Ватикан и Сергиев Посад: Ценности, которые мы выбираем

Очевидно, что Ватикан стремится не допустить холодной войны между США и Россией, пишет итальянская газета Corriere della Sera по итогам встречи Владимира Путина и Папы Франциска.

Потому, несмотря на внешнее давление, Ватикан отказывается от конфронтации с Россией по украинскому вопросу, что вызывает недоумение в США. Святой Престол, как полагает издание, стремится не допустить того, чтобы новая холодная война воспрепятствовала намечающемуся сближению между католическим и православным миром.

Римско-католическая церковь в Европе переживает не лучшие времена: секулярный, антиклерикальный, а точнее, антирелигиозный неолиберальный европейский политический мейнстрим оказывает сильнейшее давление на нее, требуя трансформации по образцу ряда протестантских и реформатских деноминаций. Ватикану, который опирается, скорее, уже не столько на скудеющие силы католической Европы, а на католические страны Латинской Америки с огромным населением и на католиков по всему миру, общее число которых превышает один миллиард, пока удается устоять, но трудности с годами только усугубляются. Святому Престолу нужны надежные союзники.

Естественным союзником в противостоянии агрессивному безбожию и гедонистическому гниению является Восточное Православие, где высока приверженность традиционным ценностям, и конечно, в первую очередь, Русская Православная Церковь. Все понимают, что диалог между западными и восточными ветвями некогда единой Апостольской Церкви очень сложен, и вряд стороны мы готовы к нему в достаточной мере, но общий противник вынуждает к интенсивному поиску путей сближения.

Однако надо понимать, что религиозные конфессии и христианские деноминации работают в обществе, ценности которого прямо влияют на их положение. В Западной Европе, где пронизывает властные структуры некий вариант секулярной космополитической идеологии, вызревавший столетиями в недрах разного рода тайных и открытых союзов и лож, происходит резкое усиление психологического, административного и финансового давления на христианские церкви. Это заставляет одних внедрять в свою практику «толерантность», «политкорректность», «мультикультурность» и прочие изобретения неолиберальной мифологии, вилять, соглашаться, отступать, деградировать и растворяться, других же замыкаться в ограде своих храмов и монастырях, как в крепостях, теряя общественную значимость и влияние.

Что осталось в Европе от некогда влиятельных англикан, пресвитериан, лютеран, чашников или реформатов? Бледные тени прошлого. Католическая же церковь Европы борется, у нее сильное влияние в Польше, Венгрии, еще сильно чувствуется в Италии и Хорватии, Франции и Австрии. Но оно все слабеет, и выбор у европейских католиков не велик: либо закрыться в скудеющих монастырях и мелких приходах, стать «местной достопримечательностью» для туристов из Китая, либо пойти на уступки тотальному идеологическому давлению, самим впустив в свою ограду семена разрушения и деградации, раствориться в секулярном мире, стать, чем-то вроде формы досуга, как мы наблюдаем во многих деноминациях США.

На Востоке же, в России, где находится большая часть монастырей и приходов Русской православной церкви, наблюдается совершенно иная общественная тенденция: если в Европе хорошо видно торжество ценностей неолиберализма, то в России нарастают тенденции и наблюдаются явления, которые можно охарактеризовать как «просвещенный консерватизм», «прогрессивный консерватизм» или «современный консерватизм» (не надо путать его с «неоконсерватизмом» современных американских правых). Эти явления и тенденции в последнее время отчетливо выявляются по результатам социологических обследований.

Так, главными и важнейшими ценностями для четырех из пяти россиян сегодня являются семья, дружба, любовь, умеренный достаток, безопасность, здоровье, хорошее воспитание детей и традиционные религиозные ценности. Классический консервативный набор девятнадцатого века. В Европе остатки этого консерватизма выдуваются из потаенных углов ветром перемен.

Но не у нас. В России этот консерватизм новый и особенный, ибо прямо вслед за традиционными ценностями дома, семьи, детей, друзей и религии у нас идут ценности знания, стремления к высокому уровню образования, творчества, самореализации, узнавание нового, интересная работа, высокая квалификация, и, правда, в меньшей степени, предпринимательство. Отдых, досуг, хобби, спорт, культурные мероприятия, путешествия, участие в политической и местной общественной жизни занимают более скромное, но вполне существенное место в системе ценностей россиянина, гораздо более высокое, чем, скажем, вопросы политической свободы и идеалов демократии.

А вот такие жизненные идеалы, как войти в элиту общества, сильно разбогатеть, добиться высокой власти, подавляющее большинство россиян не разделяет. Отрицательно относятся они к властолюбию, к наживе за счет других, просто к большому богатству, к любым тщеславным устремлениям.

Если посмотреть реально на поведение среднего россиянина, он на практике бывает далеким от своего идеала, но те цели, которые он видит перед собой, те ценности, которые он транслируют, отличаются от европейских именно резким сочетанием ценностей консерватизма и приверженности прогрессу, просвещению и знанию. Также нежелание большого богатства, славы и власти являются интересной чертой, хотя и не вызывающей большого доверия, так как во многом оно продиктовано традиционным пороком многих обществ — социальной завистью. Правда, с другой стороны, и чувством справедливости, стремлением к равенству, отрицанием жесткой конкуренции.

Что россиянин ждет от государства — это также видно из социальных опросов. Во-первых, социальной защиты семьи, возможности получения образования и медицинской помощи и других форм социальной поддержки, безопасности и поддержания социального мира. Во-вторых, минимального вмешательства в дела семьи, в частную жизнь, в ближнюю социальную среду, в деловые контакты, туда, где россиянин хочет чувствовать себя полностью свободным, защищенным и вести жизнь приватно, в том числе и религиозную (как некогда у англичан — «мой дом, моя крепость»). В-третьих, защиты от внешней агрессии, которая теперь не воспринимается не как военная или экономическая, а как культурная и психологическая. Россиянин всерьез опасается, что ему грозит разрушение семьи и его социальной среды агрессивным воздействием западной пропаганды неолиберальных ценностей, но то, что российское государство, переродившись под этим влиянием, начнет вмешиваться в его частную жизнь, как это некогда делало советское государство во времена Сталина или Хрущева. Государство должно быть ненавязчиво заботливым и охраняющим внутри страны, и могущественным во внешнем мире, чтобы никто не мог ничего России навязать или ей угрожать. Также более двух третей россиян хотят видеть Россию великой державой, из них половина даже сверхдержавой, подобной СССР.
Все перечисленное определяет запрос среднего россиянина, который может относиться и к бедным слоям населения, и к среднему классу, и даже к высшим стратам на особую форму консерватизма из трех компонентов:

— личностного: защита семьи и семейных ценностей на всех уровнях, защита частной жизни и личной свободы, возможности поддерживать любые контакты на личном и деловом уровнях, свобода передвижения, в том числе, выезда за рубеж, свободы мнений, суждений, собраний, свобода совести, неприкосновенность частной жизни, безопасность жизни, поддержание культуры и традиционных ценностей (при разных уровнях их восприятия);

— общественного: социальная защита, здравоохранение, образование, пенсии, пособия, выплаты, комфорт проживания и передвижения, получение правовой помощи, защита от потери работы, иные формы патернализма;

— государственного: сильная внешняя политика государств, мощные армия и флот для нужд обороны, защита россиян за рубежом, а также защита от разрушительного действия пропаганды чуждых или враждебных идей, могущих угрожать российской семье, детям, религии, культуре и неким неясно формулируемым традиционным ценностям.

Российский политик, который хочет завоевать симпатии большинства должен быть сторонником неприкосновенности частной жизни и личных свобод, приверженцем сильного, но мирного патерналистского государства, обладающего мощными оборонительными возможностями и постоянно ведущего сильную патерналистскую социальную политику.

Все эти компоненты отвечают основным направлениям социальной политики Руссой православной церкви — традиционализм, социальная защита населения, поддержка армии и флота. В последнее время же многие деятели Церкви стали также поддерживать россиян в их тяге к высокому уровню образования, к естественным наукам и современны технологиям, сами стали использовать технические достижения. Не случайно у Ватикана есть сегодня большой интерес к налаживанию контактов с Московским Патриархатом, они не могут не видеть, какой мощной поддержкой она пользуется, какие перспективы ее развития, каково ее влияние.

Полагаю, что такое сотрудничество может постепенно наладиться, если Ватикан откажется от попыток что-то навязать России, будет спокойно строить равноправный диалог с Русской православной церковью, ища пути взаимопонимания. Ведь на высокомерное третирование или давление, на активное проникновение или внедрение не только православные, но весь консервативный пласт общества отреагирует резко, и глубокий сущностный диалог может так и не начаться. В Ватикане должны понимать — время католического «триумфализма» ушло, с нами можно разговаривать только на равных, особенно теперь, когда мы находимся перед лицом общей угрозы.