Александр Бауров о том, как цифровые инновации усиливают социальную напряженность и становятся причиной демографического спада.
Недавно, в беседе с моим старшим товарищем, известным организатором инноваций, философом и методологом, коснулись вопроса: возможно ли остановить убыль населения в развитых странах в условиях текущей V технологической волны (по методологии Карлотты Перес). Текущая цифровизация и проникновение программных продуктов во все сферы товарно-производственных отношений порождает два параллельных мощнейших тренда, меняющих структуру занятости во всем мире. Быстро растет производительность труда, будет высвобожден огромный массив свободного времени работников, при этом происходит снижение их доходов, одновременно открываются уникальные возможности утилизации избыточного времени и дополнительного заработка в виртуальном пространстве развлечений и социальных сетей.
Может ли этот мегатренд цифровой прозрачности и всепроникающей сетевой компьютеризации не изменить нашу демографию? Нет, он уже всецело на нее влияет. В России демографическая проблема снова приобрела политическую актуальность. Премьер-министр Дмитрий Медведев выразил недовольство ростом числа абортов в стране, одновременно поставив под вопрос 32-часовую рабочую неделю. Профильный вице-премьер Татьяна Голикова, представители Минтруда и ведущие эксперты вынуждены комментировать данные Росстата о резком падении числа браков. Ключевые социальные и биологические факторы и устои прежней эпохи промышленного уклада, прежде казавшиеся неизменными, политизируются и становятся на повестку публичной дискуссии. Описание общества действительно начинается с демографии. Количество, состав и качество населения - все эти параметры испытывают давление текущих трендов: технологических, социально-экономических, политических.
Количество: динамика численности населения, выглядящая в настоящее время стабильно-нейтральной, в будущем обещает поворот к снижению. В среднем рождаемость тяготеет к 1 ребенку на семью и резко уменьшается само количество зарегистрированных браков. Рост рождаемости наблюдается среди получивших ВМЖ эмигрантов. Три четверти из них представляют страны Средней Азии из состава ЕАЭС. Меняется этнический и социальный состав населения России – часть квалифицированной рабочей силы и предпринимателей эмигрирует из страны, прибывают люди, занимающие самые низкоквалифицированные рабочие места, одним своим наличием искажающие структуру занятости в низовом сегменте. Предложение рождает спрос, и наличие дешевой, социально не защищенной рабочей силы порождает архаичные способы производства товаров и услуг – низкое качество массового жилого строительства, неприязнь к таксистам-мигрантам не знающим городской топономики и многое другое.
Качество: при наличии устойчивой семейной структуры общество более прогнозируемо и управляемо, меньше тратит ресурсов и времени на случайные увлечения и не создающие нового практики. Между тем в России наблюдается разительное падение участия в институте брака. Не только увеличивается количество разводов, но резко снижается количество вновь зарегистрированных браков.
Динамика процесса показывает самый низкий показатель по числу заключаемых браков с 1998 года.
Брак и соответствующие ему выгоды становится все менее привлекательным для граждан, предпочитающих сохранять право на выбор и атомизированные отношения. Этот процесс предвосхищает дальнейшее падение рождаемости – которое как правило следует за снижением числа браков с лагом в 5-10 лет. Какие тренды могут служить причиной падения числа желающих заключить брак?
Женская самодостаточность в больших городах. Прежний патриархальный фрейм – жена воспитывает детей, не зарабатывает и живет за счет доходов мужа и родителей, встречается все реже. Сейчас в крупных городах девушка может позволить себе не зависеть от материальных средств мужа или сожителя, зарабатывая сама или используя ренту с недвижимости приобретённой или полученной от родителей (хэштег «бабушкина квартира»).
Социальная прозрачность – раньше люди примерно догадывались об уровне доходов соседа. Соседи еще не были жестко распределены по классу и локациям жилья. Теперь, когда со школы все повязаны акккаунтами в социальных сетях, быт соседа становится прозрачным и в значительной мере приукрашенным. Люди делятся на "инстраграмм" стиль – детальное описание своей жизни с преувеличением статусного потребления, рабочее использование соцсетей, перемежающееся скромным описанием личной жизни и полную от них автономию, сейчас принимают практически за социопатию и признак интровертности. Социальная прозрачность развила в людях завышенные ожидания, прежде всего, относительно самих себя, и своего потенциала в устойчивых социальных связях, самой формализованной из которых является брак.
Женщины и мужчины в нейтральных условиях, когда они содержат только сами себя, ориентируются при выборе партнера для сожительства и потенциального брака на людей из своего социального круга с тем же или более высоким уровнем материального обеспечения. Это верно за исключением группы обеспеченных и сверхобеспеченных лиц, но двести тысяч долларовых миллионеров и пару сотен миллиардеров можно смело исключать из большой статистики. При этом социальные сети и приложения для знакомств уверенно держат лидерство как место знакомства, приведшего к браку, наряду со «знакомствами среди своих друзей» и «служебными романами». Они позволяют с одной стороны «улучшать» свой статус с помощью любой "имитирующей стиль потребления картинки", с другой - все более детально оценивать социальный статус потенциального партнера.
Социальная стратификация в такой стране как Россия, связана не только с материальным достатком, образованием и социальным капиталом (связями), но и с локацией. Города в провинции до 100 тыс. жителей, города-миллионники и Москва разделены такой же пропастью, как бедные, средний класс и богатые. При этом имущественное деление разбивает каждую локацию на свои страты - что заключается в разноскоростной урбанизации, появлении внутри крупных городов и мегаагломераций (Москвы и Санкт-Петербурга) высокой дифференциации по качеству жизни и стоимости жилья - возникновению деклассированных гетто, спальных районов, премиальных районов, элитных жилых комплексов и загородных поместий. В реальной (офф-лайн) жизни люди из этих разных мест одного города (региона) практически не пересекаются - пользуются разным транспортом, работают и проводят досуг в разных местах. Но в социальных сетях и приложениях знакомств могу следить за жизнью друг друга, особенно выставляемым на показ ради формирования завышенного ожидания потреблением. Причем не только материального потребления, покупки вещей - но и переживаний, путешествий, спортивных соревнований и конкурсов, побед, эмоций, так или иначе отражающих свои материальные возможности. Последнее важно - потому, что невероятные эмоциональные переживания подростка, спасшегося бегством от банды малолетних преступников на окраине нищего моногорода у Полярного круга, будучи изложены в социальной сети или на сайте знакомств не соберут такого числа внимательных откликов, как эмоциональный фон спуска на горных лыжах по опасному склону в Альпах при высадке с вертолета. А если и соберут, то только порождая агрессивные субкультуры типа АУЕ, стремительно популяризирующиеся в люмпенизированных слоях. Если эмоции не ведут к общению с человеком материально более обеспеченным, чем сам читатель опубликованного статуса/новости, то они теряют свою притягательность. Как наглядно это выглядит, социальные этажи общества подобны регистрам на клавиатуре:
Нижние регистры - это либо люди, живущие на периферии, либо самые бедные жители крупных городов. На регистр выше - чуть более обеспеченные жители провинции и городские бедняки и пенсионеры, затем жители среднего класса городов-миллионников и московский прекариат и так далее, до верхних регистров отделенных от остальных пробелом социальной недоступности. Это люди функции своих семей и сословий - семьи олигархов и крупных капиталистов, крупнейших федеральных и региональных чиновников, генералов силовых ведомств и.т.д.
На нашей схеме условная Z44 (девушка из среднего класса для не богатого региона, переводчик с двух языков в условном "Калининграде") имеет все шансы построить отношения с большой вероятностью завершающиеся браком, с молодым человеком B48 (переехавший в Москву из Череповца и выучившийся It-специалист имеющий шансы стать сопровождающим It-процессов в крупном металлургическом холдинге и сделать карьеру) - судьба дает им шанс как знакомством в оффлайне, так и в социальных сетях.
Однако по сумме факторов - молодой человек В48 не обращает на нее внимания, так как увлечен возможностью выстроить отношения с более успешной московской подругой J36 и регулярно подмигивает инстаграму дочери главы направления Металлургического холдинга в родном Череповце - I23. В надежде на взаимный интерес он пытается выглядеть в виртуальном мире соцсетей и приложений знакомств лучше, чем он есть на самом деле. Эта работа над своим образом и привлекает Z44, с которой он находится в приблизительном социальном равенстве, но погоня за более привлекательными образами (!) съедает все его время и материальные ресурсы. В итоге: если даже В48 начнет общение в оффлайне с J36 или даже чудом с I23 - то разрыв между ожиданием и реальностью с большой вероятностью оттолкнет девушек от принятия решений, особенно если за потраченное в отношениях время В48 не успеет развить свой материальный и социальный статус до их уровня. А в обществе высокой конкуренции и при этом сословных передач имущества, прав и должностей по наследству - это совсем не простая задача. При этом сама Z44 не долго будет горевать по искусственно выглядящему в виртуальном пространстве лучше, чем он есть на самом деле В48, а будет пытаться выстроить отношения с молодым перспективным чиновником прибывшим недавно в Калининград по рекомендации D32 или, по мере старения, с разведенным местным бизнесменом R19.
В итоге завышенные благодаря виртуальному миру ощущения о себе и собственной притягательности для других разбиваются о суровые реалии жизни: как у Z44, так и у В48. В результате единственный максимально вероятный брак не состоится из-за аберрации внимания наиболее подходящих друг другу в социальном плане партнеров. Аберрации, вызванной новыми технологическими инструментами - социальными сетями и приложениями знакомств.
Аналогичным образом сила многообразия выбора и прозрачность предложения в социальных сетях и приложениях знакомств влияет на устойчивость состоявшихся союзов, как брачных, так и гражданских.
Вступившие в брак С46 и М50 (она педагог с креативным мышлением, участник местных образовательных новаций, а он средний полицейский чин в условной Марий Эл) имеют одного ребенка и испытывают классический кризис отношений, связанных с завышенными ожиданиями и отсутствием увеличения материального достатка и карьерного роста у М50. Возникают подозрения, что М50 имеет любовницей коллегу /53, в обычных условиях дело и так пришло бы к разводу, но технологические новации усиливают чувство собственной уникальности и социальной притягательности - в результате С46 пытается построить новые отношения с G53 (руководитель в ее сфере деятельности, старше ее, разведен) или Y21 (молодым московским менеджером из крупного фонда, создающего сеть представительств в сфере коммерциализации образовательных услуг). То есть процессы, атомизирующие участников брака, не меняют алгоритма, но ускоряются технологическими цифровыми решениями в несколько раз. Разрыв отношений произошел бы в любом случае, так как ни С46, ни М50 не готовы работать над их сохранением, даже ради будущего ребенка, но сейчас разрыв произошел быстрее, да и вероятность повторных браков у каждого из участников снижается по той же причине, что и в первом описанном случае.
В итоге резко ускорившаяся личная жизнь, атомизация взгляда на отношения через призму личного (!) материального и социального успеха, богатство и свобода выбора партнеров в социальных сетях и приложениях знакомств, доступные почти повсеместно из-за высокой степени проникновения интернета и смартфонов, приводят к падению в глазах граждан выгод от заключения брака и получения фиксируемого государством изменения социального статуса - создания семьи. Люди продолжают жить друг с другом и менять партнеров, сходиться и расходиться, но делают это быстрее и легче чем прежде и по этой причине предпочитают держаться вне тех нормативных рамок и обязательств, которые предполагает текущая версия семейного права. Конечно, это давление технологического фактора не было бы столь заметным, если бы не условия нарастающего социального расслоения, порой достигающие уровня социальной сегрегации.
Все менее пересекающиеся, отторгнутые друг от друга в реальной жизни материальным, пространственным, образовательным неравенством социальные группы испытывают единство только в виртуальном пространстве и именно по принципу атомизированной сети строят свои сексуальные и социальные отношения, свои малые общности. И чем выше расслоение, чем выше неравенство, в условиях общей доступности цифровых средств общения и поиска партнеров, тем меньшей привлекательностью будет пользоваться институт брака. Тем выше будет социальное напряжение, так как очевидно, что представители крупных социальных групп остаются в таких условиях без партнеров и выхода своей сексуальной энергии - бедные молодые мужчины и женщины, интроверты из регионов и малых городов с заниженной самооценкой. Потерянные люди, которым оффлайн вместо семьи предлагает водку и пивбар, а виртуальный мир - путешествие к фантазиям PornHub. Нарастание численности этой социально неудовлетворенной и сексуально фрустрированной группы приводят с одной стороны к еще большей политической абсентеизации общества - нежеланию ассоциировать себя с национальной и региональной идентичностью, и как-либо участвовать в общественной жизни - игнорирование выборов, внутренняя эмиграция. С другой - ведет к нарастанию общей деструктивной энергии, солидаризации этих граждан с экстремистскими религиозными, националистическими или социальными организациями. У людей, не имеющих в новых условиях никаких шансов иметь половых партнеров, усиливается желание подорвать сложившийся конституционный строй, явным образом порождающий у данной социальной группы чувство несправедливости и ущемленности.
У регионально обособленных национальных меньшинств и LGBT-сообщества воздействие ускоряющих вызревание личных взаимоотношений технологических факторов (социальных сетях и приложениях знакомств) также велико, но действует с некоторой задержкой для более консервативных регионов и не касается в России проблемы официального брака в случае LGBT (они находятся на ранних стадиях пересмотра консенсуса в отношении своих прав). Поэтому тренд ускоренной атомизации отношений остается и для этих групп всепроникающим, так как они, также как и основное население России, гетеросексуальное и русскоязычное, находятся в тех же условиях нарастающего социального расслоения при общей доступности цифровых средств общения и поиска партнеров.
Таким образом, значимой интерпретацией резкого снижения числа браков в России привлекшей всеобщее внимание - падение в 1,3 раза за 5 лет, является стоящий за этой цифрой резкий рост реальной бедности, существенное нарастание социального расслоения, переходящего в сегрегацию, в условиях всеобщего распространения интернета и социальных сетей. Люди, оказавшиеся в ловушке своей социальной страты (как мы помним это в России не чисто материальный параметр, но еще и локация, и уровень образования), не видят никаких перспектив выйти из нее для себя или своих детей, кроме партнерско-сожительских с представителем более обеспеченной страты. Технологическая платформа социальных сетей и приложений знакомств дает им такую возможность или как минимум устойчивую иллюзию такой возможности.
Мы имеем дело с мощнейшим социальным фактором, фиксирующим и подтверждающим провал и неэффективность текущей макроэкономической политики и служащим прологом к будущим социальным катаклизмам национального масштаба - в случае отсутствия внятной политической воли и действий по преодолению его первопричин.
Что с этим делать, как реагировать? Пытаться регуляторно запретить соцсети и приложения для знакомств - бесполезная луддистская работа, особенно в условиях внешних размещений их материальной основы. Борьба с telegram показала всю бесперспективность и наивность политики запрета. Значит, описанный тренд социальной прозрачности и атомизации общества будет нарастать? Будет. Попытка выставить против него государственную пропаганду консервативных ценностей, популяризацию религиозного брака и клерикального наставничества, риторику духовных скреп православия и ислама – не сработают. Но скорее поляризуют общество и вызовут нарастание массового отторжения архаичных способов влияния на социальные биополитические факторы. К таким факторам, безусловно, можно отнести государственные меры по управлению демографическими процессами, частотой и регулярностью заключения браков, рождаемостью, политику в сфере здравоохранения и иные средства контроля биологических параметров населения - в том числе сексуальных отношений.
Именно из таких биополитических факторов и складывается настоящая долгосрочная рамка внутренней политики. Но сейчас в России это зачастую игнорируется, как и появление новейших технологических средств влияния на политику. Крупнейшие инвестиционные проекты правительства – Национальные проекты - можно разделить на оперирующие параметрами человеческого капитала: «Здравоохранение», «Образование», «Демография», «Культура», всего на сумму около 5,7 трлн. рублей, и оперирующие параметрами экономического роста «Цифровая экономика», «Производительность труда» и др. – всего на сумму около 10,1 трлн. руб. При этом меры цифровизации сфер деятельности, касающихся биополитики, трактуются в лучшем случае как компьютеризация и облачное хранение данных в сфере здравоохранения и трудовой регуляторики, создания ситуативных центров управления регионами и городами. В целом они отражают некий набор средств для создания в ближайшие 6-7 лет инфраструктуры информационной и территориальной связности нашей огромной страны.
Чего мы не находим в «Цифровой экономике», так это проектов, планов нормативных и регуляторных актов, обеспечивавших бы создание Единого банка цифровых данных граждан, в том числе касающихся биометрических параметров. Создание информационного профиля на базе цифрового паспорта - PersonalID каждого гражданина позволило бы создавать невероятно гибкие системы социальной поддержки и адаптации. Создавать медицинский профиль каждого гражданина и индивидуально подходить к лечению, назначаемому, в том числе, с помощью обучаемых алгоритмов. Позволит точечно влиять на зарплатные ожидания в разных регионах и отраслях (как минимум в госсекторе), давать эксклюзивные возможности льготного кредитования, использовать технологию «окрашенных денег», так как прежде использовали «карточки и талоны» и еще огромный пул мер корректировки неравенства.
Если технологический рывок, социальные сети и иные интернет-приложения, созданные с целью коммерции в интересах частных компаний, увеличивают атомизацию общества и скорость социальных изменений, включая смену поведенческих моделей самих граждан, то государство может и обязано использовать те же технологические решения для увеличения стабилизации и контроля над социальными процессами. Использования все увеличивающегося цифрового следа от каждого гражданина, для настройки индивидуальных программ поддержки. Помимо прочего, накопление данных в самых разных сферах человеческой деятельности приведёт к созданию сети крупных дата-центров и систем обеспечения их кибербезопасности, что, при соответствующей либерализации законодательства, как снежный ком позволит запускать в стране различные бизнесы, связанные с deep data learning tech - в интересах ритейл, финансового и других секторов.
Первым пилотом в этой сфере могло бы быть создание Банка цифровых данных клиентов одного из крупных отечественных госбанков, развивающего широкую экосистему сервисов в разных областях жизнедеятельности. Это позволило бы отработать значительный пул новых социальных технологий и в дальнейшем выступить с предложением по созданию национального оператора социальной поддержки – что вполне могло бы вписаться в предстоящую корректировку «Национальных проектов», которая при текущем уровне исполнения выглядит практически неизбежной.