Майдан дамочек с коляской

Забавно, как программа «200 храмов», задуманная в том числе ради борьбы с майданом на районах, спровоцировала один майдан районного масштаба.

Интересно, прибежали уже на место социологи из НИИ митингов или еще не успели? Предположу, что майданить против экспансии православия начали дамы с коляской. Это именно им больше всего нужен парк и тишина в нем. Мужичкам обычно на парки наплевать, если это не парк для шашлыков и они — не алкоголики. Молодежи все равно, а гражданское общество бабок обычно ставит в тупик нарушение их гражданских прав со стороны церкви.

Косвенно версия о майдане мамаш подтверждается присутствием аргумента о сравнительной численности медицинских учреждений в округе, число которых уже уступает числу православных церквей. Поликлиника — это тоже часть мира молодой мамаши, в отличие от церкви — элемента инфраструктуры мира пенсионерок.

Немногие знают, что протест в Бирюлево был инспирирован именно активностью в районных форумах молодых мамаш. Именно они распиарили информацию об убийстве, вышли на фанатские сети и привлекли ДПНИ к раскручиванию скандала. Причем их майдан велся отнюдь не ради вендетты над лицом кавказской национальности, а ради безопасности в районе их проживания. И, в общем, мамаши победили. То, чего бабки не могли добиться много лет, молодые мамаши добились за каких-то несколько месяцев — овощебазу прикрыли, навели сносный порядок и стало более-менее безопасно.

Так что на месте православных граждан я бы не стал недооценивать протест дамочек с коляской.

Кстати, я однажды тоже защищал православный храм. Дату помню, а год — нет. Дело было 23 февраля, вечером, то ли после съезда «Единой России», то ли после «Жан-Жака». Маша Сергеева отловила нас с Тимой Шевяковым и, чтобы вечер не был томным, предложила съездить к Вите Милитареву в гости на юг Москвы.

Витя Милитарев человек по-своему замечательный (про него есть стихи, например «и портрет Милитарева вдаль несет Милитарев») и оригинальный. Наверняка в его комсомольской характеристике значилось «умеет придумать дело и увлечь окружающих». На этот раз Вите Милитареву понравилась трансформаторная будка во дворе. Она своими белыми боками так глубоко аффицировала религиозную чувственность Вити Милитарева, что он объявил будку православным храмом и принялся ее защищать.

Кроме нас на защиту будки собрались небезызвестные люди — Кирилл Фролов, Олег Кассин, человек, представившийся генералом ФСБ, некий опальный батюшка, а также неопределенное число матушек и православной молодежи. Предполагалось, что компания совершит крестный ход вокруг самопровозглашенной церкви, а также высадит около нее три ели. Или сосны, я не разобрал в темноте. Как и не понял, правильно ли мы поступили, что высадили растения при температуре минус десять.

Ветер в конце концов загнал нас в тепло — мы прямо со дна семнадцатиэтажного колодца московского дворика поднялись наверх в квартиру Вити Милитарева, где началось самое главное — пьянка. И только Кирилл Фролов отказывался употреблять напитки, пока не напишет пресс-релиз. Загвоздка вышла с числом защитников будки: Фролов в третий раз пересчитывал собравшихся, но их численность почему-то от этого не росла. Я прервал мучения известного катехизатора тем, что предложил написать просто «до сотни верующих» — все равно, было темно, и даже на фотографиях нельзя толком понять, сколько нас было. «А ты подтвердишь?» — «Ну, а как же!» — и пресс-релиз улетел в сеть.

С тех пор я долго думал, почему вокруг цитаделей духовности, коими являются православные храмы и монастыри, толпится такое число ряженых казаков, «бойцов Новороссии», генералов ФСБ, фанатов «Спартака» и Олег Кассин.

Строителей и защитников православных храмов нетрудно понять — образ тех, кто им противостоит отчетливо накладывается на устойчивый фрейм — все это язычники и бесы. И для этого есть определенные основания. Мальчик, который ведет самый известный репортаж с места торфяного майдана (опять болото!) характерно оговорился, назвав дискуссии между защитниками непостроенной церкви и противниками застройки парка теософскими. Оговорка свидетельствует как о его культурном уровне, так и о том, что религиозный мир для этого молодого человека начался на Блаватской и Штайнере и закончился где-то в районе Гоа. Очевидно, что юноша впервые в жизни столкнулся с миром христианской веры — жаль, что при таких невеселых обстоятельствах.

Домик-боровичок с крестом на луковице часто представляется публике как место, где должно концентрироваться добро. Добрый батюшка, добрые прихожане, не только постящиеся и молящиеся, но исполняющие к тому же заповеди. На деле же церковь — концентрация убогих, нищих, весьма дурно пахнущих (помните, как назвала этих людей, стоявших в очереди к поясу богородицы одна из светочей отечественного либерализма?), воров, бандитов, жуликов всех мастей, алкоголиков и наркоманов, душевнобольных. Там, где храм божий, там и бесы. И чем ближе храм — тем их становится больше.

Церковная ограда и монастырская стена — не только и не столько способ защиты от непрошеных гостей. Это знак того, что именно здесь идет духовная битва — между добром и злом, дьяволом и богом. Сетка-рабица, натянутая между лагерем торфяного майдана и защитниками пустого места, отведенного росчерком пера столичного градоначальника под церковь, для вторых — стена, которая отгораживает их от настоящих бесов. Они в этом абсолютно уверены, когда поют акафисты или кричат, что силой зачистят лагерь протестующих.

Они называют себя воинами света — точно так же, как представители Правого сектора на киевском майдане. И они уверены — что бесы против них. Как раз в тот самый момент, когда они сами превращаются в бесов.