Воспоминание об августе 1991-го года

Двадцать пять лет назад, если кто забыл или еще не знает, никакого интернета не было и особо не ожидалось. А для передачи новостей имелись телетайпы, которые в отделении ТАСС в городе Токио грохотали, как ударный цех ткацкой фабрики имени какой-нибудь Клары Цеткин.

Стояла японская августовская жарища, по запотевшим окнам стекали струйки влаги, и ровно в 12.00. по токийскому времени, в шесть по Москве, сама судьба подвела меня к приемному телетайпу. У меня на глазах он отстучал знаменитое сообщение о том, что Горбачев по состоянию здоровья типа больше ничего не может, а все может какая-то организация с неудачным названием из четырех букв. Я оторвал с телетайпа узкую бумажку официального уведомления и сообщил своему коллеге, который сидел под портретом вышеупомянутого Горбачева: «Володь, а у нас государственный переворот». Тот подумал, закурил, и спросил — Вась, как думаешь, портрет снимать надо? Горбачева я тогда, мягко говоря, не очень любил за его метания и, как выражались большевики, за нечеткость позиции. Но портрет мы снимать не стали из хулиганского духа сопротивления. Московский ТАСС пребывал в прострации и признаков жизни не подавал, у нас трещали телефоны от желавших комментариев японских коллег, и через пару часов во дворе крепко встала машина одной из токийских телекомпаний с пароболической антенной, толстыми силовыми кабелями и прямым выходом в эфир. А потом и вторая. Началось непрерывное вещание про события в Москве — на несколько суток. По молодости лет я воровал, каюсь, чужую информацию без ссылок на источник. Революционные ветры дурманили голову, вольные сообщения нашей пиратской радиоточки цитировали даже в спортивных японских газетах. Лично для меня на этом и закончился ГКЧП — на том, что мы не стали залезать на стул и снимать со стены присланный из Москвы с диппочтой аляповатый казенный портрет Горбачева. Который, кстати, мы сами равнодушно убрали, как символ надоевшего совка, через пару дней, когда все уже стало ясно. «И профсоюзные взносы мы больше платить не будем!» — гордо заявил я коллеге, когда он пожаловался, что из посольства по инерции сообщили, что мы чего-то не внесли по ведомости.

Источник