Центр политического анализа продолжает серию материалов о поколении Z – детях, родившихся в новой России. Своим опытом исследования ценностей и коммуникативных навыков нового поколения с нами поделилась Юлия Витальевна Андреева, старший научный сотрудник Центра молодежных исследований НИУ ВШЭ.
«Если раньше подросток уходил во двор,
то сейчас он уходит в Интернет…»
— Атомизация подрастающего поколения как явление упоминается сегодня во многих СМИ. Смысл этого тезиса — буквально, — в том, что сегодняшние дети и подростки крайне редко собираются для живого общения друг с другом. В основном ребята сидят по своим домам, в своих компьютерах. Отчасти это так. Например, результаты одного из наших исследований, посвященных изучению внеучебной активности и досугу школьников1, показали, что в среднем ребята проводят в интернете не менее четырех часов в свой будний день (включая мобильный интернет). Данные другого проекта, в рамках которого изучались современные смыслы и практики молодежной гражданственности2, указывают на то, что молодежь сегодня не номинально присутствует, она просто живет в социальных сетях — более 50% опрошенных проводят в сети от трех до шести и более часов в свой выходной день.
Тем не менее, эти данные отнюдь не указывают на отсутствие общения ребят друг с другом. Конечно, теперь есть большая вероятность, что на вопрос: «Пойдем, погуляем?», в ответ можно услышать: «Давай лучше останемся дома и покидаем друг другу смешные фоточки». Но в этом контексте «погуляем» может точно также означать встречу, чтобы встретившимся не было скучно, а было смешно и весело.
То есть это общение между ребятами теперь бывает несколько иного формата. Сетевые коммуникации становятся вполне самодостаточными формами общения. Они не вытесняют и не дополняют реальные, живые коммуникативные практики. И если мы говорим именно о личном общении, то, с одной стороны, его сегодня можно назвать пространственно-дистантным, и именно поэтому об общении молодежи говорят, как о поверхностном или несерьёзном. Но, с другой стороны, теперь личное общение требует большей глубины, интимности и доверия от общающихся.
Потребность в таком доверительном общении у детей и подростков очень велика. Это связано со многими вещами, в том числе с поколенческими особенностями, существующими авторитетами и так далее. Если раньше подросток уходил во двор, то сейчас он уходит в Интернет. Но причины ухода, в общем-то, не меняются, они связаны с все теми же проблемами взросления, поиска себя и необходимостью самовыстраивания в окружающем мире.
Психологи, конечно, видят в таком дистантном общении определенные риски. Они, в том, что у детей создается психологическая иллюзия. Внушительный список друзей в сетях, обилие постов и полученных лайков на самом деле не может обеспечить «подлинный» социальный капитал в том смысле, что он может принести его владельцу реальные социальные дивиденды. А жизнь подростка онлайн превращается в вечную репрезентативную гонку для демонстрации собственной успешности.
— В какой мере существующие социальные связи детей дублируют реальные социальные сети?
— Отвечу, ссылаясь на материалы вышеупомянутого проекта, посвященного изучению внеучебной активности и досугу детей — да, совпадают. Со всеми своими контактами в одной из социальных сетей наши респонденты были знакомы лично. Заочные знакомства «по переписке», без рекомендаций, расценивались ими как небезопасные. Но, можно предположить, что это объясняется особенностями именно нашей аудитории — все же, это были школьники из числа «обычной», «нормальной молодежи». Этот термин я использую для определения, так называемого молодежного мейнстрима не выпадающего из доминирующей нормативности.
Потому что если говорить об альтернативных группах, то на примере изучения антифашистких молодежных сообществ (в рамках проекта «Молодежные солидарности в локальном и глобальном контексте: экономика, политика, культура», 2011 г., ЦФУ НИУ ВШЭ), могу отметить, что здесь сетевые контакты далеко не всегда предполагали личное знакомство участников какого-либо общего дела.
— А есть ли у тинэйджеров потребность в общем деле? Насколько развиты социальные навыки у современных подростков? В чем выражаются и в какой пропорции сочетаются коллективистские и индивидуалистические тенденции?
— Если мы говорим именно о подростках (13−16 лет), то набор востребованных в подростковой среде социальных навыков, конечно же, несколько видоизменился. Это также во многом можно объяснить возросшим количеством информационных потоков и разноплановых каналов, которые усиливают индивидуализацию. Социализацию современного подростка невозможно представить без развитого навыка самопрезентации. Подростку нужно и важно уметь себя показать, а особым качеством становится умение акцентировать свою индивидуальность, отличность и уникальность — с помощью ли селфи, отметок геолокаций и маршрутов перемещения, потребляемых ли брендов и так далее. На это работает множество интерактивных опций, мобильных приложений и прочего.
Что касается коллективистских тенденций и того, есть ли у тинэйджеров потребность в общем деле? Она есть, потому что период тинэйджерства (9−12 лет) — это как раз то время, когда происходит смена референтных групп, на первый план в общении, одобрении и получении социального опыта выходят друзья и компании.
В общем же могу сказать, что вопрос включения или отказа от участия в каком-либо деле тесно увязаны с представлениями о мотивации этой деятельности. Если есть ответ на вопрос «зачем?» — потребность актуализируется. В этом смысле «за компанию» — именно для тинэйджера, в силу пока ещё отсутствия определенного социального опыта, тоже может быть ответом.
«Субкультура не имеет значения…»
— Для одних групп образ врага, другого, чужого может воплощать в себе мигрант, для других — идейный оппонент, для третьих — какой-нибудь абстрактный другой.
В массовых количественных опросах учащейся молодежи в двух городах (Санкт-Петербург и Ульяновск), например, на вопрос о том, чьи интересы защищает государство, мы получили такие результаты: в первую очередь государство отстаивает интересы чиновников, самого себя, богатых людей и олигархов3. В качестве страны-врага для России, в лидерах — США4.
То есть для ответа всегда важен контекст. К какой молодежной группе мы это «прикладываем», а главное — зачем, что хотим этим объяснить?
Пока же могу ответить так. Своим можно назвать того с кем есть ценностные совпадения. Солидаризация со «своими» у молодых также происходит по ценностному принципу — это главное. Поэтому, например, субкультурная принадлежность молодого человека или девушки может и вовсе не иметь никакого значения.
— Какие, на Ваш взгляд, образцы определяют режим соотнесения себя с теми или иными идеями? Не служит ли таким образцом соответствующая графа в анкете социальной сети «Вконтакте»?
Скорее не образцы, а текущие социально-экономические процессы, например, в одном из наших проектов, посвященных изучению влияния экономического кризиса на молодежь5, объединяющей молодых идеей была выявлена идея антикапитализма. Воплощаться эта идея может по-разному, например, через отказ от демонстративного потребления, намеренное потребление в секонд-хендах, рациональное потребление, развитие хенд-мейд-практик, стретейдж-культуры, дауншифтинга, развитие практик взаимопомощи и сетевого взаимообмена.
Есть также в социологии точка зрения, объясняющая наличие того или иного идейного содержания классовыми причинами. Я также сталкивалась с этим объяснением в исследованиях, вроде: «считаю себя SHARPом6, потому что имею рабочее происхождение» (мужчина, 21 год).
Если говорить о графе анкеты «Вконтакте», посвященной политическим взглядам, то по моим наблюдениям, при первом приближении, заметна тенденция выбора в этой графе альтернативы «монархические». Можно попробовать предположить, почему это так? Наиболее активная аудитория этой сети — поколение тех, кто родился после 1982 года — когорта молодых, которые относительно свободны от так называемого «советского наследия», от перестроечных разочарований, от борьбы за социальные идеалы, нет общей памяти советской социализации: они не были ни октябрятами, ни пионерами, ни комсомольцами, не принимали участия в демонстрациях, заседаниях-собраниях, стройках
«Дети Вконтакте»
— Подростки, конечно, смотрят телевизор, главным образом каналы, которые их развлекают. Интернет-издания открывают эпизодически, но, часто ограничиваются информацией, представленной на Ленте.ру, Мейл.ру или любой другой странице, отмеченной, как стартовая. У так называемых «продвинутых» молодежных групп можно встретить специальные мобильные приложения, сортирующие новости и делающие их подборку.
А для мейнстримной ее части, можно сказать, что медийную информационную среду подростков образует лента новостей, представленная, в основном, в национальной социальной сети Вконтакте (эту сеть использует наибольшее количество опрошенных — порядка 90%7).
Повестка дня достаточно быстро меняется, этот факт был отмечен, когда нами изучались дискурсы, циркулирующие в молодежной среде.
Общение в социальных сетях происходит шире и интенсивнее, чем в случае личных контактов. Сегодня любая социальная сеть является для юноши или девушки одновременно и пространством для действия, и наглядной площадкой для опыта. Здесь происходит сосредоточение и реализация ряда социальных и культурных возможностей. Так, выяснилось8, что та или иная сеть может иметь приоритет перед другими, потому, что позволяет собрать в одном месте всех знакомых и приобрети новых — то есть выполняет инструментальную функцию и, одновременно, расширяет социальный капитал подростка; выполняет «сортировку» кругов его общения — структурирует его социальность, делает ее комфортнее; а также наилучшим образом реализует индивидуальные потребности (в частности потребности познания, социального сравнения и тому подобное); реализует функции самопрезентации, с точки зрения создания репутации — аспекта, который также является важно характеристикой накопления социального капитала. Формируя свое онлайн-окружение, которое включает других пользователей, подписчиков, текстовый, музыкальный, видео-, новостной и прочие типы контента, присутствующего в социальной сети, занимает, таким образом, определенное положение, относительно других персон. Это положение зависит от сконструированного социального статуса, который основывается в первую очередь на культурных предпочтениях и идеологических или ценностных установках. Причем, большее значение здесь имеют именно моральные качества, нежели материальное положение.
«Конец «поколенческого контракта»
— Сегодня социологи действительно отмечают наличие поколенческого разрыва — нынешние подростки социализировались уже в цифровом мире, в котором родители чувствуют себя не слишком уверенно.
Изменился также и традиционный «поколенческий контракт» отцов и детей: привычная схема, когда детей сначала обеспечивают родители, а затем наоборот, — разрушается. Повзрослевшие дети, достигшие 30 — 35 лет, если они не устроились, не сделали карьеру, то лишены возможности полноценно помогать родителям-пенсионерам, как это было раньше, таким образом, получается, что поколение родителей было более обеспечено и стабильно, чем поколение детей.
То, что можно назвать противопоставлением, усугубляется также из-за отсутствия межпоколенческого детско-родительского диалога. Так, одно из последних наших исследований9, показало, что межпоколенческие отношения «подвисают» именно на поколении родителей, межпоколенческая передача не происходит. Дети больше склонны доверять своим бабушкам и дедушкам, их опыту, потому что они для них — созидатели, труженики, которые честно прожили жизнь, тогда как поколение родителей, «сдававшие» своих чад на руки бабушкам и дедушкам в заботах о материальном достатке, пока находится в состоянии своего поколенческого самоопределения.
— А какие исторические события дети полагают значимыми?
— Вопрос об исторической памяти — это, конечно, отдельная тема для разговора. Потому что это то, что еще только начинает активно обсуждаться в отечественном академическом дискурсе. Особенность исторической памяти в том, что она избирательна, то есть какие-то события и нюансы отдельных событий она сохраняет, а какие-то игнорирует. И эти события в сознании людей она превращает в разные формы мировоззренческого восприятия.
Основываясь на результатах российской части международного исследовательского проекта «MYPLACE: Memory, Youth, Political Legacy And Civic Engagement», можно утверждать, что историческая память современной молодежи очень политизирована, безусловная значимость приписывается Великой отечественной войне, официальные институты навязывают должное восприятие исторических событий, в которых заключен серьезный травмирующий, часто до конца не осмысленный опыт. В этих условиях молодые оказываются крайне чувствительны к пропаганде. Здесь же открывается пространство для использования и оперирования всевозможными удобными клише. В целом молодые вырабатывают различные стратегии реагирования — от апатичного равнодушия и полной политической резистентности, связанных с отрицанием и избеганием любых тем, имеющих хоть какое-то отношение к современной политической реальности и ее объяснениям при помощи исторических фактов, до ультрагипертрофированного принятия и включения и отстаивания.
— А как дети относятся к институтам государства: армии, школе…
— Отношение к любым государственным институтам — недоверчивое, из-за ассоциированности с чем-то «очевидно-(за них) предрешенным», часто «политически-грязным». Многие молодые убеждены, что это зона интереса и ответственности старшего поколения. А вопросы, имеющие отношение непосредственно к их частной жизни, в принципе не воспринимаются как часть чего-то государственного — армия и школа, скорее, из их числа.
— Не возникает ли у них отторжения политической системы по культурным основаниям?
— Безусловно, культурные и субкультурные практики молодых предопределяют их политические предпочтения. Но можно вести речь и о выражении политической идеи через культурные практики (например, «Монстрация»). В целом же, могу сказать, что борьба гендерных стилей и образцов для молодых сегодня важнее, чем политическая борьба.
Когда мы задавали вопросы, в чем видят молодые люди свою политическую, партийную, гражданскую активность, то наибольший интерес, как оказалось, у них проявлялся к культурным, эстетизированным аспектам политического. Сколько-нибудь выраженный интерес вызывают именно те акции и активности, которые дополняются культурными, модными видами включения: флэшмобами, перформансами, прямым действием, театрализующими скучную бюрократическую риторику и дающими молодежи реализовать актуальные для нее моменты. То есть, может цениться включение во что-либо актуальное, но не политическое в чистом виде. В чистом виде политическая поддержка у молодежи по большей части конформистского толка, она не основана на убеждениях.
Беседовал Антон Котенев
_________________
1 — «Внеучебная активность и интеграция детей мигрантов в Санкт-Петербурге» (РГНФ, 2013 – 2014)
2 — Гражданственность молодежи: современные смыслы и практики (2012-2013, Центр фундаментальных исследований НИУ ВШЭ)
3 — Гражданственность молодежи: современные смыслы и практики (2012-2013, Центр фундаментальных исследований НИУ ВШЭ)
4 — Российская часть международного исследовательского проекта «MYPLACE: Memory, Youth, Political Legacy And Civic Engagement»
5 — «Поколение R. Молодежь и экономический спад в сравнительной европейской перспективе», 2009 г.
6 — Сокр. от Skinheads Against Racial Prejudices – скинхеды против расовых предрассудков
7 — Гражданственность молодежи: современные смыслы и практики (2012-2013, Центр фундаментальных исследований НИУ ВШЭ)
8 — «Внеучебная активность и интеграция детей мигрантов в Санкт-Петербурге» (РГНФ, 2013 – 2014)
9 — Российская часть международного исследовательского проекта «MYPLACE: Memory, Youth, Political Legacy And Civic Engagement»
Вернуться назад и продолжить чтение