферах: в экономике, политике, в гуманитарной сфере. А это создает серьезные угрозы системе глобальной безопасности.

Конечно, речь изобиловала примерами, заявлениями по важной на тот момент международной повестке дня, но в общем и целом обозначала именно такую позицию российского руководства.

О чем говорил Путин на дискуссионной площадке клуба «Валдай» в Сочи-2014? Странное дело, сколько ни читал аналитики, каждый нашел в речи президента что-то свое. Рискуя пополнить число таких аналитиков, все же попробую выделить из текста выступления базовые тезисы. Итак:

Системы глобальной безопасности, фактически, не существует, комплекс сдержек и противовесов, сформировавшихся после Второй мировой войны, демонтирован, многие годы мы наблюдали доминирование одной страны и ее союзников-сателлитов, решивших подменить собой международное право и международные институты.

Однополярный мир не привел к росту управляемости глобальными процессами, происходит эскалация конфликтов, растет пространство хаоса.

Что произойдет, если мы будем жить не по правилам, а вовсе без правил, в условиях мировой анархии? Прогнозы неутешительны.

Если мы не создадим внятную систему взаимных обязательств и договоренностей, не выстроим механизмы разрешения кризисных ситуаций, нас ждет очень опасное будущее. И пора бы уже начать договариваться по принципиальным вещам.

А это — согласование базовых интересов, определение пределов односторонних действий, той точки, где должны включаться многосторонние механизмы. Это разрешение дилеммы между действиями международного сообщества по обеспечению безопасности и прав человека и принципом национального суверенитета и невмешательства во внутренние дела государств. Это вопрос о реальном содержании суверенитета — краеугольный камень всей современной мировой политики.

Будущее за многополярным миром, на наших глазах происходит формирование региональных центров влияния, а следовательно речь не должна идти о разделе международных сфер, а скорее о новом переиздании взаимозависимости. Идущие в мире интеграционные процессы должны развиваться не конфронтационно, а дополняя друг друга. Недопустимо сталкивать между собой интеграционные проекты.

Россия свой выбор сделала, это путь демократии, готовность к конкуренции, евразийская интеграция и открытость, готовность к сотрудничеству с другими странами. Никакой изоляции, никаких направленных против кого бы то ни было блоков. «Уважая интересы других, мы просто хотим, чтобы и наши интересы учитывали, и нашу позицию уважали».

Такая конфигурация миропорядка не требует демонтажа сложившейся системы международного права, международных институтов, но требует их модернизации.

Вернемся к аналогиям. В отличие от Черчилля, Путин не призывает весь славянский мир сплотиться в военно-политический блок против внешнего вызова. И не поигрывает ядерной бомбой.

В отличие от Фултонских времен Россия не имеет сегодня «буфера безопасности» в половину Европы.

В отличие от середины XX века наша страна и Запад играют на одном идеологическом поле, мы больше не несем всему миру «единственное истинно верное», и потому правильное учение.

Больше 20 лет назад исчерпаны основания для провозглашенной в 46-м году холодной войны. В мюнхенской речи в 2007-го года Путин дипломатично, приводя в пример множество двойных стандартов в отношении России как в политике, так и в бизнесе, интересуется — почему же риторика и практика холодной войны сохраняются?

В 2014 году уже у наших границ стоит «истинно правильное и безусловно верное» учение. Уже непосредственно в наши интеграционные процессы на постсоветском пространстве вмешиваются «победители».

Обещал не затрагивать геополитику, но не удержусь: интересы России на Украине понятны, это и военно-промышленное сотрудничество, и общая инфраструктура, и существенная доля внешней торговли, и культурные связи, и единая история, и безопасность наших границ, наконец. Для нас все это материи принципиальные, жизненно важные. Но кто мне объяснит, в чем жизненно важные интересы США и ЕС на Украине? Да такие, что вплоть до столкновения, вплоть до конфронтации? Что это — рынок сбыта и концепция старика Бжезинского, согласно которой Россия нежизнеспособна без Украины? Или чистое миссионерское желание ради мира во всем мире принести украинцам «основополагающие права и свободы» англосаксонской цивилизации?

На этом фоне Путин на «Валдае» говорит о фактическом развале ялтинско-потсдамской системы мироустройства.

Нет, не призывает к ее демонтажу — требует ее модернизации ради общей безопасности.

Ну и как, сильно похожи три рассматриваемые нами речи при ближайшем рассмотрении?

Если уж анализировать историю по треку Фултон — Мюнхен — Сочи, то трудно не заметить, что здесь мы видим не завершение исторического цикла, не возвращение назад, к риторике прошлого. Здесь вполне закономерная последовательность. Путин, в отличие от Черчилля, не объявляет холодной войны, просто и политика холодной войны, и риторика, и практика никуда не делись. Они переместилась на наши границы. И не мы это начали.

Пора ли нам бояться? Вообще-то бояться уже поздно. Сейчас нужно просто интенсивно работать. Россия не намерена ввязываться в конфронтацию, этот момент четко обозначил президент. И — важный момент — обозначил один из путей выхода из тупика противостояния. Наметил круг вопросов, требующих немедленного обсуждения. Обозначил контуры новой системы глобальной безопасности.

Осталось дождаться ответа. Услышат ли?