Триумф технопопулизма

Фрагмент из введения к книге известного словенского философа Славоя Жижека "Безумный мир", которая выйдет в свет в ноябре текущего года.

Безумие, которое вынесено в название этой книги, подразумевается не просто как повседневное выражение, которое мы часто используем, но как более точное указание на то, что мы живем в эпоху, в которой мы упускаем из виду то, что Фредрик Джеймисон назвал «когнитивным картографированием», глобальной ориентацией относительно того, где мы и куда мы движемся. Много лет назад мы мечтали о постидеологическом мире — теперь он у нас есть, и явное отсутствие или неуместность идеологий делает ситуацию еще хуже.

Как до этого дошло? Главный сдвиг заключается в том, что противопоставление между левоцентристскими и правоцентристскими партиями в качестве основной оси политического пространства сменилось противостоянием между крупной технократической партией (выступающей за экспертное знание) и ее популистским оппонентом, озвучивающим антикорпоративные и антифинансовые мотивы. Однако этот сдвиг претерпел еще один неожиданный поворот. То, что мы наблюдаем в последнее время, можно назвать только технопопулизмом: политическое движение с явным популистским призывом (работающее на людей, на их «реальные интересы», ни на левые, ни на правые), обещающее позаботиться обо всех с помощью политики, обеспеченной рациональными экспертами, деловой подход, который не мобилизует низкопробные страсти и не прибегает к демагогическим лозунгам.

Ученые Бикертон и Акчетти пишут о технопопулизме следующее: «Технократическая апелляция к опыту и популистские призывы к «народу» стали опорой политической конкуренции в традиионных демократиях. Это изменение лучше всего понимать как проявление технопопулизма — новой политической логики, которая накладывается на традиционную борьбу между левыми и правыми. Политические движения и лидеры различными способами сочетают технократические и популистские мотивы, как и более авторитетные партии, которые приспосабливаются к определенному набору стимулов и ограничений, подразумеваемых этой новой, неопосредованной формой политики».

То, что когда-то казалось абсолютным антагонизмом сегодняшней политики — борьба между либеральной демократией и правым националистическим популизмом — чудесным образом превратилось в их мирное сосуществование. Имеем ли мы дело с неким «диалектическим синтезом» противоположностей? Да, но в весьма специфическом смысле: противоположности примиряются посредством исключения третьего термина: политического антагонизма или политического измерения как такового. Непревзойденной моделью подобного является Марио Драги из Италии, одобренный как «нейтральный» и эффективный премьер-министр всем политическим спектром (за существенным исключением крайне правых неофашистов – единственных, спасающих честь политики), но элементы технопопулизма также узнаваемы в Эммануэле Макроне и даже в Ангеле Меркель.

Эта реконфигурация ставит (что бы от нее ни осталось) подлинных левых в затруднительное положение. Хотя технопопулизм является самой формой сегодняшнего истеблишмента, аполитичной «нейтрализации» и политических антагонизмов, тем не менее, иногда его следует стратегически поддерживать как меньшее зло, когда непосредственно угрожают катастрофы (Ле Пен, Трамп и т. д.).

Неловкий парадокс, который перед нами возникает, заключается в том, что с моральной точки зрения самый удобный способ сохранить лицо — это жить при умеренно-авторитарном режиме. Можно противостоять режиму (тихо следуя неписаным правилам), не представляя ему реальной угрозы, так что можно быть уверенным в собственной моральной позиции, не рискуя слишком многим. Даже если кто-то пострадает (некоторые работы будут недоступны, вас могут привлечь к ответственности), такие незначительные наказания только создают ауру героя. Но как только наступает полная демократия, мы все вступаем в область дезориентации — выбор уже не так очевиден.

Например, в Венгрии в середине 1990-х бывшие либералы-диссиденты должны были сделать трудный выбор: должны ли они вступить в коалицию с бывшими коммунистами, чтобы не допустить прихода к власти консервативных правых? Это было стратегическое решение, когда простых моральных рассуждений было недостаточно. Вот почему многие политические агенты в постсоциалистических странах тоскуют по старым временам, когда выбор был очевиден. В отчаянии они пытаются вернуться к ясности прошлого, приравнивая своего фактического противника к старым коммунистам.

В Словении правящие консервативные националисты до сих пор обвиняют бывших коммунистов во всех нынешних бедах. Например, они утверждают, что большое количество антиваксеров является результатом сохраняющегося коммунистического наследия. В то же время леволиберальная оппозиция утверждает, что правящие консервативные националисты правят точно так же авторитарно, как коммунисты до 1990 года.

Первый жест новой политики — полностью признать факт дезориентации и взять на себя ответственность за трудный стратегический выбор. Так как же новая технопопулистская власть справится с грядущими огромными проблемами? И как мы можем выйти за ее пределы (поскольку она в конечном итоге не сможет справиться с этими проблемами)? В этой книге я пытаюсь дать некоторые ответы, но в основном я имею дело с тремя аспектами нашей глобальной ситуации: война на Украине; популярная культура (Голливуд) как машина, которая регистрирует (и мистифицирует) наши социальные и идеологические тупики; и различные аспекты нашей глобальной политической ситуации, от Китая до сегодняшних отчаянных попыток создать искусственный дефицит. Я надеюсь, что этот сборник поможет хотя бы некоторым читателям задуматься и найти решение. Мы больше не можем рассчитывать на логику исторического прогресса, мы должны действовать сами по себе, потому что, предоставленная своей имманентной логике, история движется к пропасти.

ORBooks