Информационные войны от Трои до Бахмута. Лекция 11. Пропаганда III Рейха. Закат и бесславный конец

Центр политического анализа и социальных исследований продолжает публикацию курса лекций «Информационные войны от Трои до Бахмута: как противостоять деструктивной пропаганде».

История информационных войн от первых шагов человечества до современности, особенности использования пропаганды в наши дни, как распознавать пропаганду и как противостоять ей - обо всем об этом говорится в курсе лекций политолога, директора АНО Центр политического анализа и социальных исследований, доцента Финансового университета при Правительстве России, члена Общественной палаты Москвы Павла Данилина.

Проект реализуется при поддержке Президентского фонда культурных инициатив.

 

Пропаганда начала войны: блицкриг как лучший агитатор

Однако, на первом этапе Второй мировой войны, когда Германии сопутствовали успехи, для пропаганды польской операции, которая завершилась примерное за месяц, был снят пропагандистский фильм, демонстрирующий реальные кадры военных действий. Он был показан в Германии по всей стране. Только в Берлине он прошел в 53 кинотеатрах одновременно. Также фильм был ориентирован на население других стран.

Этот первый период войны в плане пропаганды был крайне примитивен и прост. Победоносная армия может распространять вместо пропаганды даже военные сводки. А нацистские войска одерживали победу за победой – после Польши пришло время Норвегии и Дании, затем настала очередь Нидерландов, Люксембурга, Бельгии и Франции. Потом пришел черед Греции и Югославии. По каждой из таких побед снимались пропагандистские картины.

В победах Гитлера существенную роль сыграла и пропаганда. В частности, именно пропагандистская работа III Рейха и пятой колонны в Норвегии в лице Видкуна Квислинга позволили минимизировать потери нацистов. В частности, в первый же день войны Квислинг объявил о военном перевороте и потребовал сложить оружие и подчиниться нацистам. И хотя население частично не подчинилось Квислингу, а само правительство Квислинга после переворота просидело у власти только пять дней, а после передало власть оккупационным властям, которые и правили Норвегией вплоть до 1942 года, участие Квислинга в войне сильно облегчило немцам боевые действия.

При подготовке операции против Франции серьезное внимание также было уделено пропаганде. В частности, было организовано радиовещание на территории Франции. Немцы пытались посеять разногласия между Британией и Францией, упирая на то, что воюют преимущественно французы, тогда как британцы послали на фронт лишь шесть дивизий. Разбрасывались листовки с информацией о том, как в городе Лилль британские военные изнасиловали несколько местных француженок. Передачи радио обвиняли власти Франции в коррупции. Заметим, что все это была легко проверяемая правда. Тем самым подогревался интерес к пропаганде противника, а также рождалось доверие к ней же.

На власти Франции действовала пропаганда ужаса – успехи германского оружия превозносились, а особенно успехи ВВС. Одной из форм пропаганды страха на представителей элиты Франции было распространение убеждений, что вокруг все засажено немецкими агентами. Эта убежденность, соответствующая действительности в случае с Норвегией, не имела ничего общего с Францией. Зато, как только началось наступление немецких войск, у французских властей вспыхнула паника. Поиски пятой колонны, аресты и даже расстрелы подозреваемых (а под подозрение попадали все, кто плохо говорил по-французски, походил на немца или был этническим немцем) внесли свою лепту в дезорганизацию управления и в итоге - в поражение Франции.

Несмотря на военные неудачи первого периода, Франция вполне могла, если не противостоять Германии, то нанести ей серьезный урон. Однако по-настоящему серьезного сопротивления немцам не было оказано. Более того, французское правительство бросило Париж из «гуманистических» соображений, дабы не подвергать город бомбардировке. И здесь пропаганда превосходства ВВС Германии сыграла свою роль. Важно, что в пропаганде на собственное население Геббельс характеризовал французов как талантливый, но вымирающий народ, который из-за своей политической системы и руководства попал в полосу невезения и все больше и больше становится «негроидным». Согласимся, что это кардинальное отличие от того, какую пропаганду Геббельс проводил по отношению к советскому народу!

Итак, первый период Второй мировой характеризуется постоянными успехами Германской армии. Пропаганда на этом этапе примитивна и сводится к поддержке успехов немецкого оружия. По сути дела, пропаганда ограничивается двумя составляющими. Первая – поддержание уверенности в мощи собственного оружия и армии в нации, что не вызывает никакого труда, ведь армия постоянно одерживает победы. Вторая – работа на вражескую аудиторию с целью посеять панику.

 

Начало войны против СССР: «недочеловек» сопротивляется

Как писал Рудольф Зульцман, «первый этап пропаганды охватывает начальный период войны вплоть до поражения немецкой армии в России зимой 1941 года». «Это этап пропаганды военных успехов. Вторжение в Россию изменило ситуацию и повысило роль пропаганды, которая на первом этапе войны оставалась обслугой директив и сводок Объединенного командования. Сила морального воздействия пропаганды была обусловлена военными успехами. Пропаганда питалась победами на фронтах, а также тем, что немецкие сухопутные армии находились далеко за пределами родины. Пропаганда видела свою главную задачу в том, чтобы разъяснить немецкому народу справедливость этой войны и доказать ее превентивный характер», - считает исследователь[1].

Отечественный историк Дмитрий Волкогонов отмечал, что немецкие военные пропагандисты сформировали многочисленные подразделения психологической войны, оснастив их техническими средствами духовного воздействия[2]. Эти подразделения вермахта назывались ротами пропаганды. Для руководства подрывной пропагандой в армии был создан специальный орган, разрабатывавший планы «духовного наступления» на противника. В батальонах были введены офицеры по пропаганде, которые ведали вопросами идеологической обработки своих солдат, а также «духовного порабощения» захваченного населения с помощью физического и морального насилия. «Духовное порабощение» выражалось в уничтожении исторических и культурных ценностей, во внушении бесполезности борьбы с «высшей расой». Фашисты хотели подавить у советских людей волю к сопротивлению, лишить их уверенности в возможности достижения победы над фашизмом, принудить к духовной капитуляции.

Очевидно, что такая структура стала востребованной исключительно в рамках восточной кампании вермахта – во время войны на Западе, молниеносной и не столь кровавой, необходимость в войсках психологической борьбы в штатном армейском составе практически отсутствовала. Пропаганда осуществлялась через гражданские институты и НСДАП. В СССР же гитлеровцы столкнулись как с упорным сопротивлением войск, так и с крайне враждебно настроенным мирным населением на оккупированной территории. Поэтому возникла необходимость в создании рот психологической борьбы.

Именно во время войны с СССР происходит резкий перелом в пропагандистской активности Германии. Можно конкретно проследить, как это происходило – во время битвы за Москву немецкие СМИ были наполнены ликующими сообщениями о том, что война окончена, что Москва взята. Когда же выяснилось, что Москва не только устояла, но, что советские войска начали первое контрнаступление, это был сильнейший удар по гитлеровской пропагандистской машине.

Начинается новый этап немецкой пропаганды - пропаганды путем критического анализа своих ошибок. Снова процитируем Зульцмана: «Перед немецкой пропагандой встала задача заставить немецкий народ забыть о том, что ему говорилось раньше, то есть о том, что противнику на Востоке нанесено поражение и что он никогда больше не сможет поднять голову»[3]. Постоянно выступает с передовицами в газете «Дас Райх» Геббельс. В своих статьях, а также публичных обращениях, которые транслировались по радио, он доказывал, что трудности временные, а Германия победит. Классическим примером является речь Геббельса в Спортпаласте «Тотальная война». Также интересна речь Геббельса середины 1943 года (до Курской дуги) «Кризис преодолен».

С 1942 года особое значение приобрели выступления радиокомментатора Ганса Фриче. Он использовал приемы контрпропаганды, разоблачая те или иные мессиджи радиостанций союзников. Таким образом, достигался мультипликативный эффект. Рядовой немец чувствовал себя причастным к событиям, происходящим в стране и в мире, за счет постоянного радиоинформирования. Передачи Фриче давали ответ на ту критику, которую радиолюбители могли бы слышать благодаря «чужим радиоголосам».

Этот этап пропаганды путем критического анализа своих ошибок интересен тем, что создавал впечатление демократизма и открытости немецких властей. Они «открыто и откровенно» беседовали с немецкими гражданами о волнующих их проблемах. Такое впечатление создавали трансляции Геббельса и выступления Гитлера на митингах. Допускалось собственное мнение в четко очерченных границах. Особое значение имела контрпропаганда – разоблачение слухов и информации, которую получали немцы от радиопередач и пропаганды союзников. В этот период осуществляется также публикация сборников писем немецких солдат с фронта. Письма были призваны убедить, что, в целом, война идет хорошо, на чужой территории и за поражениями следуют успехи.

Тогда же издается брошюра «Недочеловек». Тогда же появляется брошюра «Вся Европа работает вместе с Германией, чтобы бороться с большевизмом».

 

Конец рейхспропаганды: паника и страх

Постоянные поражения вермахта на Востоке, а также открытие второго фронта на Западе делали очевидным приближение конца фашистской Германии. С 1944 года начинается последний этап пропагандистской активности III Рейха. Это пропаганда страха.

С одной стороны, население собственной страны запугивается тем, что грядут ужасы оккупации, которые перевесят все, что могут себе представить мирные жители. Здесь в качестве примера показательна брошюра «Никогда» (1944). Вот оглавление: «Их ненависть не знает границ». «Разрушительные цели врага». «Оккупация до 2000 года». «Разделение Германии на 160 государств». «Цель Сталина – порабощение Германии». «10 миллионов немецких рабов». «10 миллионов безработных». «Биологическое уничтожение немцев». «Диктат. Никаких переговоров с немцами». Стоит обратить внимание на то, что читатель в целом имел дело с ложью, но с ложью, где каждая составляющая базируется на некоторой достоверной информации.

Нацистские специалисты относились к массе, на которую воздействовали, крайне пренебрежительно. Они не рассматривали общество как способное к рациональному мышлению. Поэтому пропаганда взывала к эмоциям и к инстинктам: «Восприимчивость масс очень ограничена, их интеллект невелик, но способность забывать — огромна. Как следствие этих фактов, вся эффективная пропаганда должна быть ограничена немногими положениями, и бесконечно твердить эти лозунги до тех пор, пока самый последний представитель народа не поймет в них то, что вам требуется», - писал Гитлер.

Специалист-пропагандист Рудольф Зульцман, описывавший после войны действия немецкой пропагандистской машины, с автором этих строк частично бы не согласился. В частности, он пишет, что «в последней мировой войне обе воюющие стороны все больше и больше отказывались от «абсолютной лжи» и по возможности избегали ее. Если, например, немецкая служба информации сообщала о потоплении того или иного корабля противника, а позднее выяснялось, что это не соответствует действительности, то здесь можно говорить не о заранее подготовленной лжи, а просто о недоразумении, происшедшем в результате ошибок наблюдения и т. п. Любая опытная служба информации никогда не сделает такого заявления, которое противник может проверить простейшими средствами и тут же, используя радио, разоблачить перед всем миром как ложь. Несколько по-иному воспринимается сообщение о своих успехах, когда преувеличиваются потери противника в танках, самолетах и т.п., потому что эти цифры не всегда могут быть проверены»[4].

Но действительно ли так обстояла ситуация? Да, действительно, но дело в том, что тут Зульцман обращает внимание не на факт пропаганды, а на факт информирования. А пропагандистские мессиджи Германии времен войны точно также были основаны на лжи.

С другой стороны, тот же Зульцман справедливо пишет, что «пропаганда подобна снаряду, снабженному множеством дистанционных взрывателей, заставляющих его взрываться по прошествии многих лет, иногда даже десятилетий, и разбрасывать вокруг себя питательную среду для бесчисленных укоров и обид, мешающих нормализации международных отношений. Поэтому можно сказать, что успехи, которых пропаганда достигла путем лжи, никогда не выгодны даже для тех, кому она вначале принесла победу. Это объясняется тем, что ложь сводит на нет значение пропаганды как оружия»[5].

Население фашистской Германии было постоянно подпитываемо слухами о том, что у Гитлера есть «чудо-оружие», некое «вундерваффе», которое способно повернуть ход войны вспять. Таким «чудо-оружием» были названы ракеты ФАУ-1. Это поднимало энтузиазм населения и веру в победу.

Нельзя не отметить, что такая пропаганда была в целом довольно успешной. Эксплуатация страхов, с одной стороны, а, с другой, возвеличивание и обожествление Гитлера и распространение слухов о «чудо-оружии» имели вполне реальные количественные показатели.

Фюрер, вождь – это тоже слоган, ведь Геббельсу удалось добиться того, что со словом фюрер стали ассоциировать только и исключительно Гитлера. Вообще, пропаганда связи Гитлера с понятиями «вождь», «отец» и «Германия» привели вскоре к теснейшей ассоциации фюрера и страны в глазах общества. Достаточно сказать, что, по данным опросов военнопленных в январе 1945 года, всего за несколько месяцев до краха Рейха, доверяли Гитлеру 62% военнослужащих. Это лишь на 6% меньше, чем весной 1944 года.

Как пишут Аронсон и Пратканис в «Эпохе пропаганды», во время Второй мировой войны любые пропагандистские нападки на фюрера воспринимались большинством немцев как нападки на их родину. Во многих случаях люди, не имеющие ничего общего с правящим режимом, защищают режим от любой критики извне, потому что расценивают ее как нападки на страну. Происходит поляризация, отражающаяся во фразе «кто не с нами, тот против нас». Из этого следует важнейший принцип военной пропаганды: любые нападки на страну и на ее лидера, любая порочащая пропаганда только усиливают лояльность тех, кто еще не вполне отождествляет себя с государственной системой. Эта проблема не может быть решена даже самой умной и искусной пропагандой. Ее может решить только военная победа. При неблагоприятном же ходе боевых действий такая пропаганда вообще обречена на провал. Когда страна проигрывает войну, многие люди начинают пересматривать свое отношение к «отцу нации»[6].

В случае с Германией произошло примерно так же. Уже в марте 1945 года опрос зафиксировал, что Гитлеру доверяет только 31% пленных, а число недоверяющих увеличилось с 30 до 52%.

Еще один немаловажный аспект немецкой пропаганды: крайне широко использовались методы подчеркивания социального консенсуса, социального одобрения политики нацистов. Например, все митинги и мероприятия, снятые на кинопленку, фиксируют крики и радость аудитории, овации. Тем самым наблюдающему пропагандистский ролик предлагают присоединиться, влиться в общее согласие.

Важной составляющей пропаганды на союзников была пропаганда, направленная на сеяние розни между советскими и западными военными. Как пример - листовка, пытающаяся поссорить союзников. «Вы можете довериться ему, он только хочет вас защитить», - Уинстон Черчилль говорит, обращаясь к Британии, имея в виду СССР.

Тогда как пропаганда на союзников преимущественно использовала аргумент о наличии у Рейха «чудо-оружия» для деморализации войск, то в отношении советских войск пропаганда, направленная на деморализацию, с 1943 года (особенно со второй половины) не работала. Точно так же не работала и пропаганда ужаса. Вообще, на Востоке пропаганда Гитлера не имела какого бы то ни было успеха с начала постоянной полосы побед Красной армии.

Как пишет Н. Могилевский, «нацистская пропаганда с середины 1944 года сосредоточилась на нескольких сюжетах. Во-первых, на мысли об особенном характере войны против России. Немецким солдатам твердили: это не просто война, а смертельная схватка двух враждующих политических систем, двух мировоззрений, которые не могут сосуществовать. Ни о какой жалости или снисходительности, следовательно, не могло быть и речи: «Эта война потому ведётся столь ожесточённо и безжалостно, что она представляет собой решающую схватку двух полностью противоположных мировоззрений». Цена в ней слишком высока, чтобы проявлять слабость и колебания: «В этой войне мировоззрений со всей жёсткостью, которая свойственна такой борьбе, поставлена на карту судьба нашего немецкого народа». В вышедшем в августе 1944 года документе «Ответ на вопросы, волнующие всех нас» (который представлял собой, по сути, инструкцию для политических пропагандистов) говорилось: «Стремление СССР направлено на то, чтобы уничтожить Империю, уничтожить немецкий народ […] Либо мы отобьём идущий на приступ Восток и защитим этим наших жён и детей от большевизма, либо они, как рабы, погибнут от голода, будут высланы или расстреляны»[7].

Впрочем, агония Германии приводила и к агонии немецкой пропаганды. Позволю себе обширную цитату из Зульцмана: «Обширный материал для пропаганды ужасов поражения давали безжалостные бомбардировки противником наших городов. Большое количество аргументов представляли министерству пропаганды и сама политика западных держав и ставшие известными послевоенные планы. В этой атмосфере появилась и получила большое распространение поговорка: «Радуйтесь войне, ибо мир будет страшным». Может быть, ее придумал сам Геббельс, кто знает. Но именно в этот момент многие немцы открыто или тайно поверили в существование у Германии какого-то чудодейственного оружия. На последнем этапе у немецкой пропаганды появился еще один лозунг: «Победа или Сибирь!» Он возник так. Когда в рядах немецких солдат окончательно сложилось убеждение, что война скоро закончится, американцы из опроса  пленных заключили, что многие немецкие войска воюют так ожесточенно только потому, что не хотят быть отправленными в качестве пленных в Америку, опасаясь, что из-за океана им будет труднее вернуться на родину. Это заставило американцев быстро уничтожить сотни тысяч пропагандистских листовок, изображавших немецких пленных на пути в Америку, и заменить их новыми листовками, в которых объявлялось, что пленные немцы отныне не поедут в Америку, а будут содержаться в лагерях на территории Западной Франции. Немецкая пропаганда немедленно опубликовала эту листовку как «доказательство» того, что теперь всех немецких пленных будут передавать русским и угонять в Сибирь»[8].

Заинтересовавшись, я разыскал полный текст листовки «Победа или Сибирь». На самом деле, Зульцману немного изменяет память, или он говорит о другой листовке. Но оригинал называется не менее интересно «Две возможности». Приведу полный текст листовки:

«Мы немцы! И у нас есть две возможности:
Либо мы хорошие немцы, либо мы плохие.
Если мы хорошие, все хорошо. Если мы плохие немцы,
У нас есть две возможности:
Либо мы верим в победу, либо мы не верим в победу.
Если мы верим в победу, то все хорошо, если мы не верим в победу,
У нас есть две возможности:
Либо мы сами повесимся, либо мы не будем вешаться.
Если мы сами повесимся, все хорошо. Если мы не будем вешаться,
У нас есть две возможности:
Либо мы погибнем, сражаясь, либо мы не погибнем и сдадимся.
Если мы погибнем, сражаясь, все хорошо. Если мы не погибнем и сдадимся,
У нас есть две возможности:
Либо криминальные орды Красных и следующие за ними англо-американцы немедленно нас ликвидируют, либо они, следуя желанию Сталина, депортируют нас работать в ледяные пространства Сибири.
Если нас ликвидируют сразу, то это относительно хорошо. Если нас депортируют в Сибирь или еще куда-то,
У нас все еще есть две возможности:
Либо мы умрем во время марша в Сибирь от лишений и голода, либо мы не умрем сразу.
Если мы умрем быстро, значит, мы этого заслужили, и нам повезло. Но если мы не умрем быстро, значит, нам не повезло,
И у нас есть две возможности:
Либо мы будем рабами и будем работать на иностранцев всю свою жизнь без надежды когда-либо увидеть свою Родину и семью, либо нам пристрелят чуть раньше.
Так как оба варианта заканчиваются смертью, то больше никаких возможностей нет.
А значит, нет никаких «возможностей».
Есть только одна: мы должны выиграть эту войну и мы можем сделать это. Каждый мужчина, каждая женщина, весь немецкий народ должны призвать себя к максимальной дисциплине, смелости и самоотверженности на работе.
Тогда наше будущее и будущее наших детей будет гарантировано, а немецкий народ будет спасен от растворения в большевистском хаосе».

Очевидно, что такая листовка могла бы быть написана только от отчаяния и эффект свой могла иметь только на аудиторию, обработанную пропагандой до полной некритичности.

Но аудитория уже была совсем другой. Немецкие военные все чаще читали уже советские пропагандистские листовки. Военнослужащий вермахта Х. Альтнер вспоминал: «Это листы большого формата с чёрно-бело-красной полосой прямо по заголовку. Мы притворяемся, что собираем их, чтобы сдать, но на самом деле каждый из нас прячет по экземпляру, чтобы тайком прочитать его. Они похожи на слабый отсвет непостижимого чужого мира»[9].

Это была весна 1945 года. Германии оставалось жить меньше месяца. Немецкой пропаганде и того меньше.

Продолжение следует.