19 марта, вторник

В поисках смысла: российские мифы на американском фоне

04 декабря 2019 / 14:15
обозреватель ТАСС

После того, как я написал статью об американских мифах, приятель предложил оглянуться и на наши, российские. Дескать, какими ты их увидел, вернувшись домой после четверти века в Америке.

Мысль сразу показалась мне интересной, а потом заинтриговала еще больше, поскольку я понял, что даже просто перечислить наши мифы – в отличие от американских – мне не так-то легко. Помимо всего прочего пришлось вникать в различие между мифом как иллюзией, распространенным заблуждением, и «культурным мифом», как основой национального самосознания.

Но я все же попробовал ответить на вызов. Конечно, то, что получилось, - сугубо субъективно и фрагментарно. Но я пытался искать ответы на главные, на мой взгляд, вопросы.

 

Миф о том, что свято место пусто не бывает

Восьмого марта я впервые посмотрел фильм «Любовь и голуби». Раньше я его полностью никогда не видел, что почему-то страшно удивляет моих родных и близких.

Запоздалое знакомство с культовой картиной навело меня на мысль о том, что «мифов», лежавших в ее основе, больше нет. От своих, якобы устаревших, мы сами отказались. Чужие, якобы прогрессивные, так и не приняли. И то, что создателей фильма свои умиляли, а заемные раздражали, теперь уже не имеет никакого значения.

Главное – что свято место оказалось пусто: внятного ответа на вопрос, «камо грядеши», у нас сейчас нет. А это стержень национальной идеи, родного нашего «мифа». Без которого и вся наша общая история становится просто набором календарных дат.

Сам я, кстати, считаю, что у нас происходит конвергенция, которую в свое время предсказывал академик-диссидент Андрей Сахаров. Попытка совместить лучшее из того, что было создано социалистической и капиталистической моделями, – чтобы не только как можно быстрее и эффективнее производить материальные блага, но и более-менее справедливо их распределять.

Многим, правда, кажется, что пока из обеих моделей берется скорее худшее. Но во всяком случае специалисты подтверждают, что жажда справедливости остается ключевым компонентом российского «мифа».

 

Миф о том, чем люди живы

В науке принято исходить из того, что человек действует рационально и руководствуется фактами. По-моему, это иллюзия. Я считаю, что человек жив не знанием, а верой, любовью и памятью (вспомните "Бессмертный полк"). И каждый без труда подбирает себе факты, подтверждающие его веру.

Думаю, это верно и для целых народов. Еще Конфуций в древнем Китае утверждал, что для прочности государственных устоев нужны продовольствие, оружие и доверие народа. В случае крайней необходимости он считал возможным жертвовать едой и оружием, но не верой.

Что касается наших дней, один мой знакомый, молодой московский политолог, уверен, что всеобщий всплеск энтузиазма в российском обществе во время «крымской весны» пятилетней давности был вызван не только – а может быть, и не столько – возвращением Крыма как таковым, сколько надеждой на возрождение нашего национального «мифа». На то, что мы все сплотимся вокруг великой общей цели, которая тогда называлась «крымским консенсусом» и ради которой можно терпеть любые лишения.

Но надежда эта не сбылась, и наступило разочарование. Национальные проекты, по мнению моего знакомого, на роль российского «мифа» не тянут. Впрочем, как и любая иная идея, «сводящаяся просто к зарабатыванию денег».

Эмоциональный спад замечают и приезжие. Давнишний американский приятель, специалист по России, регулярно бывающий в Москве, на вопрос о том, что у нас изменилось за последние годы, отвечает: «У людей погасли глаза. Раньше каждый носился с каким-нибудь своим проектом. Теперь этого нет».

 

Миф о том, будто у нас все плохо и становится хуже

Тут, правда, можно вспомнить, что в «лихие девяностые» люди с лихорадочно горящим взором хватались за любые «проекты», чтобы просто прокормить семью. Но приятель имел в виду не это, да и мне тоже кажется, что грех уныния у нас теперь – один из самых распространенных.

С тех пор, как схлынула прошлогодняя праздничная толпа футбольных фанатов, на улицах и в метро почти не видно улыбчивых радостных лиц. На вопрос о том, «как дела», обычно слышишь наше традиционное «ничего». А нередко – и вариации на тему из известного анекдота про то, что «систему надо менять».

Между тем, на мой взгляд, жизнь в России за время моего отсутствия радикально изменилась к лучшему. А вот в Америке в те же годы наблюдался застой, если не регресс. Отчасти поэтому там и выбрали президентом популиста, волюнтариста и демагога Дональда Трампа.

Тем не менее жаловаться на жизнь там не принято. Недавно у меня даже завязался разговор на эту тему с коллегой на телестудии, где мы оба дожидались начала передачи. «Неужто они так-таки никогда и не ноют?» - недоверчиво спрашивал он об американцах.

Я подтвердил, что нет, не ноют, во всяком случае в общении с посторонними людьми. У нас же это происходит постоянно и повсеместно. И это одно из самых тягостных для меня лично впечатлений от возвращения на родину.

Однажды меня, например, пытались втянуть в подобный разговор в очереди на прием в райсобесе, причем самая активная жалобщица, по ее же собственным словам, пришла получать бесплатную путевку в дом отдыха в Крыму. Слышно было, как в кабинете за стенкой заманчивые поездки предлагают другим пенсионерам. Но когда я осторожно сказал, что раньше, по-моему, таких подарков ветеранам от государства не было, женщина обиделась, что я ее не поддержал, и со словами: «Вы, наверное, из начальства» отвернулась.

 

Миф о том, что всем «недодано»

Почему у нас все ноют, я пока даже для себя полностью не разобрался. Думаю, отчасти это привычка прибедняться и задабривать судьбу, чтобы не сглазить удачу и не вызывать чужой зависти. Как сказал один собеседник, сказывается «генетическая память о коллективизации и об избах, сгоравших из-за того, что были лучше других».

Но отчасти нытье – и выражение реального недовольства, например, итогами постсоветской реставрации капитализма и перераспределения собственности в стране. Я спрашивал ведущего нашего социолога академика Михаила Горшкова, признало ли общество справедливыми эти итоги, и он однозначно ответил, что нет, не признало и в обозримой перспективе не признает.

Мне это напомнило давнюю фразу одного моего тассовского начальника о том, что у нас «полстраны живет с ощущением, что лично им – недодано». По-моему, это психологически очень точно: чуть ли не каждый убежден, что заслуживает большего. А тогда, конечно, какая уж тут радость жизни…

Понятно, что у огромного множества россиян жизнь действительно очень нелегкая. Но я вот обсуждал эту тему с давней своей закадычной приятельницей, русской американкой, которая была замужем за известным ученым и вместе с ним объездила почти весь мир. Так она мне с ходу привела примеры стран, где люди «живут в страшной нищете», «ходят босыми», но при этом чувствуют себя счастливыми.

И видно это, по ее словам, невооруженным глазом – прежде всего по «довольным и радостным детям на улицах». А вот пример других «нытиков» она привести затруднилась, хотя наций замкнутых, интровертных, внутренне зажатых в мире, на ее взгляд, хватает.

Председатель отдела по церковной благотворительности и социальному служению РПЦ епископ Пантелеймон, приходивший к нам в ТАСС на пресс-конференцию, сказал мне, что «и сам удивляется» всеобщему брюзжанию. На его взгляд, оно вызвано прежде всего тем, что «люди разучились быть благодарными».

Причем он считает, что отчасти это отголосок былой советской системы распределения социальных благ, а отчасти – уже современного и сознательно насаждаемого потребительского отношения к жизни с его ненасытными запросами. Хотя дело, мне кажется, не в сегодняшнем дне: вспомните пушкинскую «Сказку о рыбаке и рыбке».

Наконец, уже при подготовке этого текста мне пришло в голову, что личный дискомфорт – отчасти и отражение общей нашей неприкаянности. В отсутствие общепринятой национальной идеи (такой, как «американская мечта» в США) каждый творит себе личный «миф». И раздражается, возмущается, протестует, когда тот не вписывается в заоконную действительность.

Часто «ноющий» негодует: «Но я же прав!» Возможно. Но, как возразили бы мои знакомые американцы, что лучше: быть правым или быть счастливым?

 

Миф о том, что «хорошо там, где нас нет»

«Две мухи собрались лететь в чужие краи и стали подзывать с собой туда пчелу. Им насказали попугаи о дальних сторонах большую похвалу».

Эти двухсотлетние строки дедушки Крылова вспоминаются мне всякий раз, когда меня спрашивают, действительно ли в Америке житье не худо, а порой – и зачем я оттуда вернулся. Ну, во-первых, это решили без меня. А во-вторых, довольно странно объяснять, почему тянет вернуться домой.

Помню, я как-то был в Нью-Йорке на приеме в честь журналистов, среди которых была украинка, считавшаяся героиней Майдана. Точнее, как я понял, они с коллегами спасли от уничтожения и предали огласке какие-то документы, которые прежняя власть в Киеве пыталась утопить. В общем, внесли посильный вклад в «народный переворот».

Благодаря хозяев за добрые слова в свой адрес, она рассказывала, как украинцы всей душой рвутся на Запад и у всех посольств в Киеве стоят длиннющие очереди. При этом с подиума не замечала – но я-то в зале видел, – с какой кислой миной слушали эти излияния американские леди и джентльмены.

Позже я ей посоветовал не особо напирать на этот тезис, если она не хочет себе навредить. Сказал, что для американской своры, в отличие от россиян, украинцы были, есть и будут чужими.

Слово «свора» ее поразило. Но я говорил искренне, она это видела и, думаю, понимала, что я не вру. Собственно, ведь и Крылов предупреждал своих «мух»: мол, «рады пауки лишь будут вам/ И там».

Вообще, казалось бы, миф о том, будто за морем «медом намазано», должен постепенно сходить на нет. Российские границы открыты на выезд. Дело теперь упирается в основном в чужие визы. А при их наличии все желающие могут съездить куда угодно и все увидеть своими глазами.

Но вера в то, будто чужое лучше, живуча. Мы и дома вроде как притворяемся, будто мы не у себя, а где-то еще. Города и веси наши буквально испещрены иностранными названиями.

Между тем бытует еще и миф о России, как осажденной крепости. Он считается делом рук российской пропаганды.

Но, по совести говоря, разве это мы его насаждаем в последние годы? Разве не наши западные «партнеры», прежде всего те же американцы, трубят на всех углах о «международной изоляции» России? И стараются реально нам такую изоляцию обеспечить, а заодно окружают все более плотным кольцом военных баз.

Так что, если это и миф, то непонятно, чей.

 

Миф о том, будто кто-то должен за нас налаживать нашу жизнь

Сразу поясню, что я не об иностранной помощи, хотя много о ней писал в свое время. Я о доморощенном нашем иждивенчестве и патернализме, о том, будто от каждого из нас в нашей жизни «ничего не зависит».

С иностранной помощью в нынешней ситуации как раз все ясно: ее нам всюду блокируют. Но мы, слава Богу, уже давно ее и не просим. В международных организациях Россия – кредитор, а не заемщик. Двусторонние отношения с другими странами выстраиваются по принципу равноправного и взаимовыгодного партнерства. Мы никому не навязываемся в друзья.

И внутри страны у нас происходит заметное снижение иждивенческих настроений. Как рассказывал академик Горшков, доля так называемых самодостаточных россиян, то есть тех, кто готов рассчитывать только на собственные силы в выстраивании своей жизни, обеспечении себя и своих близких, за последние пять лет (2013-18 гг) выросла с 36% до 48%.

Расширяется знакомая мне по Америке практика общественной взаимопомощи по сетевому принципу, без государственного участия – например, при сборе средств на лечение больных детей.

Все это меня радует. Но все же повсюду – от кухонь до офисов – по-прежнему слышны нотки, как я его называю, «страдательного залога». Рабской привычки держать кукиш в кармане: хаять, а порой и обманывать власть, но при этом от нее же ждать милости. А о себе думать, что мы, мол, люди маленькие и с нас спрос невелик.

Американцы на своего «дядю Сэма» особо не рассчитывают. Считают правильным всегда начинать с самих себя и просто по мере сил «подметать свою сторону улицы». Я совершенно согласен с этим простым подходом – чтобы после нас было лучше и чище, чем до нас.

И еще – к вопросу о мифах – позволю себе привести любимую выдержку из классической работы экономиста Чикагской школы, нобелевского лауреата Милтона Фридмана "Капитализм и свобода". На его взгляд, знаменитый призыв Джона Кеннеди: "Не спрашивай, что может сделать для тебя твоя страна; спрашивай, что ты сам можешь сделать для родины" (лозунг, кстати говоря, вполне советский) по сути своей неверен.

Свободный человек не станет спрашивать ни того, ни другого, писал Фридман. Правильнее, по его убеждению, «ставить вопрос иначе: "Что мы с соотечественниками можем сделать с помощью правительства" для исполнения своих индивидуальных обязанностей, достижения наших раздельных целей и устремлений и, самое главное, для защиты нашей свободы».

 

Мифы про начальство

Восемь лет назад российский чиновник в ранге замминистра рассказывал в одном из вашингтонских аналитических центров о работе по улучшению инвестиционного климата в стране. Было ему на тот момент 34 года, выглядел он еще моложе, а выступление начал с воспоминания о том, как строгий папа в свое время не похвалил его за заслуженную в школе «пятерку». Сказано это было к тому, что и Запад тоже излишне требователен к России. В зале одобряюще и ободряюще смеялись.

Чуть позже, когда стало ясно, что и уроки про инвесторов российский «отличник» знает назубок, я наклонился к соседке, чопорной американской даме, и шепнул ей: «Вот же негодяи, коррупционеры».

– Где? - вздрогнула соседка.

– Да вон, на трибуне.

– Не может быть!

«Вот и мне кажется, что не может быть, - сказал я ей. – Но вы же без конца внушаете себе и другим, что все российские чиновники сплошь продажны и некомпетентны, что они только выслуживаются и набивают карманы, не заботясь ни о народе, ни о порученном деле».

Ответа я не получил, но его и не предполагалось. Тирада была риторической. Бывший замминистра теперь возглавляет один из российских регионов.

За два десятка лет в Вашингтоне я перевидал сотни, если не тысячи начальников разного уровня – от президентского до рабочего. С некоторыми общение было регулярным. Естественно, у меня сложились свои впечатления.

В подавляющем большинстве своем эти люди вызывали у меня уважение и симпатию, поскольку я убеждался, что дело свое они действительно знают и любят. Слышали бы вы, какие лекции звучали иной раз в ответ на не слишком грамотные журналистские вопросы.

Дело, кстати, я считаю, у управленцев сложное, требующее особых талантов. Тезис о кухарках, управляющих государством, - одновременно и миф, и апокриф, поскольку Ленин такой способности стряпухам не приписывал. Для примера скажу, что, на мой сторонний взгляд, не все из президентов США, которых я наблюдал в Белом доме, удачно и охотно справлялись со своими обязанностями.

Конечно, одно дело компетентность, а другое – порядочность. Как минимум один бывший российский министр, к которому я в свое время подходил за комментариями, ныне по решению суда отбывает срок в колонии строгого режима за крупные взятки.

Что ж, бывает и такое. Ангелов я в своей жизни не встречал. Но в нечистоплотность тех, кого знаю лично, не верю.

Расхожее представление о том, будто «все начальники – дураки и сволочи», считаю глупым и вредным мифом. Впрочем, равно как и памятную еще с советских времен пропагандистскую установку на то, будто руководство у нас всегда принимает только «единственно верные» решения.

Еще древние латиняне отчеканили: «Человеку свойственно ошибаться». Главное, по их же словам, не упорствовать в заблуждениях.

 

С кондачка не решишь

Разумеется, заметки мои – чисто личные и заведомо неполные. Обобщений и без меня хватает: о российских и антироссийских мифах написаны и научные исследования, и популярные труды – например, серия книг Владимира Мединского, изданная еще до того, как он возглавил министерство культуры.

Его я, кстати, тоже спрашивал после пресс-конференции в ТАСС, что он думает не о стереотипах, используемых для очернения России, а о национальном «культурном мифе». Но он резонно ответил, что на ходу подобные темы не обсуждаются.

А известный писатель Захар Прилепин, представлявший у нас на днях свою новую книгу о событиях в Донбассе «Некоторые не попадут в ад», по тому же поводу сказал, что мы – «собиратели пространств, и мы за них несем ответственность». Собственно, чтобы в этом убедиться, достаточно взглянуть на географическую карту.

И это же – ответ на распространенный миф о том, будто мы «ленивы и нелюбопытны». Кстати, Пушкин, которому принадлежит эта часто превратно толкуемая цитата, по убеждению Прилепина, был по своему мировоззрению отнюдь не пацифистом, а «милитаристом и империалистом».

А надписывая книгу для моего сына Ивана, родившегося и выросшего в США, Прилепин вывел: «Быть русским – труд. Но самый высокий и честный».

Остается добавить, что «Любовь и голуби» в оригинале вообще мало кто видел. Как я теперь прочитал, фильм изначально был двухсерийным, но госкомиссия потребовала его ужать. И то, что было тогда вырезано, не сохранили, а уничтожили.

Но то, что осталось, разошлось на пословицы. Стало частью того самого «мифа», который, может, один только и объединяет нас всех – от бомжей до олигархов – в единый народ. И без которого нам не жить.


тэги
читайте также