Империя. Полдень. Ушаков

Фёдор Фёдорович Ушаков и Михаил Илларионович Кутузов родились в один год. Разумеется, это не более чем совпадение. Но — символическое. Один из величайших отечественных полководцев и той же величины флотоводец практически одновременно загорелись на небосводе Российский империи в екатерининскую эпоху, чтобы озарить богатую победами русскую историю образами величайших триумфов русского оружия — на суше и на море.

Это, пожалуй, пафос. Что ж, традиция памятных дат — а Фёдор Ушаков родился 24 февраля 1745 года — его не запрещает, даже требует. Но в данном случае обращение к этой традиции исходит из желания обратить внимание на одно обстоятельство: ни Ушаков, ни Кутузов не были во времена Екатерины звёздами первой величины. На небосводе империи тесно было от светил. Это как если бы нашу планету перенесло каким-то образом к центру Галактики, и ночное небо не чернело бы над нашими головами, а искрилось бы звёздными бриллиантами…

Достаточно вспомнить Суворова, ставшего генералиссимусом, не проиграв ни одного сражения за всю свою жизнь, — а ведь это были сражения серьёзнейшие, нередко судьбоносные, влиявшие на геостратегические расклады тогдашней мировой политики. Вот только и Суворов не сразу вплыл в зенит. До него и долго рядом с ним блистала звезда Румянцева, который был, пожалуй, полководцем даже и посильнее: всё же суворовские победы, даже легендарный Измаил, были победами оперативно-тактического уровня, а вот Румянцев обладал высочайшим военно-стратегическим мышлением и воплощал в жизнь красивейшие стратегические операции.

Но и рядом с ними — целая плеяда полководцев, чей блеск был несколько затемнён блеском Румянцева, Суворова, Кутузова, но чей военный талант сделал бы честь любой армии мира: фельдмаршал Николай Репнин, фельдмаршал Иван Гудович, фельдмаршал Михаил Каменский, генерал-аншеф Василий Долгоруков-Крымский, масса других военачальников.

Флот российский всегда занимал менее ключевое положение, нежели армия — не морская держава Россия, сухопутная, — но в те же годы екатерининской Империи громко звучали и имена флотоводцев. Фёдор Ушаков, конечно, навеки останется номером один в этом списке, но в нём также граф Орлов-Чесменский, адмиралы Грейг, Спиридов, Чичагов, Круз, Сенявин — не говоря уже о тех, кто унаследовал и продолжил их славу.

А звёзды государственных деятелей, дипломатов, учёных? Достаточно вглядеться в объём того, что было сделано Григорием Потёмкиным, чтобы оценить масштаб эпохи, а главное — масштаб людей, которых она выдвинула на передний край имперского Дела. Ведь это только представить себе ту конкуренцию, ту атмосферу, в которой Суворов ревновал славу Румянцева, Сенявин жаловался на Ушакова, а выдающийся дипломат граф Панин то мирился, то боролся с светлейшим князем Григорием Потёмкиным…

Что же это за время такое, что за эпоха, которая вобрала в себя такое количество, нет, не ангелов, но людей выдающихся, по-настоящему великих?

И вот для ответа на этот вопрос нет, наверное, более подходящего образа, нежели Фёдор Фёдорович Ушаков.

Ему ничто не предвещало быть великим флотоводцем, да даже и морским офицером вообще. Мелкопоместный дворянин, сын сержанта Преображенского полка, детство он провёл в совершенно сухопутной местности — на территории нынешней Ярославской области. Набожен, религиозен, любил службы в церкви. Дядя его — старец Феодор Санаксарский, то есть представитель одного из авторитетнейших во все эпохи института Русской православной церкви. Не блистал Ушаков ни аристократичными манерами, ни даже хорошей правильной речью, не плёл интриг — одного из важнейших развлечений тогдашнего дворянства. Словом, типичный, казалось бы, отпрыск типичного российского провинциального дворянина.

Однако Ушаков идёт учиться в Морской кадетский корпус. Уже в 27 лет получает свой первый корабль, хоть и вспомогательного назначения, — нормально для лейтенанта. Через год командует уже настоящим боевым кораблём, ещё через полтора года — уже фрегатом. В 35 лет — командир линейного судна. Но первую награду получает только в 40 лет, и то не за боевые заслуги, а за успешную борьбу с эпидемией чумы в Херсоне.

Никакой изначально блестящей карьеры! В ситуации острой «звёздной» конкуренции нельзя было, вероятно, ожидать уже больших чинов и должностей…

Но офицером Ушаков был надёжным, что называется, на каких флот держится. И новую русско-турецкую войну он встречает командиром линейного корабля и авангарда Черноморского флота. И вот здесь происходит некое чудо. Ушаков вдруг применяет в морском бою свои собственные оперативно-тактические приёмы, дотоле невиданные. Вместо принятого линейного построения эскадр и дальнейшего их взаимного обстрела русский флотоводец сваливается на противника прямо из походного порядка, разрезает его строй, отрезает части эскадры и бьёт их по отдельности. Целенаправленно сближается с флагманом противника и выводит его из строя. Выделяет резерв, который на деле в бою играет роль подвижной тактической единицы, усиливая натиск там, где это необходимо. И так далее.

При этом Ушаков пользуется тем, что сам же поднимал выучку и дисциплину своих экипажей на новую высоту. Надо полагать, методы достижения этой цели были достаточно жёсткими, если уж на тогдашнем русском флоте, милосердием к собственным матросам не страдавшем, адмирал пользовался репутацией командира сурового. Однако известна древняя истина: «Командир должен быть щедр на солдатский пот, если хочет быть скуп на солдатскую кровь». В данном случае в ушаковской практике данная максима оправдывала себя на все сто процентов: в знаменитом своём сражении у косы Тендра он напал на турецкий флот, состоявший из 14 линейных кораблей всего с пятью собственными линкорами при соотношении орудий 1360 против 836 в пользу турок. Тем не менее победа была полной, победа была смелой, а потери были ничтожными — всего 21 убитый и 25 раненных. При том что турки потеряли от 2 до 2,5 тысяч, включая турецкого командующего, попавшего в плен.

Кстати, у Ушакова за всю его жизнь в плен не попал ни один матрос.

И вот далее и начинается самое главное, что выделяет эпоху Екатерины Великой в качестве некоего исторического «Полудня» в истории Российской империи. Нет, интриги и ссоры никуда не делись — конкуренция требовала. Успехи Ушакова вызывали зависть, что было естественно. Гениальный Суворов, как мы знаем, тоже завидовал и интриговал, ссорился с Румянцевым и Потёмкиным, ревниво следил, чтобы его успехи не остались без соответствующих наград. Да, впрочем, генералитет в любой армии можно охарактеризовать как «террариум единомышленников».

Но в данном случае в Империи властвовал закон: всё сколько-нибудь выдающееся должно было быть соответствующим образом вознаграждено. Не без исключений, конечно, — человеческое общество вообще несовершенно, — но правило было именно таковым.

Исходило оно, как можно понять, из той ситуации, в которой оказалась Российская империя, начиная с времени Петра Первого. При нём она, обычная, на взгляд «просвещённой Европы», азиатская деспотия ворвалась в первую лигу мировых держав. Мировые державы это появление приняли без восторга, но поначалу только к сведению — их собственные противоречия и разборки делали Россию полезным союзником в тех или иных геополитических комбинациях.

Но далее, вступив в Семилетнюю войну 1756–1763 годов в качестве инструмента в одной из таких комбинаций одной из коалиций, Россия вышла из неё победоносной и уже совершенно самостоятельной геополитической силою.

А раз так, то империи жизненно необходима стала опора внутри себя самой. Отсюда — все екатерининские государственные реформы, бурный рост промышленности, укрепление армии, возрождение подзапущенного после смерти Петра флота. Отсюда — опора и на людей. Причём на разных, почти независимо от их социального и имущественного статуса. Лишь бы был результат.

И вот если с этой точки зрения взглянуть на тот самый небосвод — полуденный небосвод империи, находившейся на вершине расцвета и могущества, — то мы увидим, что «звёзды» на нём — это сплошь результативные деятели своей эпохи. С них спрашивали дело — они делом отвечали. Империя за это их награждала, причём, наверное, самой ценной наградой — местом в истории, на самой её авансцене.

Вполне понятно и даже наверняка рядом со светилами свой долг исполняли другие офицеры, государственные служащие, просто дворяне. Но империи всегда жестоки: им нужен результат. Нет результата — извини, в истории империи останется другой.

И напротив — тоже: как только государство начинало предпочитать результатам слова, даже самые лучшие, как только она начинала считать слова достаточным результатом, — затухали звёзды на её небосклоне, а полдень постепенно уходил в сумерки, а то и в ночь. На примере России этот принцип можно было наблюдать не раз. Скажем, при всём внешнем блеске империи при внуке Екатерины Николае I дела постепенно погрязли, а затем и утонули в словах. Результат подвели враги империи в Крымской войне, сказав: «В русской армии солдаты с головами львов, офицеры — с головами ослов, а генералы — вообще без голов».

Аналогичная картина складывалась и в ХХ веке. Иосиф Сталин требовал от своих людей дела, он не жалел людей ради дела, да и они друг друга ради него не жалели. Результат — победа всемирно-исторического значения в Великой Отечественной войне, индустриализация, ядерное оружие, ракеты, космос. А главное — новое измерение Российской империи, давшей всему человечеству новые цивилизационные образцы мечтания, мышления и делания во многих областях его развития.

Но уже вскоре идеал сменился — не дело, но слово стало мерилом успеха. В словах благих намерениях последнего главы СССР империя и потонула.

И таким образом, можно констатировать: в правление Петра возник, а в правление Екатерины по-настоящему развернулся и ещё несколько десятилетий существовал настоящий союз между государством и людьми дела, людьми результата. Именно воплощением такого союза является адмирал Фёдор Ушаков, именно в его судьбе он выразил себя. А Ушаков — себя.

И именно этот союз обеспечивал империи взлёт, а её результативной элите — бесконечную память в потомстве…

Не в этом ли секрет подлинного величия государств и народов?