Сможет ли Brexit вдохнуть новую жизнь в левую повестку?

Известный словенский философ о политических последствиях Brexit и тем, какие реальные вызовы стоят сегодня перед Европой.

Уже на закате жизни Фрейд задал ставший впоследствии знаменитым вопрос: «Чего хочет женщина?» Так он выразил свое смятение перед лицом загадки женской сексуальности. Сегодня перед нами, по итогам референдума в Британии, стоит похожий по сложности вопрос: «Чего хочет Европа?»

Что было в действительности на кону референдума в Великобритании, станет ясно только если поместить его в более широкий контекст. Сегодня мы наблюдаем как в Восточной, так и в Западной Европе признаки долгосрочной перестройки всей политики. До недавнего времени политическое пространство определялось двумя крупными партиями, которые делили между собой основное электоральное поле. Это правоцентристы (христианские демократы, либерал-консерваторы и популисты) и левоцентристы (социалисты и социал-демократы). Другим партиям (экологи, неофашисты) оставались лишь крохи электорального пирога. Но теперь появляется новая партия, которая выступает от лица глобального капитализма как такового, слегка приправленного толерантностью к абортам, правам геев, религиозных и этнических меньшинств. Против этой партии выступает набирающая силу антииммигрантская популистская партия, которая в свих крайних формах поддерживается неофашистскими и непосредственно расистскими группами.

Примером подобного является Польша. После исчезновения коммунистов, основными партиями стали «антиидеологическая» центристская либеральная партия бывшего премьер-министра Дональда Туска (ныне президента Евросоюза) и консервативная Христианская партия братьев Качиньских (близнецов, один из которых был президентом Польши с 2005 по 2010-й, а другой — премьер-министром с 2006 по 2007-й). Ставка Радикального Центра сегодня такова: какая из двух основных партий — консерваторы или либералы — преуспеет в представлении себя в качестве постидеологической и неполитической силы, которая противостоит другой партии, которая «все еще находится в устаревших политических координатах»? В начале 90-х это лучше получалось у консерваторов, затем пальма первенства перешла к левым либералам, теперь, похоже, консерваторы берут реванш.

Антииммигрантский популизм возвращает в политику эмоции. Он разговаривает на языке антагонизма, он противопоставляет Их и Нас. В то время как от левой повестки осталась лишь эта зависть к правым — желание экспроприировать у них те эмоции, которые они провоцируют у избирателей: «Если глава Национального фонта Марин ле Пен может это, то почему не можем мы?» И что теперь, левые должны выступать за суверенитет национальных государств и мобилизацию национальных чувств? Это комедия, заранее проигранная схватка.

Европа вступила в порочный цикл, колеблясь между технократами из Брюсселя, которые не могут вывести ее из инерционного развития, и популистским вызовом этой инерции, который пытаются присвоить новые радикальные левые движения, но который по преимуществу принадлежит правым популистам. Референдум в Великобритании колебался между двумя линиями этой новой оппозиции, вот почему он сам по себе столь ужасен. Вы только посмотрите на тех, кто оказался в одной постели за Brexit: праворадикальные «патриоты», перепуганные иммигрантами и классовой борьбой национал-популисты — не является ли эта смесь патриотического расизма «обычных людей» идеальной почвой для возникновения нового фашизма?

Интенсивность эмоциональных инвестиций в референдум не должна нас сбивать с толку. Выбор, который был предложен британцам, лишь только затемняет другую, настоящую проблему: как бороться с торговыми «соглашениями» типа Трансатлантического договора о торговле и инвестиционном партнерстве, которые несут реальную угрозу народному суверенитету, и как противостоять экологическом катастрофам и экономическому дисбалансу, которые чреваты нищетой и новыми волнами мигрантов? Выбор, который предлагал Brexit, лежит далеко от решения настоящих проблем — достаточно вспомнить, что главным аргументом за выход Великобритании из Евросоюза был «страх беженцев». Референдум в Великобритании — лучшее доказательство того, что идеология (в старом добром марксистском смысле как «ложное сознание») все еще жива и чувствует себя прекрасно.

Однажды в конце 20-х Сталина спросили, какой из уклонов, правый или левый, хуже? Он ответил: «Хуже оба». Не является ли это лучшим ответом на выбор, который предлагал референдум? Оставаться «хуже», поскольку означает согласие с инерцией тонущего Евросоюза. Выходить «хуже», поскольку за желаемое выдается предложение ничего не менять.

Перед проведением референдума по СМИ ходили глубокомысленные рассуждения, дескать, «при любом результате референдума Евросоюз уже больше никогда не будет прежним, он понесет непоправимый урон». Но верно ровно противоположное: ничто не изменится, разве что пагубную инерцию Евросоюза уже будет невозможно не замечать. Европа снова будет тратить время на длительные дискуссии между членами Евросоюза, которые делают невыполнимым какой бы то ни было крупный политический проект. Именно это противники brexit отказываются замечать, они, находясь в шоке, обвиняют во всем «иррациональных» сторонников brexit, игнорируя необходимость радикальных перемен, которую сделали очевидной результаты голосования.

Проблема британского референдума касается отнюдь не только Европы. Она — часть гораздо большего процесса, кризиса «выработки демократического консенсуса», растущего разрыва между политическими институтами и вызовом популизма, тем самым вызовом, который породил как Трампа, так и Сандерса в США. Повсюду признаки грядущего хаоса — недавние дебаты о контроле над огнестрельным оружием в американском Конгрессе опустились до сидячего протеста со стороны демократов. Не пора ли прийти в отчаяние?

Но давайте вспомним цитату Мао: «Все под небесами пришло в полный хаос: значит все превосходно». Кризис необходимо принимать со всей серьезностью, без иллюзий, но в том числе и как шанс. Пусть кризисы болезненны и опасны, они — площадка, на которой разворачиваются и выигрываются сражения. Неужели и на небесах нет борьбы? Неужели и небеса не разделены? И неужели нынешние проблемы не предоставляют нам уникальный шанс более точно ответить на вызов необходимости радикальных изменений проектом, который положит конец пагубному циклу колебаний между европейскими технократами и национал-популистами? Настоящий разрыв на наших небесах проходит отнюдь не между анемичными технократами и страстными националистами, а между их порочным циклом и новым панъевропейским проектом, который смог бы ответить на настоящие вызовы, которые встали сегодня перед человечеством.

Теперь, когда по всей Европе эхом британского референдума раздаются призывы о выходе из ЕС, сама ситуация требует такой проект — и кто же воспользуется новым шансом? К несчастью, не нынешняя левая, которая известна своим замечательным свойством никогда не упускать шанс, чтобы упустить шанс.

Источник