Почему обожествление власть предержащих актуально как никогда даже в обществах секулярных и государствах светских?.
Дело в том, что легитимация правителя через коллективное одобрение и, по сути, права передачи ему красной кнопки (той самой, что запускает процессы запуска ядерных боеголовок), делает его (правителя) не просто решалой частных общественных вопросов, но владыкой своего и чужих миров. Такой правитель - божество.
Ссылаясь на Луи Делате, в работе «Состояние исключения» Джорджо Агамбен отмечает: «Царь обладает безответственной властью и сам является живым законом, он подобен богу среди людей». Власть без ответа подразумевает не полную автономию от общества, а скорее парадоксальную зависимость от него. Общество питает энергию властителя, того самого, который в любой момент может привести в действие механизмы тотального уничтожения.
Психологически народ суверена также находится в состоянии противоречия: с одной стороны он боится за свою приятную, комфортную и сытую жизнь; с другой стороны – жажда подтолкнуть современного короля к тому, чтобы «весь мир в труху», как говорил прапорщика из фильма «ДМБ».
Эта амбивалентность коренится в самых архаичных пластах психики, где смешиваются страх перед хаосом и тайное влечение к нему. Если верить Зигмунду Фрейду, то любой биологический организм стремится к любви (размножению) и смерти (собственной и других).
Современный гражданин, утомленный рутиной и предсказуемостью потребления, подсознательно жаждет Великого спектакля, финальной развязки, в которой он, зритель, одновременно и жертва, и соучастник. Наделяя лидера функцией божества-разрушителя и творца, масса проецирует на него свои вытесненные апокалиптические фантазии, снимая с себя груз ответственности. Ответственна не масса, а божественная сущность. Таким образом, даже в эпоху торжества ratio, механизм сакрализации власти не просто сохраняется, но и обретает новую, технологически оснащенную форму, где кнопка заменяет молнию Зевса-Перуна, а ядерный гриб становится новым священным символом.
И мудр тот владыка, что сохраняет в себе мужество не прислушиваться к толпе. В конце концов, божество может позволить себе быть глухим к стенаниям масс.