Ни раскола, ни единства

Конфликт Москвы и Фанара в настоящее время является одной из самых обсуждаемых тем в российском публичном пространстве. Общественность, привыкшая обычно морщиться при упоминании РПЦ, теперь жадно обсасывает новости о происходящем вокруг вопроса о будущем украинского православия и охотно делится прогнозами о судьбе русской церкви..

Медиапространство полнится громкими заголовками о расколе православного мира, о неизбежной потере Украины для РПЦ и, как итоге, выборе последней курса на полную самоизоляцию. Тональность текстов разнится от полного злорадства до слезных воплей. Слышны и голоса сторонников «радикального» православия, кричащих о впадении Константинополя в ересь, новом 1054 годе и необходимости полного отделения от кого только можно ради сохранения божественной истины. Между тем, уровень религиоведческой культуры некоторых спикеров вызывает большие вопросы. Непонимание базовых понятий христианства и незнание специфического контекста церковных отношений приводит к неизбежно примитивизирующей и огрубляющей оптике.

Попытаемся более-менее трезво посмотреть на происходящее. Сразу же вынесем за скобки споры об исторической обоснованности претензий и, тем более, их каноничности - оставим это в качестве интеллектуального упражнения специалистам-теологам и историкам церкви. Есть много примеров того, насколько быстро находятся необходимые канонические обоснования, когда они необходимы. Тексты канонов, как, впрочем, и сам текст Писания, несмотря на содержащуюся в них святость, всегда остаются всего лишь текстами, а, значит, они неизбежно многозначны.

Закатывание глаз по поводу того, что «политика влезла в дела церкви» - большое лукавство, поскольку случилось это около двух тысяч лет назад и с тех пор она оттуда не вылезала. Как отметил Андрей Шишков, «межцерковные отношения нельзя рассматривать вне общественно-политических процессов. Церкви существуют не в «чистом» (статичном - доп. автора) пространстве экклезиального, а в сложном пространстве, где церковные и политические интересы переплетены». Образ существующей в вакууме церкви - не более, чем следствие из модернистского мифа о локализованной и приватной «духовной жизни» индивида, с которой якобы должен соотноситься церковный институт. Остановимся на том, что согласимся с положением, высказанным патриархом Филаретом в интервью Алексею Венедиктову: существует тенденция к стремлению независимых государств к получению автокефальной церкви. Церковные границы тянутся за границами политическими.

Начнем с того, что аналогия между церковью и государством, соответственно, между «межцерковными» отношениями и межгосударственными, хоть и соблазнительна, поскольку упрощает понимание, но не совсем корректна. Нет института «межцерковного права», который был бы аналогом права международного. Современная система международного права выросла из идеи множества суверенных в своих границах государств и необходимости регламентации их взаимодействий. Идея же церкви не предполагает множества: церковь притязает на обладание абсолютной истиной, и в этом она единственна. В ситуации фактического сосуществования православных общин, административно, экономически и юридически друг от друга независимых, иными словами, автокефальных, идея этой единственности обладания истиной и общности истока выражается в евхаристическом общении, в котором отдельные церкви образуют единую Вселенскую православную церковь. Евхаристическое общение означает возможность совместной литургии, то есть, признание, что в другой общине происходит правильное, истинное богослужение. Таким образом, со-участие в таинстве Евхаристии выступает манифестацией общности в истине. На «институциональном уровне» к факту евхаристического общения отсылает практика упоминания за литургией предстоятелем церкви предстоятелей других автокефальных церквей в соответствии с их списком, диптихом. Традиционно первым в диптихе стоит предстоятель Константинопольской церкви.

Важно, что факт евхаристического общения некорректно понимать как факт признания одним «церковным государством» другого. История знает множество случаев, когда непризнание общины в административном, организационном, иерархическом или прочих планах не приводило к разрыву евхаристического общения. Так, РПЦ МП не признает ЭАПЦ (Эстонскую апостольскую православную церковь), являющуюся автономией в составе Константинопольского патриархата, однако находится с ней в евхаристическом общении через то, что находится в нем с Константинополем. Константинополь находится в евхаристическом общении с ПЦА (Православной церковью в Америке), однако не признает её автокефалии.

В полном смысле слова раскол - это именно прекращение евхаристического общения. На данном этапе раскола между Русской православной церковью Московского патриархата и Константинопольским патриархатом нет. На это прямо обращает внимание пресс-секретарь патриарха священник Александр Волков: «Евхаристическое общение между церквами не прерывается. Это решение пока что не лишает возможности клириков Константинопольского патриархата и Русской православной церкви совершать совместные богослужения». Есть лишь решение о «приостановлении поминовения патриарха Константинопольского за богослужением в Русской православной церкви». Одно не следует из другого: диптих относится к сфере обычаев, а не права, где следование одного положения из другого жестко регламентировано. На данный момент Синодом РПЦ заявлена лишь угроза разрыва в том случае, если на Украине будет создана автокефалия: «Мы будем вынуждены полностью разорвать евхаристический общение».

Нужно прояснить несколько моментов. Согласно традиции, у константинопольского патриарха есть право единоличного предоставления автокефалии, если на то есть воля собора Константинопольской православной церкви. В отношении Украины эту волю собор подтвердил в начале сентября. Однако это не значит, что на Украине в ближайшее время возникнет автокефальная церковь.

В настоящее время в этой стране имеется несколько крупных православных общин. Наиболее масштабна Украинская православная церковь Московского патриархата, присутствующая в нем на правах широкой автономии; около 12 тыс. приходов при 36 тыс. приходов в РПЦ в целом. За ней следует Украинская православная церковь Киевского патриархата, образовавшаяся в 1992 году в результате раскола с РПЦ МП. На данный момент она полностью изолирована и не находится в евхаристическом общении ни с одной другой православной церковью; в ней около 5 тыс. приходов. Третьей по масштабу является Украинская автокефальная православная церковь, возникшая в 1917 году и после установления советской власти оказавшаяся в изгнании; её составляет около тысячи приходов на западе Украины и в среде украинской диаспоры Северной Америки и Западной Европы. Она также канонически не признана ни одной церковью, входящей в Вселенское православие - семью православных церквей.

Когда заходит речь о предоставлении автокефалии украинской церкви, нужно понимать, что при этом не подразумевается то, что украинские приходы РПЦ МП окажутся от нее отторгнутыми: об автокефалии УПЦ МП не просила. Никто не отпишет эти приходы от Московского патриархата и не припишет их Киевскому. Смене юрисдикции приходов может способствовать украинская власть, однако лишь косвенно: попытка силового принуждения к отторжению даже в ситуации падения популярности УПЦ МП приведет к острому гражданскому конфликту, который украинское государство может просто не пережить.

Константинопольские экзархи были посланы не для подготовки отторжения московских приходов, а для того, чтобы вести работу по объединению УАПЦ и УПЦ КП, непризнанными на данный момент церквами, чьи приходы составляют треть православных приходов в Украине, и, в будущем, созданию на их основе каноничной церкви. Однако, несмотря на то, что экзархи уже заявили о том, что приехали работать над решенным вопросом об автокефалии, сохраняется вероятность того, что в ближней перспективе будет создан только украинский экзархат константинопольской церкви, что стало бы компромиссным решением для Москвы и Фанара. На эту возможность указывает в своей статье Александр Занемонец, диакон Русского Экзархата Константинопольского патриархата в Западной Европе, также в интервью РБК-Украина её отмечает управляющий делами УПЦ Московского патриархата митрополит Бориспольский и Броварской Антоний.

Но даже в случае разворачивания худшего сценария и полного разрыва между Москвой и Константинополем, РПЦ не оказывается автоматически в полной и бесповоротной изоляции от всего православного мира. Этот мир сложен, он определен взаимодействием множества суверенных воль, и есть ситуации, когда община одновременно признается одними поместными церквами в качестве автокефальной, а другими нет, и эти противоречия могут сохраняться длительное время. Так, например, Православная церковь в Америке признается в качестве автокефальной Русской, Болгарской, Грузинской и Польскими церквами, в то время как остальные рассматривают её в качестве автономии Московского патриархата, и это состояние длится десятки лет. Открытый разрыв Москвы и Фанара стал бы всего лишь началом долгого переговорного процесса между церквами, образующими Вселенское православие. И, следует заметить, что Москва в этом процессе не окажется в изоляции: попытки Константинополя все активнее вмешиваться в дела поместных церквей и выступать в качестве верховного арбитра, вызывают недовольство не только у РПЦ.