Рынок идентичностей: странная смерть либерального индивидуализма

Мой отец был воплощением либерального индивидуализма - забавная ирония судьбы для марксиста, которым он оставался всю свою жизнь.

Чтобы зарабатывать на хлеб, ему приходилось сдавать свой труд в аренду хозяевам сталелитейного завода в Элевсине. Но во время каждого обеденного перерыва он блаженно бродил по открытым задворкам Археологического музея Элевсина, где наслаждался наблюдением древних стел, которые казались ему доказательством того, что технологи древности были более продвинуты, чем традиционно считалось.

Каждый день он возвращался домой к пяти вечера, начинал заниматься семейными делами, писать научные статьи и готовить книги. Короче говоря, его работа на заводе была четко отделена от личной жизни. В те времена даже такие левые, как мы, думали, что капитализм по меньшей мере предоставил нам персональный суверенитет, хотя и в определенных пределах. Как бы ты усердно ни работал на хозяина, можно было хотя бы отгородить часть своей жизни и внутри этого забора остаться автономным, самоопределяющимся, свободным. Мы знали, что только богатые по-настоящему свободны в своем выборе, что бедняки по большей части получили свободу только чтобы проигрывать и что худшее рабство — это рабство того, кто научился любить свои цепи. Тем не менее, мы ценили то ограниченное право собственности на себя, которое у нас было.

Сегодня молодежи отказано даже в этой малой милости. С того момента, как они делают свои первые шаги, их неявным образом учат представлять себя в качестве бренда, который будет оцениваться в соответствии с его кажущейся аутентичностью. (Это касается и потенциальных работодателей: «Никто не предложит мне место, — сказал мне однажды выпускник, — пока я не открою себя настоящего».) Маркетинг идентичности в современном онлайн-сообществе не является опциональным. А кураторство над своей личной жизнью стало одним из самых важных занятий молодых людей.

Прежде чем опубликовать какое-либо изображение, загрузить видео, просмотреть фильм, поделиться фотографией или написать твит, они должны помнить о том, кому их выбор понравится и кого оттолкнет. Они должны каким-то образом выяснить, какое из их потенциальных «истинных я» будет сочтено наиболее привлекательным, постоянно сверяя свое мнение со своим представлением о том, каким может быть усредненное мнение онлайн-инфлюенсеров. Поскольку всякий опыт можно зафиксировать и поделиться им, их постоянно гложет вопрос, стоит ли это делать. И даже если на самом деле нет возможности поделиться опытом, такую возможность можно легко себе представить. Любой выбор, увидели его или нет, становится актом тщательного конструирования идентичности.

Не нужно быть левым, чтобы увидеть, что право на то немногочисленное время повседневности, которое не предназначено для продажи, почти исчезло. Ирония в том, что либерального индивида не задушили ни фашистские коричневорубашечники, ни сталинские комиссары. Он был уничтожен, когда новая форма капитала начала учить молодежь делать самые либеральные вещи: быть собой. Из всех поведенческих модификаций, которые разработало и монетизировало то, что я называю облачным капитализмом, подобное, безусловно, является его по-настоящему выдающимся достижением.

Собственнический индивидуализм всегда вредил психическому здоровью. Технофеодальное общество, которое формирует облачный капитал, сделало ситуацию бесконечно хуже, когда разрушило забор, предоставлявший либеральному индивиду убежище от рынка труда. Облачный капитал разбил человека на фрагменты данных, сформировав идентичность, состоящую из выборов, выраженных кликами, которыми алгоритмы манипулируют способами, недоступными простому человеку. Облачный капитализм породил не столько собственников, но скорее наоборот - людей, неспособных владеть собой.

Этот тип капитализма ударил пол нашей способности сосредотачиваться, кооптируя наше внимание. Мы не стали безвольными. Нет, наше внимание было захвачено новым правящим классом. А поскольку алгоритмы, встроенные в облачный капитал, как известно, укрепляют патриархат, оскорбительные стереотипы и прежние формы угнетения, самые уязвимые — девочки, психически больные, маргинализированные и бедные — страдают больше всего.

Если фашизм чему-то и научил нас, так это восприимчивости к демонизирующим стереотипам и уродливой привлекательности (и силе) таких эмоций как гнев, страх, зависть и отвращение. В современной социальной реальности облако ставит нас лицом к лицу с пугающим и ненавидимым «другим». И поскольку онлайн-насилие кажется бескровным и тихим, мы, скорее всего, ответим этому «другому» язвительными унизительными выражениями и желчью. Фанатизм — это эмоциональная компенсация технофеодализма за разочарование и тревогу, которые мы испытываем в отношении идентичности.

Модераторы комментариев и бан за разжигание ненависти не могут остановить подобное ожесточение, потому что оно присуще облачному капиталу, чьи алгоритмы оптимизируют облачную ренту, извлекаемую из ненависти и недовольства, которая все более широким потоком течет в сторону владельцев биг-тех. Регуляторы не в состоянии регулировать алгоритмы искусственного интеллекта, которые не могут понять даже их собственные разработчики. Чтобы у свободы был шанс, облачный капитал должен быть социализирован.

Мой отец считал, что обнаружить вечную красоту, то, что достойно настоящего внимания – то, что он искал, бродя среди древнегреческих реликвий, — это наш единственный способ управы от демонов, взявших в плен нашу душу. Я пытался практиковать это на протяжении многих лет по-своему. Но перед лицом технофеодализма, действуя в одиночку, изолированно, как либеральные индивиды, мы далеко не продвинемся. Отрезать себя от интернета, выключить телефоны и использовать наличные деньги вместо пластиковых карт — это не решение. Если мы не объединимся, мы никогда не цивилизуем и не социализируем облачный капитал — и никогда не освободим наше сознание из его тисков.

И в этом кроется величайшее противоречие: только полноценный пересмотр прав собственности на все более цифровые инструменты производства, дистрибуции, коллаборации и коммуникации может спасти фундаментальную либеральную идею свободы как собственности на себя. Таким образом, возрождение либерального индивида требует именно того, что либералы ненавидят больше всего: революции.

PS