Система победившего вахтёра

Наш Минобраз – это, пожалуй, первое в стране ведомство по количеству нареканий, скандалов и общественного негатива.

Наш Минобраз – это, пожалуй, первое в стране ведомство по количеству нареканий, скандалов и общественного негатива. Проходили реформы, менялись министры, но реакция общества неизменна.

Много написано на эту тему. И про коррупцию в министерстве, когда исчезают десятки миллионов рублей, попавших в оборот Минобраза, и про качество специалистов, которые выпускаются нашими вузами. Про ЕГЭ, думается, вообще ничего пояснять не нужно. Сколько бы его ни меняли, ни убирали одни блоки и ни добавляли другие, ни понижали планку проходного балла – народ недоволен. Многие винят в плохом положении дел лично министра Ливанова. Но я очень хорошо помню времена министра Фурсенко. И, в принципе, реакция на все инициативы Минобраза была аналогичной. Так что тут не в конкретном министре дело.

Думается, имея за плечами несколько лет работы преподавателем в вузе, в начале очередного учебного года я могу поделиться своими размышлениями на этот счет.

Почему у нас Министерство образования – как в том анекдоте про отечественный автопром: «А я тебе говорил, что это место – проклято».

Когда люди говорят о Министерстве образования, критикуют его, они часто подходят к этому ведомству как к любой другой государственной структуре. А это не совсем верно. Дело в том, что в Минобразе есть две категории сотрудников, две социальных страты, которые кардинально друг друга не понимают. А периодически и очень сильно, на классовом, если хотите, уровне друг друга не любят. Это ученые и чиновники.

Ярчайший пример этого антагонизма мы видели на последней смене лагеря «Селигер», которая была посвящена молодым ученым, аспирантам и преподавателям - когда на вопросы этих самых молодых ученых стали отвечать представители Минобраза и Госдумы. Например, на вопрос, когда родное министерство перестанет забрасывать преподавателей очередными измененными дополненными государственными стандартами образовательной системы, чтобы преподаватели могли уже нормально преподавать, один чиновник ответил, что «всё это ложь и обман», и Министерство такими вещами уже давно не занимается.

Для тех, кто не понял, поясню: каждое изменение Федерального государственного стандарта выливается для нас, преподавателей, в переписывание в очередной раз своих учебных программ, мы туда добавляем еще страниц 30-40 какой-то бюрократической ерунды, смысла и практической пользы которой не понимает никто. Так вот, предпоследний раз я вынужден был что-то такое дописывать в прошлом учебном году. В этом, только начавшемся, мне опять предстоит нечто подобное. На последнем заседании кафедры меня этим уже обрадовали.

И дело даже не в обилии и частоте «бумажной нагрузки», а в тотальном отсутствии во всём этом практического смысла для студентов и преподавателей. Чем мотивируются наши министерские, выпуская очередной список компетенций и поправок во ФГОС – мы не знаем. Ну, потому что все эти поправки просто приходят. С нами никто ничего не обсуждает. Но это не главное. Главное тут – тональность ответа чиновника. Сами вы дураки, все вы врёте, у нас все нормально и даже хорошо.

Далее, на вопрос о том, когда уже начнут платить вменяемые стипендии студентам и аспирантам и зарплаты, на которые можно жить, другой чиновник ответил что-то в том духе, что задающий такие вопросы человек – не далекого ума. Думается, чиновник имел в виду, что молодой ученый – это настолько идейный человек, что должен питаться исключительно Духом Святым и плодами своих научных изысканий.

Ну, что сказать, будучи кандидатом исторических наук в должности доцента, работая на полставки в Новгородском университете, ваш покорный слуга получает что-то около 7300 рублей. В месяц.

Была бы ставка – было бы тысяч 15, наверное. Со всеми надбавками. Но это только следствие. А фундаментальная причина такого положения снова кроется в тональности ответов чиновников на вопросы ученых.

И чтобы обозначить причину, нужно ответить вот на какой вопрос: что главное в системе высшего образования и науки, а что нужно, но второстепенно? Думается, что в нормальной системе главное – это фундаментальные и прикладные научные исследования и выпуск качественных специалистов. И чтобы эти процессы шли нормально, нужны, в первую очередь, ученые. Ну, а чтобы эти процессы шли систематически, им необходимо четкое бюрократическое оформление. То есть, ученый, хоть молодой, хоть пожилой в этой системе должен занимать ключевое положение. А вот чиновник, даже министр, со всеми своими бумажками, согласованиями и прочим бюджетом – это, извините, обслуживающий персонал. В общем-то, тоже нужный элемент системы, но далеко не самый главный. И вот теперь становится кристально ясно, почему хамили бюрократы. Обслуживающий персонал – это вахтёр. Что такое «синдром вахтёра» все помнят? Так вот, наша система образования и науки – это структура абсолютного, тотального давления вахтёра над специалистом.

Это та система, где при нынешних раскладах – вахтёр решает всё. И пока именно этот слом системы, произошедший, наверное, уже в позднесовесткие годы, не будет устранён, мы будем иметь именно то качество образования и науки, которое имеем. Потому что когда сложной структурой, предметная область которой многогранна, глубока и уходит периодически в сугубо абстрактные материи, руководит коллективная «тётя Глаша на проходной», ни о каком качестве образования, науки и исследований на систематическом уровне речи быть не может по определению. Функционал тёти Глаши в том, чтобы знать, кого пропускать и кого не пропускать на производство, а совсем не в том, чтобы спускать с вахты в цех «полезные инструкции» по правилам производства мономолекулярной ленты для оружейных технологий, например.

Так вот, очень хочется надеяться, что Путин, который также обращался к участникам научной смены «Селигера», понимает суть проблемы.

Потому что никакое ЕГЭ, или там очередной ФГОС двадцать пятого поколения, спущенный из наглухо закрытых кабинетов Минобраза, ситуации не помогут. Поможет тут только расстановка по своим местам тех, кто занимается наукой, и тех, кто должен обеспечивать условия для того чтобы мы, ученые, нормально наукой занимались.