Конец геймификации протеста: власть стала нечувствительной к постмодернистским технологиям

Кандидат искусствоведения, доцент НИУ ВШЭ. Эксперт в области брендинга и визуальных коммуникаций Павел Родькин о еще одном конце политического постмодерна.

Исследование технологий современного политического и социального протеста, особенно когда речь идет о его неклассических формах, имеет не только академическое, но и практическое значение, так как протест (и бунт) является регулярным явлением в капиталистическом обществе; со времен Маркса принципиальных изменений не произошло. Содержание тех или иных протестных акций — отдельная проблема. Часто такого артикулированного содержания и вовсе нет, да и не может возникнуть в условиях социального невежества и идеологической дезориентации общества потребления, однако форма протеста может много рассказать об отношениях системы власти и общества.

Рассмотрим, например, совсем свежий кейс: как скупо сообщает информационная служба BBC, 8 апреля на Манежной площади в Москве были задержаны двенадцать человек, среди которых, несколько митингующих стояли, вытянув руки, как будто у них находился плакат. Особый восторг протестующих и им сочувствующих вызвало то, что отсутствие видимого транспаранта не остановило полицию. Отметим, что аналогичные приемы использовались в 2011 году в Минске во время «молчаливых» протестов, организованных движением «Революция через социальные сети». Участники этих акций собрались в центре Минска без транспарантов и только аплодировали без выкрикивания политических лозунгов.

Современный протест предельно геймифицирован. Геймификация, напомним, один из вариантов светлого неолиберального будущего, в котором не будет ни традиционного общества, ни традиционного государства. Так называемые цветные революции на какой-то момент заставили думать, что постмодернистские технологии эффективно нейтрализуют и разрушают традиционную систему политических режимов. На короткий момент нулевых годов так, действительно, было. Но власть достаточно быстро оправилась от временной растерянности (да и сами технологии «цветных революций» перестали быть мирными и символическими).

Уже движение «Occupy Wall Street» показало, что «развернуть» цветные технологии внутрь западной системы невозможно. Карнавал поставлен на службу власти, став языком правящих классов, с помощью которого ведется «общение» с обществом, только подобная коммуникация носит исключительно односторонний характер. Это каждый раз наглядно демонстрирует политическая система США на очередных президентских выборах. Новый тип политики является безопасной частью этого карнавала. Политический активизм превращается в протест-развлечение и протест-шоу. Не секрет, что для многих «рассерженных горожан» события 2011–2012 годов воспринимались как игра и развлечение с элементами экстрима, чего не могло уже дать общество потребления.

Система власти более нечувствительна к постмодернистским технологиям протеста. Протестующие в Москве или Нью-Йорке, Берлине или Гонконге могут сколь угодно идти на уловки, кривляться и наряжаться, но при наличии политической воли все протестующие будут задержаны, доставлены и осуждены самым старомодным и классическим способом.

Смеховая культура ее абсурдность (вспомним также про новосибирские монстрации) не опасна власти, она не вводит ее в замешательство. А игровой символический жест не производит никакого впечатления не только на власть, но все меньше и на само общество.