Старое и новое

Почему мы в состоянии описывать и анализировать старое, которое растворяется, но не способны представить себе новое?.

Возможно, потому, что мы более или менее бессознательно верим, что новое — это то, что приходит, и никто не знает откуда — после окончания старого. Неспособность мыслить новое, таким образом, выдает небрежное использование приставки «пост»: новое — это постмодерн, постчеловеческое, во всяком случае, то, что приходит после. Верно как раз обратное: единственный способ, которым мы должны думать о новом, — это читать его и расшифровывать его скрытые черты в формах старого, которые проходят и растворяются. Именно об этом ясно говорит Гельдерлин в необыкновенном фрагменте «Исчезнувшая родина», в котором восприятие нового неотделимо от памяти о старом, которое уходит и действительно должно каким-то образом любовно принять его форму. То, что отжило свое и, кажется, растворяется, теряет свою актуальность, лишается смысла и каким-то образом вновь становится возможным. Беньямин предполагает нечто подобное, когда пишет, что в момент воспоминания прошлое, которое казалось завершенным, предстает перед нами незавершенным и таким образом дарит нам самое ценное - возможность. Только возможное является по-настоящему новым: если бы оно уже было актуальным и действенным, оно всегда было бы уже осенним и состарившимся. И возможное не приходит из будущего, оно есть в прошлом, это то, чего не было, чего, возможно, никогда не будет, но то, что могло бы быть и что поэтому касается нас. Мы воспринимаем новое только в том случае, если способны уловить возможность того, что прошлое — то есть единственное, что у нас есть — предлагает нам на мгновение, прежде чем исчезнуть навсегда. Именно таким образом мы должны относиться к западной культуре, которая сегодня повсюду вокруг нас распадается и растворяется.

Quodlibet, 7 апреля 2025 г.