Алексей Лосев и особенности национального спичрайта

Кандидат философских наук Вячеслав Данилов услышал в послании президента Федеральному собранию цитату из доктора филологических наук Алексея Лосева и немного удивился.

Не секрет, что ежегодное послание президента — внучатый племянник пленарных докладов генсеков политбюро для партийных съездов. Готовят выступление в принципе те же люди, отнюдь не рядовые аппаратчики ЦК или теперь уже АП. На той же даче… Как правило хорошая, которая будет считаться не проходной, а именно что программной, речь требует хороших авторов — неплохо, чтобы из интеллектуальной верхушки. Причем не академической или вузовской, а чтобы действительно были это молодые интеллектуалы, на худой конец люди среднего возраста. Обладающие какой-никакой респектабельностью и творческими способностями. Такие писали для ЦК, такие же пишут и президенту.

Задача перед райтерами лидеров компартии стояла нетривиальная: как приспособить заскорузлый марлен (творения одного среднего экономиста столетней давности и столь же среднего публициста начала века) к постылой конъюнктуре? Иногда получался Чапаев, иногда — пустота, а иногда — бомбы, способные подорвать социалистический строй. Говорят, и не без оснований, что в сусловской формулировке «задача советского государства в том, чтобы удовлетворять все возрастающие потребности трудящихся» уже состоялась перестройка и конец реального социализма.

Съезды партии проводились отнюдь не каждый год. Пленумы почаще, но такой инфляции речи как после распада СССР власть не переживала. В отличие от советских времен, когда нужно было словами заполнять брешь между идеологией и реальностью, теперь вроде бы задача спичрайтера проще — называть вещи своими именами и только. Но оказывается, что слов постоянно не хватает. Череда постоянных выступлений то перед парламентом, то перед партией, то перед ОНФ, то на международном саммите или на экономическом форуме рискует штампами, автоцитатами и противоречиями.

Поэтому снова нужны классики. Нужны цитаты.

От меткой цитаты из Ленина падал убитым оппонент. Неожиданная цитата из Энгельса могла украсить праздничный стол. Молодой Маркс оправдывал любую реформу, а поздним Ильичем можно было отвинчивать гайки. Точная ссылка спасала от ссылки.

Порой цитата говорила больше, нежели вся речь. Если есть опасность непонимания, например старыми партийцами нового курса, вложи свою мысль в уста классика — и твои враги не посмеют даже шелохнуться. Цитата может стать намеком, например на то, кто теперь у революции враг, где искать перегибы и сколько с точностью до минуты может длиться головокружение от успехов. Добрым словом можно добиться многого. Но добрым словом и цитатой — еще больше.

Цитата не только оправдывала слова, но также позволяла их разбавить, сделать речевую паузу, увеличить объем речи — особенно, когда долгая речь как долгий тост: за все хорошее против всего плохого. Цитатами из классиков была вымощена вдруг оборвавшаяся на полпути дорога в коммунизм.

Чем больше цитат — тем более обоснованной выглядела речь, тем она была ближе парадоксальным образом к реальности. Ведь в советском мире слова опережали дела, а чтобы дела делались — нужна была руководящая роль партии. Чем больше цитат — тем весомее слова, и тем больше оснований претворять решения очередного съезда в жизнь. Спекулятивный реализм речей советских генсеков создавался искусной расстановкой кавычек.

* * *

Какие времена — такие и классики. Но вопреки мнению западных кремленологов, Путин не цитирует Дугина. Фаворитами власти становятся посмертно. Традиция президентского спичрайта не прерывалась на первом сроке Медведева — и тот тоже цитировал русскую классическую философию. Бердяев, Ильин…

В сегодняшнем послании президента Федеральному Собранию цитировался Лосев. Не станем повторять цитату, она широко известна школьникам, готовящимся к ЕГЭ (будем полагать, что причина, по которой в экзаменационных сочинениях теперь считается хорошим и правильным тоном вставлять цитаты классиков, очевидно иная, нежели у спичрайтеров лидера страны).

Но цитата из Лосева определенно выбивается из списка. Прежде всего, фигурой самого плодовитого русского (советского?) философа.

В отличие от героев истории русской мысли, которые раньше выбирались спичрайтерами в качестве объекта цитирования, этот русский религиозный философ не писал антисоветских агиток, не сотрудничал с эмигрантской прессой и в прочих больших и мелких грешках, которые приписывают иные филистеры из нынешней околоакадемической публики, замечен не был: ни животного антисемитизма, ни оголтелой антисоветчины, ни приветственных писем национал-социалистам. В конце концов, он не эмигрировал. А потому процитированные президентом слова Лосева о любви к родине приобретают отчетливо перформативный характер — их условия произнесения соответствуют их содержанию. Что толку читать Бунина о любви к родине, если эта любовь — на расстоянии, да еще не взаимна? Это не любовь, а тоска, ностальгия.

Алексей Федорович Лосев прожил долгую и вероятно счастливую, наполненную драматизма жизнь, не покидая родину. Хотя вполне мог сбежать на философском пароходе, но предпочел ГУЛАГ, тайное монашество и контроль со стороны органов до самой смерти.

На фоне остальных философов-радикалов из той же плеяды, что эмигрировавших, что погибших, он выглядит откровенно белой вороной. Не такой. Выжил. Не уехал. Написал много, очень много. Много перевел. Цитировал Маркса и Ленина, что делали тогда все философы, включая спичрайтеров из пула генсека, и публично признавался в том, что идеалист. Чужой для своих, свой для чужих — его судьба упаковала в одну коробку со сталинскими писателями. Дача, дом на Арбате. Секретари и ученики как будто нарочитая прислуга. Но если у него и был шанс стать парадным философом, то он его решительно упустил. Был бы рад Лосев тому факту, что его цитирует глава российского государства? Сказать трудно, но то, что цитировать Лосева глава государства советского не мог — факт.

Как приятен сам факт того, что президенты поддерживают цитатами из классики отечественную философию, которая отнюдь не мертва, и может быть кто-то из ныне живущих философов заслужит цитаты от будущего президента. Хорошая традиция.

* * *

Новелла Лосева «Жизнь», откуда Путин взял слова о любви к родине, из его поздних текстов. Текст начинается с истории из глубокого детства. Конфликт с мальчишкой-соседом, Мишкой, который издевался над котятами и щенками, травмировавший психику ребенка. Живодер-Мишка будет расти вместе с Лосевым, преследуя всю его жизнь. Бессмысленный садизм, убийства, унижения, мало ли еще таких Мишек ему попадется впереди? Разве что калечить они будут уже не щенят.

Но «Мишка» вырос не просто садистом. Он вырос тем, кто отнимает нечто поважнее жизни. Ее смысл. «Мишка» еще раз возвращается к Лосеву — уже на пороге смерти. И как Декарт в диалоге с хитрым демоном, Лосев защищает смысл жизни:

«— Вы умрете, и вы этому рады, — говорил мне тоже один интеллигентишка. — Но ведь если вы умрете, то все равно ваша жизнь бессмысленна, и все равно судьба властвует над вами.
— Нет! — отвечал я. — Я умру, но я останусь жить.
— Хе-хе! Бессмертие, дескать, души?
— Как хотите называйте. Вернее, бессмертие моего дела.
— Но ведь дело-то умрет?
— Нет, товарищ, не умрет. Именно не умрет.
— Дело ваше умрет, раз вас не будет.
— Физически меня не будет, а жизнь моя не умрет».

Написанный уже полуслепым философом в его доме в Калошином переулке на Арбате, в комнате с черными занавесками за громадным столом, где кариатиды книг подпирали потолок. В темноте, в тишине, в готовности к смерти, в риторике завещания и отчета о прожитой жизни.

Но у текста странный финал. Без ожидаемых покаяния и примирения. Чуть выше, парой страниц, там, где Лосев пишет о родине, он чуть ли не цитирует Гегеля: все действительное и вправду разумно, судьба оправдывает жизнь, а она не бывает без смысла. Вместо повторения этого, Лосев (или его лирический герой) вспоминает, как в июле 41-го ехал в поезде в Москву. На безымянной станции к ним в вагон прорвалась безбилетница с двумя детьми. Ее муж — военный — в это время был или уже убит или взят в плен подо Львовом. Она об этом еще не знает, и едет к родственникам в Подмосковье. Ругает Колю, мужа, что не позволил ей остаться и умереть с ним. А он ей «дура…»

Рассказ называется «Жизнь». Вроде бы каждому — свое. Солдату смерть за родину, а баба… она еще родит. Но Лосев возражает: чтобы отдать жизнь за родину, сначала ее нужно родине посвятить. И потому прав солдат Коля — беги, жена, отсюда, беги…