Искусство, а не красота, спасет мир

Словами Ипполита в романе «Идиот» Достоевский выдвинул, как он сам считал, наивную гипотезу о том, что красота может каким-то образом спасти мир. Уже в самом романе Ипполит догадывался о том, что такая мысль парадоксальна.

Ибо подобное не может быть ни настоящим, ни даже возможным решением мировых проблем. Ипполит спрашивал, что произойдет с красотой, если в мире появится одна-единственная нота и разрушит его симфонию. То есть неизбежно лишь то, что рано или поздно в так называемый совершенный мировой механизм заползет комар, его заклинив.

Тем не менее, непосредственно рассматривая проблему красоты и проявляя к ней величайшее уважение, следует сказать, что идея о том, что красота сама по себе является спасительной силой сегодня, не воздает ей должного, и, по сути, такая идея унижает ее. В конечном итоге красота используется как бренд на рынке «культурного наследия» и выдается за универсальное лекарство (не умаляя значения красоты для туризма в Италии). Это все, однако, независимо от того, о какой красоте идет речь. Говорим ли мы о красоте Венеры Милосской, Сикстинской капеллы или цветущей сакуры? Между Востоком и Западом растянулось бесчисленное множество видов красоты, и решение использовать один из них в качестве эталона красоты в ущерб всем остальным, несомненно, было бы произволом — и, возможно, даже актом империализма.

Эта исходная установка может помочь нам выдвинуть другую гипотезу, а именно, что искусство, а не красота, спасет мир. Таким образом, мы, естественным образом оказываемся за пределами эстетики, философской идеи искусства, ревнивого к своей автономии. Напротив, это искусство, которое заставляет нас выбирать трудные и ухабистые пути своего рода ответственности за то, что было определено как «уже не красивое искусство». Именно этот путь предлагает Сантьяго Сабала, преподаватель философии в Университете Помпеу Фабра в Барселоне, в важной книге «Почему только искусство может спасти нас: эстетика и отмена чрезвычайной ситуации», недавно переведенной на итальянский язык издательством Politi Seganfreddo Publishers. По мнению Забалы, искусство выполняет предварительную спасательную операцию: оно предостерегает от опасности, поскольку оно само является предупреждением. Искусство, по мнению Забалы, может сыграть фундаментальную роль в разрешении мировых проблем, таких как ресурсный дефицит и разрушение окружающей среды. Однако эта роль не имеет ничего общего ни с каким-то очарованием красотой, ни с возможным искупительным значением красоты. Искусство уже не может иметь (почти) ничего общего с религией, как считал сам Гегель.

Действительно, именно потому, что искусство стало полностью секуляризованным, оно может выполнить свою светскую спасительную задачу. В задачи искусства не входит созидание волшебства или миражей. Вводя в игру очень богатую феноменологию современного изобразительного искусства, Забала имеет в виду искусство, покинувшее свои границы. Это границы, которые прежде были торжественно возложены философией на область эстетики, которая в прошлом обозначила границу вокруг искусства, сделавшую его второй после религии в решении задач облегчения судьбы страдающего человечества. Задача искусства сегодня, по мнению Забалы, — указывать на политические чрезвычайные ситуации. Однако это болевые точки, проблемы которых оно само по себе в одиночку не сможет разрешить.

Как уже говорилось, искусство является для этого философа своего рода предостережением, а потому, прежде всего, оно выполняет общественную и морально-политическую задачу, обязывающую искусство выходить из собственной магической ограды, чтобы возложить ответственность со стоны общества на самые разные сферы знания. Об этом свидетельствуют работы Тома Уэйтса, Стивена Содерберга, Дмитрия Липкина, Колетт Берсон, Альфредо Джаара, Филиппо Минелли и многих других, которым посвящена эта книга, разъясняющая нам что такое искусство вчера и что такое искусство сегодня. Здесь мы сталкиваемся проявлениями несправедливости, беззакония и страданиями, которые обличает искусство, особенно изобразительное. Затем путь лежит через израильско-палестинский конфликт, торговлю наркотиками между Мексикой и США или драму среднего класса в таком промышленном городе, как Детройт. Во всех этих случаях вопрос об искусстве становится вопросом, поставленным через искусство.

Таким образом искусство, благодаря своей способности выходить за свои рамки, сегодня потенциально может создать вокруг себя необходимое пространство для нового типа сообщества. И, что немаловажно, такая возможность не является ни случайной, ни произвольной. Ибо это происходит не только потому, что паблик-арт все более усиливает свое значение, насколько мы все это хорошо осознаем, но и потому, что оно имеет неизбежное политическое значение: оно предупреждает нас о надвигающихся проблемах и настраивает нас на то, чтобы избежать их.

На примере «Венеры в обносках» Микеланджело Пистолетто ставится проблема адекватной утилизации отходов в потребительском обществе, которое (в частности, в Неаполе, где эта работа пострадала от вандализма) становится реальной угрозой гражданскому сосуществованию. Все это синтетически означает, что искусство сталкивает нас с особенно значительными измерениями проблем, самым конкретным образом касающихся как нас лично, так и всех вместе. Так искусство задает положительную динамику развитию общества. Это учреждение тонко ставит под сомнение тему нового потребительского рынка произведений искусства – произведений искусства, которые всегда находятся в развитии, поскольку они меняются в зависимости от возникающих конкретных проблем. Короче говоря, искусство — это то, что мобилизует новые возможности общественной жизни, позволяя им добиться признания посредством поиска выхода из критических ситуаций для каждого из них. Такая узнаваемость, таким образом, закладывает основу для ответственности за произведение искусства, а также ответственности тех, кто хочет участвовать в такой коллективной работе.

PS