Диалог двух Алексеев

Воскресное развлечение: небольшой мой подстрочник к конспекту выступления Кудрина на форуме ОГФ. Сделал для себя, но, подумав, решил опубликовать.

• Кудрин: В ближайшие 20 лет будет максимально эффективным то общество, которое сумеет мобилизовать возможности человеческой индивидуальности, человеческие способности. Мы переходим к «экономике знаний» — это привычные слова, но в России о них мало задумываются. Речь идет о таком принципе управления, которые позволяет людям проявить свои индивидуальные возможности, возможности человека-творца. Это общество, которое будет создавать новые идеи, смыслы, технологии. В совокупности этого будут появляться новые организации и новые продукты.

Я: Экономика знаний — это не «принцип управления». И это точно не про «творчество» и «индивидуальность». Это в первую очередь констатация того факта, что производство нематериальных объектов становится столь же, если не более сложным и высокотехнологичным, как уже сейчас является производство вещей; а стоимость, в первую очередь «добавленная», также перемещается в нематериальную сферу. И тут основное конкурентное преимущество — никакие не «способности», а организационная культура, в частности — умение быстро создавать сложные распределенные производства интеллектуального продукта. И его продавать, само собой. Все, что про «творчество» — из мира розовых слоников.

• Кудрин: В развитых странах в креативной индустрии (куда можно включить и программистов) работают 6–9% населения. У нас — около 0,5%. Наша задача — создавать креативные возможности и пространства для роста этого числа.

Я утверждаю, что в России в «креативной индустрии» работают не 0,5%, а 80+ процентов населения. Безотносительно к номинальной записи в трудовой книжке. А иначе просто не выжить. Другое дело, что креативность эта тратится именно на решение сложнейшей задачи «как бы, блин, выкрутиться». И настоящий вопрос — в том, есть ли возможность перенаправить оную креативность на что-то более созидательное.

• Кудрин: iPhone — на 30% инженерная и математическая мысль, а на 70% — дизайн, создание диалога машины и общества. Чем дальше, тем больше все технические работы будут делать роботы, а люди смогут заниматься творчеством, в том числе создавать еще более эффективные способы общения с машинами.

Я: Нет и не было пока еще никакого «диалога машины и общества», слава Аллаху. Был диалог людей друг с другом, на дистанции, самым простым средством для которого был обычный проводной телефон. Потом его сделали беспроводным, интегрировали с компьютером и фотоаппаратом, подключили интернет и написали много софта.

Но это не изменило главного: айфон — это не про диалог человека с машиной, это про диалог человека с человеком. И, что самое важное, он не на 30, а на 95% (за вычетом труда китайских детей на заводах Foxconn) — инженерная и математическая мысль, если считать сюда и инженерию социальных коммуникаций: об этом могут достаточно компетентно рассказать, к примеру, в каком-нибудь ФРИИ. Творцов и Дизайнеров с Большой Буквы там шлют с порога далеко и надолго. Потому что умеют деньги считать.

• Кудрин: Вскоре технологии заменят многие функции государства. Технологии блокчейн могут почти полностью заменить государственную бюрократию. Общество сможет само решать разные вопросы, фиксировать контракты и договоренности.

Я: Для того, чтобы общество могло «само» что-то там решать и фиксировать, нужно, чтобы его члены хотя бы читать и писать умели. На государственном языке. И законы знали, хоть сколько-нибудь. А пользование сложными системами вплоть до электронной демократии требует такого уровня компетенций от среднего человека, какого мы при нашем уровне образования не достигнем еще пару поколений. Если, конечно, не пересмотрим отношение к системе образования.

• Кудрин: Если мы хотим быть конкурентоспособным обществом с высоким уровнем жизни, нам нужно отвечать на вызовы новой технической революции. Чтобы им ответить, у нас должно быть больше свободы — свободы для людей-творцов, в том числе с точки зрения культурных и социальных предпочтений. Чтобы быть уважаемыми и сильными (даже в военном плане), мы должны быть свободными и творческими. Готовы ли мы проложить дорогу к этой жизни и отказаться от ограничений архаизации, которые нам сегодня угрожают? Это основной вопрос дня.

Я: Если мы хотим быть конкурентоспособным обществом с высоким уровнем жизни, мы должны быть не более «свободными и творческими», а более компетентными и ответственными. Больше знать и уметь, быть способными «держать удар», постоять за себя и отвечать за слова. И еще — обладать способностью к командному взаимодействию, поскольку в глобальной конкуренции всегда побеждают команды, а не индивидуальности. Кто понимает, какие именно «ограничения архаизации» надо для этого преодолеть?

• Кудрин: С экранов телевизоров мы слышим необоснованную, как правило, антизападную риторику. Люди, которые говорят это, совершенно не понимают, как устроен современный мир. Уже сложились мощнейшие горизонтальные связи между людьми, между организациями, бизнесменами. Наша промышленность, включая военную, на 40–50% зависит от привоза технологий из-за рубежа. Мы продаем достаточно простой продукт и покупаем очень сложные. И это — работа большого профессионального сообщества, финансистов, бизнесменов, это тысячи и миллионы связей. Эта сфера абсолютно не соответствует той риторике, которая присутствует на наших телеканалах.

Я: Поскольку уже много лет не смотрю телевизор, плохо понимаю, зачем его смотрит стратег Кудрин. Но раз зачем-то смотрит, то должен понимать, что в современном мире медиа — это фабрика эмоций, а не идей. И обсуждать медиаконтент в формате «они опять говорят не то» — бессмысленно, поскольку они всего лишь по-рыночному обслуживают на запрос своей аудитории. Как только перестают обслуживать — теряют рейтинги и рекламные доходы. Это рынок, Алексей Леонидович.

Что касается «устройства современного мира», то описываемое Кудриным положение как «продаём простой продукт и покупаем достаточно сложные», а равно «промышленность на 50% зависит от технологий из-за рубежа» — называется «технологическая колонизация». Которая всегда является одним из отложенных следствий деградации, во-первых, национальной образовательной системы (производящей создателей технологий), во-вторых — науки (производящей сами технологии), а в-третьих, инвестиционного контура экономики, производящего быстрое коммерческое масштабирование перспективных технологий.

Понимали ли он это на посту министра финансов? Сделал ли в то время что-нибудь для того, чтобы как-то это изменить? Кое-что, справедливости ради, все же сделал, или по крайней мере попытался, мы это знаем. Особенно вспоминая обстоятельства ухода с должности. Но хотелось бы его собственной оценки.

• Кудрин: В нашей стране сейчас существенно меньше рисков геополитических или военных, чем риска технологического или социального отставания. У нас детская смертность в четыре раза выше, чем в соседней Финляндии. Вот этим надо заниматься, чтобы быть успешным. Вопрос — как нам перейти к этому?

Я: Здесь хотелось бы просто понимать, на чем основывается такая оценка соотношения рисков. Пока что мы участвуем в одной войне (Сирия) и еле-еле избежали участия в другой (Украина) — это уже не риски, это уже факт.

• Кудрин: Общество разбито на разрозненные группы, которые друг другу не доверяют. Мы должны связать эти группы, нужно построить между ними мостики. Нужно повысить друг к другу доверие, это одна из ключевых задач.

Я: Доверие между общественными группами невозможно без признания и уважения интересов и мнения большинства. Пусть сколь угодно «молчаливого». Пока говорят меньшинства (а сислибы и их клиентела — это социологически ничтожное меньшинство), никакого диалога не будет — будет разговор глухих.

• Кудрин: Нам важно изменить статус предпринимателя, чтобы среди этого сообщества были герои, и они были уважаемы в обществе. Это потребует изменения традиции. Десятилетиями воспитывалось негативное отношение к предпринимателям. Но без этой перемены не изменится действительность.

Я: Общее место; но характерно, что о статусе и уважении к предпринимателю говорят у нас почему-то в основном чиновники — действующие или бывшие. Мое мнение: для того, чтобы изменить отношение к предпринимателям, нужны предприниматели. А значит — места, где их учат, готовят и помогают им вырасти.

• Кудрин: Наше общество стареет. Государство не сможет нести на себе всю нагрузку по его поддержке. Часть этой нагрузки возьмет на себя само общество — бизнес, НКО. Российские бизнесмены уже вкладываются в университеты. У нас пока нет ни одного университета, носящего имя крупного предпринимателя, но скоро они появятся.

Я не понимаю, почему считается, что крупные предприниматели понимают в деле создания университетов лучше, чем ученые и преподаватели. Компетентность в бизнесе не гарантирует компетентности во всем остальном — например, в электоральной политике (что недавно с присущим ей блеском доказала Партия Роста на думских выборах). Не факт, что с образованием будет как-то иначе.

• Кудрин: На подготовку к Чемпионату мира сейчас тратится больше, чем на оснащение университетских лабораторий. И это катастрофа. Но одновременно большие стройки внушают некоторый оптимизм: мы можем, если надо, навалиться и сделать. Смогли же сделать Сочи? Давайте навалимся и сделаем наши университеты технически лучшими в мире. Давайте поставим такую задачу.

«Технически» — это как?

• Кудрин: Развитый мир идет к базовому гарантированному доходу. Многие страны обсуждают такую возможность. А предлагаемый в России «налог на тунеядство» — это движение в обратную сторону. Это чисто фискальная и антигуманная мера, идущая вразрез с мировой тенденцией.

Я: Тезис не понял. Получается как будто бы не налог, а наоборот — плата за тунеядство. От мистера «денег нет» не ожидал такого социализма.

• Кудрин: СССР развалился не из-за слабой армии или слабого КГБ. Он развалился из-за неэффективной экономики. И сегодня риски, приведшие к развалу СССР, есть и в России. Надеюсь, этого не произойдет. Эксперты говорят, что нынешний военный потенциал на десятки лет вперед гарантирует, что с Россией никто связываться не будет. Поэтому бодание на геополитической арене — это во многом игра. Нам нужно преодолеть технологическое отставание, и именно это позволит нам сохранить страну.

Я: Чтобы в дальнейшем на дискуссионных площадках было поменьше таких однозначных и безапелляционных утверждений, стоило бы, пожалуй, в год столетия Октябрьской революции организовать качественную дискуссию с историками и экспертами на тему «почему развалился СССР».

Насколько я знаю, при раннем Горбачёве, напротив, наметился экономический подъем, а политические последствия спровоцировал скорее уж дефицит товаров народного потребления (т. е. производство, не успевшее за ростом доходов), чем спад экономики. Впрочем, про это все неплохо писали в те годы Гайдар с Улюкаевым на страницах журнала «Коммунист».

Источник