Изгнанник и гражданин

Имело бы смысл поразмышлять о явлении, которое нам одновременно знакомо и чуждо, но которое, как это часто порой бывает, может дать нам полезные советы для нашей жизни среди других людей: а именно об изгнании.

Историки права до сих пор спорят о том, следует ли рассматривать изгнание – в его первоначальной форме, в Греции и Риме – как реализацию права или как уголовное наказание. Поскольку в классическом мире изгнание представляет собой право, предоставленное гражданину, чтобы избежать наказания (обычно смертной казни) путем бегства, изгнание на самом деле кажется несводимым к двум крупным категориям, на которые можно разделить сферу права с точки зрения субъективных ситуаций: права и наказания. Так, Цицерон, переживший изгнание, мог себе позволить написать: Exilium non supplicium est, sed perfugium portumque supplicii, «изгнание — это не наказание, а убежище и путь спасения от наказания». Даже когда со временем государство присваивает изгнание и превращает в наказание (в Риме это станет законом Туллия от 63 г. до н.э.), изгнание продолжает оставаться де-факто способом бегства от наказания для гражданина. Так Данте, когда флорентийцы устроили против него процесс об изгнании, не явился в зал суда и, упредив судей, сам начал свою долгую жизнь в изгнании, отказываясь вернуться в свой город даже тогда, когда ему была предоставлена такая возможность. Примечательно с этой точки зрения то, что изгнание не подразумевает утрату гражданства: изгнанник фактически исключает себя из общества, к которому он, тем не менее, формально продолжает принадлежать. Изгнание – это не право и не наказание, а бегство и убежище. Если бы кто-то захотел представить это как право, а на самом деле это не так, изгнание можно было бы определить как парадоксальное право поставить себя вне закона. Из этой перспективы изгнанник попадает в зону неразличения по отношению к суверену, который, приняв решение о чрезвычайном положении, может приостановить действие закона и находится, как и изгнанник, как внутри, так и вне системы.

Именно потому, что изгнание представляет собой способность гражданина поставить себя вне общества граждан и, следовательно, находится на своего рода пороге по отношению к правовой системе, изгнание не может особым образом не заинтересовать нас сегодня. Для любого, у кого есть глаза, на самом деле ясно, что государства, в которых мы живем, вступили в ситуацию кризиса и неудержимой прогрессирующей дезинтеграции всех институтов. В таких условиях, когда политика исчезает и уступает место экономике и технологиям, граждане неизбежно становятся изгнанниками в своей собственной стране. Именно это внутреннее изгнание необходимо сегодня вернуть себе, превратив его из пассивного страдания в свободно избранную активно реализуемую форму жизни. Там, где граждане утратили даже саму память о политике, политикой будут заниматься только те, кто находится в изгнании в своем городе. И только в этом обществе изгнанников, рассеянных среди бесформенной массы граждан, здесь и сейчас может стать возможным нечто похожее на новый опыт политического.

Quodlibet, 7 ноября 2024 г.