Когда левые думают о Древнем Риме

В начале 1860-х годов Карл Маркс, которому тогда было уже за сорок, переживал один кризис за другим. Он потерял доходную работу лондонского корреспондента газеты New York Herald Tribune.

Его жена, Дженни, чуть не умерла от оспы. Денег не хватало, а кормить нужно было нескольких детей. Никто не читал его «Манифест» десятилетней давности, а «Капитал» оставался лишь несбыточной мечтой. Чтобы справиться с этим, философ-социалист обратился к извечной мужской духовной практике: каждый день думать о Римской империи.

Некоторые обнаружили в недавнем вирусном меме («Как часто мужчины думают о Древнем Риме?») еще одно свидетельство тревожного роста правого экстремизма. Классики уже не первый год бьют тревогу по поводу гнусных связей между фашизмом и сетевыми поклонниками античности. Но еще не так давно некоторые великие люди Рима восхищали левых мыслителей и активистов.

Читая «Гражданские войны» Аппиана в греческом оригинале, Маркс был особенно поражен одной фигурой. Он писал своему другу и соратнику Фридриху Энгельсу: «Спартак предстает как один из лучших героев во всей античной истории. Великий полководец (в отличие от Гарибальди), благородный герой, подлинный представитель античного пролетариата».

Спартак - гладиатор, который потряс римский мир, возглавив восстание рабов, которым почти удалось вырваться из-под власти Рима около 73 г. до н.э. Еще до Маркса его пример увлекал радикалов: гаитянского генерала-революционера Туссена-Лувертюра в начале XIX в. называли «черным Спартаком», о чем помнил другой карибский революционер Фидель Кастро.

Сегодня большинство людей знакомы с фигурой Спартака по фильму 1960 года о нем, снятому режиссером Стэнли Кубриком с Кирком Дугласом и Лоуренсом Оливье в главных ролях. В жанровом и эстетическом отношении фильм Кубрика «Спартак» опирался на палитру, созданную реакционерами: итальянские пеплумы с Мачисте, повествующие о приключениях вымышленного мускулистого человека, придуманного протофашистским писателем Габриэле Д'Аннунцио для сценария немого фильма 1914 года «Кабирия», действие которого происходит в древнеримском мире. «Спартак» заимствовал многие важные элементы из «Кабирии» и ее сиквелов - прежде всего, акцент на мускулистых мужских телах в боевых сценах. Однако глубинный смысл фильма вытекает из совершенно иной идеологической матрицы.

Находясь в тюрьме за отказ раскрыть имена своих товарищей-коммунистов Комитету по антиамериканской деятельности Палаты представителей, писатель Говард Фаст заинтересовался жизнью и трудами более ранней марксистки, убитой польско-немецкой революционерки Розы Люксембург, выбравшей имя Спартака для леворадикальной политической и военизированной организации, одним из основателей которой она стала в 1914 году: Спартакусбунд, или спартаковцы, бросили вызов немецким социал-демократам в борьбе за лидерство в левом движении страны. Кульминацией этой борьбы стала неудачная попытка государственного переворота, в ходе которой были убиты от 150 до 200 членов спартаковцев, в том числе и Люксембург.

Исторический роман Фаста «Спартак» 1951 года, по мотивам которого в 1960 году был снят фильм, стал плодом его увлечения Люксембург. Автор высоко ценил то, что Люксембург подчеркивала значение исторических символов для мотивации политических действий. Несмотря на открытые политические симпатии автора, «Спартак» достаточно вольно обращался с темами свободы и солидарности, чтобы голливудский исполнитель главной роли Дуглас – демократ всю жизнь, но отнюдь не революционер - был очарован. Дуглас решил спродюсировать фильм на собственной независимой студии и сыграть в нем главную роль. Он обратился к Фасту за сценарием, но получившаяся адаптация была ужасной, поэтому для переноса фильма на экран был привлечен сценарист Далтон Трамбо, находившийся в черном списке.

Фильм имел огромный успех в прокате и был удостоен четырех премий «Оскар», но Трамбо был разочарован. Окончательный вариант «Спартака» не оправдал, по его мнению, его революционных надежд. Однако лента оказалась достаточно коммунистической, чтобы вызвать бойкот со стороны влиятельного католического Легиона благопристойности, а информация о том, что сценарий фильма был подготовлен автором, внесенным в черный список, вызвала новые протесты. Однако президент Джон Ф. Кеннеди все же посмотрел фильм.

Со своей стороны, Дуглас остался доволен фильмом. Позже он писал о вдохновении, побудившем его к созданию фильма: «Глядя на эти руины, на Сфинкса и пирамиды в Египте, на дворцы в Индии, я содрогаюсь. Я вижу тысячи рабов, таскающих камни, избитых, голодных, раздавленных, умирающих. Я отождествляю себя с ними... Это была бы моя семья, это был бы я сам». Его отождествление с угнетенными жителями Древнего Рима разделяли и многие другие. Появившись в кинотеатрах в начале 1960-х годов, как раз в период становления движения за гражданские права, фильм способствовал пробуждению духа эмансипации, кульминацией которого стал Закон о гражданских правах 1964 года.

«Спартак» в его нынешнем виде, скорее всего, не прошел бы сквозь сито критики современных прогрессивных культурных воротил. В восстании гладиаторов виноваты легкомысленные женщины, жена Спартака стереотипно женственна и пассивна, сцены боев - чисто мужские, а единственный чернокожий герой погибает слишком рано. Чтобы подчеркнуть упадок и развращенность римлян, в фильме (как и в романе) злодей Красс изображен как бисексуальный хищник. Даже если не принимать во внимание эти «проблемные» детали, «Спартак» - не тот фильм, который сегодня можно было бы увидеть в ближайшем кинотеатре. Голливуд, похоже, не в состоянии предложить зрителям настоящих, сильных героев-мужчин из далекого прошлого (Утред, сын Утреда из «Последнего королевства», по сути, вымышлен). Похоже, что нынешний поп-консенсус, сформированный требованиями разнообразия, равенства и инклюзивности, предпочел бы, по примеру древних законодателей, отнести большую часть того, что было до 1960-х или 2000-х годов, к «худым временам до установления доброго порядка».

Если этот анализ хоть сколько-нибудь близок к истине, то ирония судьбы заключается в том, что один из тех, кому часто приписывают вину за нынешний статус-кво, испытал глубокое влияние спартаковцев Розы Люксембург. В молодости философ-марксист Герберт Маркузе состоял в берлинском левом военизированном отряде и подумывал о том, чтобы присоединиться к спартаковцам. Но в 1919 г., увидев, что бригады Люксембург утопили в крови, ее лидеры были казнены, а их тела сброшены в канал, Маркузе пришел к выводу, что надежда на всемирную революцию была решительно и окончательно подавлена в его собственной стране. После этого он оставил практическую политику, ушел в науку и занялся разработкой идей, оказавших огромное влияние на «новых левых», чьи идейные наследники в дальнейшем сформировали современный культурный консенсус.

Здесь мы подошли к тому моменту истории, когда вопрос о том, как часто мужчина думает о древних римлянах, может превратиться в забавный мем. Мем смешной отчасти потому, что женщины, задающие вопрос, так шокированы, а также потому, что римляне так самоочевидно интересны их мужчинам. Эта нестыковка является следствием того, что большая часть прошлого была отнесена Львом Троцким, который сам однажды побывал на экскурсии по римским развалинам в Италии, к «мусорной корзине истории». В этом контексте популярность Рима среди обычных парней должна обнадеживать всех, кто хотел бы возвращения к активному историческому сознанию.

Маркс, Люксембург, Фаст, Трамбо и Дуглас считали, что серьезным политическим движениям нужны исторические символы. Рим, будучи столь древним, универсальным и широким по своему историческому влиянию, является как мощным символом сам по себе, так и обширной библиотекой символов, включающей не только символы героических событий, но и знаки, предвещающие закат величия. Символы приобретают тем большую силу, чем дольше они живут, иными словами, чем они старше. Но они должны быть и реальными, или правдоподобно реальными. Вряд ли кто-то рискнет умереть во имя «Бригад Ваканды».

Из-за успеха патриархально-разрушительной культурной революции, сделавшей большую часть истории проблематичной, общественное образование уже давно не дает последним поколениям американцев представления о возможностях прошлого. В то же время в высших учебных заведениях классики слишком озабочены борьбой с дисциплинарной «белизной» или разрушением «стеклянных потолков» с помощью женских переводов древних эпосов, чтобы решать эту проблему (если они вообще могут признать ее наличие). Таким образом, единственным безопасным пространством для размышлений мужчин о Древнем Риме остается интернет - к явному недоумению многих женщин, а также СМИ.

Отказ академического и медийного истеблишмента от серьезной задачи вдохновлять мужчин не сулит левым ничего хорошего в плане политических перспектив. Революционный марксизм подавал надежды грядущим поколениям, потому что в нем были заложены плоды настоящей культуры; сам Маркс был благодарен своему классическому образованию, полученному в немецкой гимназии. Современное левое движение, сознательно отказывающееся от большей части исторического прошлого, не способно осуществить тот полный разрыв истории, который обещали его архитекторы. Возможно, в этом смысле у прогрессистов есть основания для беспокойства, в связи с тем, что они уступили Римскую империю легионам своих сетевых врагов.

Compact