Просто панельки

В середине 2020 года вышла в свет книга «Не просто панельки. Немецкий опыт работы с районами массовой жилой застройки».

Ее автор – Мария Мельникова окончила Высшую школу урбанистики НИУ ВШЭ в 2014 году, участвовала в разработке стратегии развития своего родного города Уфы, а подготовка этого издания стала результатом стипендиальной программы Фонда Александра Гумбольдта. Книга опубликована в электронном формате и доступна на сайте masshousing.ru. Издание было положительно встречено в профессиональном сообществе консолидированным мнением: «нам не хватало такой книги».

Когда в начале 10-х Александр Высоковский создавал в России Высшую школу урбанистики (ВШУ), одной из его задач была институционализация городских планировщиков, которые смогут создавать востребованное в современных социально-экономических реалиях знание о городах, о способах их описания и методах управления. Книга «Не просто панельки…» начинается с признания Марии: «Моя профессия – городской планировщик», и видимо сама книга может служить примером того типа знания, которого нам так остро не хватало для обращения с многоэтажными панельными районами на окраинах современных городов.

Книга представлена как «анализ международного опыта», а это – отдельный жанр, довольно узкий, но широко востребованный в сфере экспертизы. Ценность книги придает ее потенциально прикладной характер. На протяжении всего текста делаются небольшие отступления в сторону ситуации, сложившейся с массовой жилой застройкой в России. Автор не скрывает что московская «реновация», инициированная в 2017 году столичной мэрией, стала поводом для подготовки этой работы, поскольку, как полагает автор, метод московской реновации – снос и новое строительство, - по ряду причин неприемлем для большинства российских городов. Цель книги состоит в демонстрации альтернативных подходов к обращению с массовой жилой застройкой. Интригующе.

Приступая к рецензии, дерзну признаться, я – архитектор, и моя цель разобраться или хотя бы попробовать наметить те линии, по которым архитектурное знание может внести свой вклад в дискуссии о массовой жилой застройке. Для подхода городского планировщика фигура архитектора зачастую выступает в роли антагониста, и Мария Мельникова, к сожалению, тут не исключение. В рассматриваемой книге не часто, но встречаются ремарки в духе: «Наличие архитекторов-авторов не защитило эти микрорайоны [в западном Берлине] от ошибок, а даже, наоборот, в некоторых случаях их усугубило» (стр. 10). Такие (не)случайные оговорки показывают, что независимая и беспристрастная экспертиза городского планировщика просто не способна распознать в поле архитектурного дискурса различие мнений, реконструировать разнообразие линий рассуждений и теоретических ставок. Городской планировщик для своего самоопределения вынужден изобретать фантомного оппонента – архитектора-автора, которого просто не существует ни в современной архитектурной теории, ни в реальной архитектурной практике. Нет ни одной сколько-нибудь значимой книги по архитектуре, в которой бы постулировалось привилегированное право архитектора на определение города с нуля. (Конечно, если вы не составляете свое представление об архитекторах по книге Айн Рэнд «Источник»). Даже самый удобный пример урбанистов – «Лучезарный город», в логике эволюции архитектурных идей не будет являться апологетикой архитектурного производства города ex nihilo. Архитектор всегда скорее озабочен преодолением трудностей и ограничений, тем, как все учесть, «впихнуть», упаковать и каким образом его проект будет решать определенные социальные задачи. Можно смело обобщить и сказать, что вся архитектурная мысль последних ста лет вращается вокруг сложных взаимоотношений между архитектурой и обществом, архитектурной формой и социальным содержанием. Попробуем же, используя эти знания, прочитать исследование «Не просто панельки…» и оценить его вклад в общее дело развития такой большой и интересной темы как современное массовое жилье.

Работа состоит из восьми частей. Нельзя сказать, что структура исследования кристально ясна, но попробуем в ней разобраться по порядку – рассматривая главу за главой. Первая глава видимо задумывалась как краткий исторический экскурс в вопрос появления районов массовой жилой застройки в Германии. Вышло весьма кратко и удивительно непоследовательно. Почему-то за всю Германию отвечает только Берлин, тогда как опыт Франкфурта-на-Майне в области разработки массовой жилой застройки и конкретно Эрнста Мая остался за границами исследования и ни разу не упоминается во всей работе, хотя значительно лучше подходит к заявленной теме исследования. Например, проект, который был выбран для иллюстрации раннего опыта возведения районов массового жилья, а именно поселок Хуфайзен в Берлине Мартина Вагнера и Бруно Таута, был построен в период с 1925 по 1933 гг и представляет собой низкоэтажную (все таки три этажа сегодня это малоэтажная застройка, тогда как в книге указано многоэтажная) застройку из кирпича с железобетонными плитами перекрытий. В то же самое время Эрнстом Маем в рамках проекта «Новый Франкфурт» за пять лет с 1925 по 1930 гг было реализовано в шесть раз больше жилых единиц, в том числе с помощью настоящей стандартизации элементов жилого строительства. Более того Эрнст Май успел поработать и в СССР, спроектировать несколько новых городов и в некоторой степени он стоит у истоков индустриального домостроения не только в Германии, но и в России.

Но допустим, что перед автором не стояла задача детальной исторической реконструкции истоков индустриального домостроения, а фокус внимания был смещен на организационную составляющую – роль жилищных кооперативов и муниципальных жилищных компаний. Но даже в таком случае ряд примеров, представленных в книге, будет выглядеть случайным и непродуманным. Жилищная компания GEHAG далеко не самая первая в своем роде, а информация, приведенная про поселок Хуфайзен, ничего не раскрывает и не добавляет к такому ракурсу рассмотрения: «На примере этого района Вагнер исследовал «экономичность» нового строительства — средний размер квартир достигал 49 кв. м. Сегодня Хуфайзен пользуется большой популярностью — в нем проживает приблизительно 4000 человек». Как с помощью среднего размера квартир можно исследовать экономичность нового строительства? И почему вдруг популярность жилого района выражается в количестве проживающих в нем человек? Почему плотность застройки в 137 чел. на га названа высокой, если она в разы ниже плотности центральных районов Берлина и самых первых районов «хрущевок»? Складывается впечатление, что фрагмент про Вагнера и поселок Хуфайзен написан просто по статьям из русскоязычной Википедии.

Во второй главе представлено описание подходов к развитию районов массового жилья после объединения Германии в 1989 году. Наверное, эта часть самая интересная в работе «Не просто панельки…» Она начинается с истории стигматизации районов панельного жилья в ФРГ после 1968 года, и в частности описывается случай района Западного Берлина Меркишес-Фиртель. Тогда буквально за несколько лет общественное мнение в отношении отдельного района панельной жилой застройки изменилось на диаметрально противоположное - с позитивного на резко негативное. Но почему это произошло? Какова природа столь радикального разворота общественного мнения? Поскольку ответов книга нам не предлагает, то самостоятельно обратимся в его поисках к архитектурной теории. Со времен Адольфа Лооса архитектура существует в сложной системе взаимоотношений с общественным мнением, в которых архитектор просчитывает не только положительные, но и отрицательные реакции общественности и закладывает их в логику обоснования своего проекта. Именно на этом перверсивном жесте был в свое время основан миф о героическом модернизме. Для его осуществления была необходима социальная критика буржуазного города XIX в. с его переуплотненной застройкой и отсутствием санитарных стандартов. Но распад модернистского проекта сопровождался очередной волной социальной критики, которая тут же становится идеологической основой нового движения.

Истеричная критика районов массовой жилой застройки была сконструирована в Западном Берлине и была изначально направлена на архитектуру западных архитекторов. В ход шли всевозможные уловки вплоть до рассказов о самоубийствах от скуки и тоски «серого ада» и «тюрьмах тоталитарной среды». Позднее эти отработанные штампы и приемы были использованы в идеологической войне с Восточной Германией. Данный пример хорошо иллюстрирует связь 68-го с 89-м, и этот зеркальный переворот лишний раз демонстрирует, насколько изощренна связь архитектуры с идеологией – с одной стороны, а с другой, насколько эта связь является произвольной.

В чем же заключается роль движения 68 года для архитектуры? Само по себе событие падения Берлинской стены, как и столкновение двух идеологий и моделей городского планирования в рамках одного города является одним из самых интересных и значимых моментов в истории архитектуры второй половины XX в. Его осмыслением занимался уже Рем Колхас, позиционирующий себя частью поколения 1968 года. В своем дипломном проекте «Исход, или Добровольные пленники архитектуры» он предлагает идею о парадоксальной природе архитектуры. Изучая явление Берлинской стены – символа холодной войны, он предложил проект полосы высокой интенсивности, рассекающей существующий город, которая должна быть привлекательной именно в силу радикального исключения из всего окружающего городского ландшафта. Также как Западный Берлин, символизирующий «открытое общество», оказался превращенным в тюрьму и обнесен по кругу стеной с блокпостами, вышками и колючей проволокой: «Стена, окружающая город, парадоксально делает его «свободным»». При этом восточные берлинцы, рискуя своей жизнью, стремятся попасть в эту «тюрьму» в масштабе региона. Этот образ и лег в основу проекта Колхаса, только в этот раз притягательной тюрьмой становится сама архитектурная деятельность: с ее высокой способностью предлагать заманчивые грезы она привлекает все новых и новых адептов. 68 год внес в архитектурную мысль идею о радикальном исключении архитектуры из города, которая именно в силу этой способности создает притягательные пространства. Или по другому: 68 год проблематизировал социально-пространственный детерминизм модернистской архитектуры, что позволило ему «отклеить» формальные архитектурные приемы от социального обоснования и продолжить модернистский проект в таком сепарированном виде. Уже после 89 года эта идея получила воплощение в строительстве кондоминиумов – изолированных анклавов со всеми удобствами для его обитателей.

В третьей главе поднимается вопрос о подходах к «построенному городу» и проблеме развития без роста. На смену идее реконструкции старого города, которая как отмечает автор «реализовывалась как архитектурно-планировочная задача», приходят новые концепции такие как «перфорированный город». По мнению автора, это изобретение лейпцигских городских планировщиков конца ХХ в. лучше отвечает требованиям современных немецких городов, нежели попытка восстановления старого европейского города в рамках архитектурной идеологии критической реконструкции, модной в 80-х гг. Теперь считается, что не достаточно воздействия только на физические параметры городской среды, но важны проработанные механизмы достижения определенных социально-экономических целей. Затем автором приводится описание принятой Евросоюзом Лейпцигской хартии устойчивого европейского города (2007), которая: «вывела задачи развития города из архитектурно-градостроительных департаментов на уровень совместной работы всех структур городской администрации» (с. 35).

Далее в главе подробно разбирается пример инструмента городского планирования трех последовательных концепций интегрированного развития INSEK для отдельных районов (2001-2002, 2007, 2011-2012). Сам инструмент представляет собой стандартную градостроительную документацию, что-то вроде наших проектов планировки территории (ППТ). Если на первом этапе концепция была ориентирована на снос в условиях сокращающегося населения, на втором этапе регулировала использование высвобождающихся земельных участков, то на третьем она практически полностью была сосредоточена на социально-экономических проблемах и демографических особенностях территории. Видимо эта возможность использовать градостроительную документацию для реализации социальных проектов и видится автору как нечто революционное и уникальное. Действительно, наши действующие ППТ этого не предполагают, но существуют компенсирующие отсутствие подобного компонента программы социальной поддержки. Концепции INSEK работают как основной документ для привлечения бюджетных средств, которые возникают благодаря основным программам поддержки: «Городская реконструкция», «Социальный город», «Городские центры», которые также описываются в главе. Эта часть книги с примерами может иметь определенную ценность, но историческая подводка вызывает много вопросов.

В очередной исторической реконструкции Марии Мельниковой, которая подается как «смена парадигм городского планирования в Германии», опять же озадачивают как выбор ключевых событий, так и навязчивое противопоставление подходов архитекторов методам городских планировщиков, где первые всегда выступают на стороне отживших свое представлениях о городе, а вторые предлагают и реализуют прогрессивные идеи. Насколько нелепо такое отраслевое представление о производстве знаний, настолько оно далеко от реальной картины архитектурно-градостроительной практики, контуры которой нам бы хотелось прояснить. В качестве пожеланий: во-первых, можно было обратить внимание на два направления внутри международной выставки IBA 1984/87 – Neubau (строительство новых зданий) и Altbau (реконструкция и санация). Кажется очевидным и общепризнанным, что разработанные в рамках второго направления «12 принципов обновления городов» (1982) оказали значительное влияние на изменение подходов к работе с районами сложившейся застройки. По крайне мере явно больше, чем упомянутый «перфорированный город». Уже тогда были сформулированы те подходы, которые позже будут применяться повсеместно в т.ч. в тех документах, которые приводятся в книге. Во-вторых, можно было бы рассмотреть работы архитектора Освальда Матиаса Унгерса, который еще в конце 70-х в проекте «Берлин как зеленый архипелаг» разрабатывал подходы к городскому планированию при отрицательном росте и убывающем населении. Как показывает Пьер Витторио Аурели, именно у него Колхас заимствует идею города как места радикального отделения и отчуждения, а не единства и вовлечения[1]. И это конечно требует дополнительного прояснения, особенно в связи с тем, о чем идет речь в следующих главах.

В четвертой и пятой главах обсуждается роль коммунальных жилищных компаний, кооперативов и основных акторов, участвующих в развитии жилых районов. Главные действующие лица - это, конечно, собственники жилья. В Германии в районах массовой жилой застройки преобладает собственность муниципальных жилищных компаний, которые и сдают квартиры в аренду конечным пользователям. Жилищные компании ориентированы на долгосрочное развитие (30-50 лет) и потому являются важным партнером муниципальных властей при реализации жилищной политики города. Муниципальные жилищные компании могут развивать девелоперское направление и заниматься строительством, социальной поддержкой, организуя советы жильцов и проводя регулярные мероприятия, или, например, сосредотачиваться на поддержке пожилых и внедрением цифровых технологий. Другой вид собственности, распространенный в Германии, - это кооператив. Члены кооператива одновременно являются и собственниками, и арендаторами. Кооператив блокирует спекулятивное использование недвижимости т.к. зачастую не допускает субаренды. Кроме собственников к акторам относятся городские и районные администрации, поставщики коммунальных ресурсов, социальные службы, коммерческие и некоммерческие организации и другие субъекты. Городской планировщик выступает посредником между всеми акторами и в этом он видит силу своей позиции. Он никому ничего не навязывает, а работает с теми акторами и их интересами, которые уже есть.

Шестая глава книги возвращает нас на градостроительный уровень – в ней затрагиваются вопросы трансформации районов панельного жилья. При этом акцент ставится на малых средствах, на тех подходах, которые не предполагают значительной трансформации самих зданий, но меняют пространство самих районов за счет преобразования улиц, благоустройства общественных пространств, создания районных детских площадок и т.п.

В седьмой главе рассмотрены программы социального развития по направлениям борьбы с безработицей, здравоохранения, безопасности и доступной среды. Но за всем этим просматривается общий посыл – районы панельного жилья, расположенные на окраине городов, всегда будут местом концентрации бедных слоев населения, это естественный процесс, который нужно регулировать, чтобы избежать негативных последствий.

В восьмой – заключительной главе речь идет о технической стороне, а именно о санации зданий в районах панельного жилья. В ФРГ ею занимается специальное агентство. Также приводится опыт приближенных по условиям к России стран Прибалтики, где также велика доля частных собственников.

Резюмируем. В первой главе книги представлена неудачная попытка выявить исторические предпосылки появления районов массового жилья. Во второй главе дан набросок опыта Германии после объединения. В третей описаны подходы к «построенному городу». В четвертой и пятой представлена организационная сторона дела – основные собственники и их связь с другими акторами. В шестой показана трансформация районов массового жилья малыми средствами. В седьмой описаны программы социального развития. В восьмой показана практика санации зданий. Работа Марии Мельниковой разделена на главы таким образом, что материал, изначально структурированный хронологически, уже к середине распадается на самодостаточные фрагменты, объединенные, впрочем, постоянными отсылками к российской реальности.

«Основополагающий принцип разработки и реализации проектов в городском планировании является вовлечение стейкхолдеров», - так начинается пятая глава, в которой вводится центральное понятие всей книги: zusammenarbeit (с нем. совместная работа) — ключевая идея для немецкого современного урбанизма (с. 62), заключает Мария Мельникова. Т.е. заголовок «Не просто панельки» предполагает, что за зданиями стоит жизнь и коллективный труд людей. Поэтому так важно чтобы специалисты из разных организаций договаривались между собой о том, какое будущее ждет каждый конкретный дом, квартал, район. Но можно прочитать по-другому: «Не просто панельки…» - это призыв к городским планировщикам, городским администрациям и в целом к общественности с целью привлечь внимание к тому, что стоит за районами массовой жилой застройки.

Но теперь давайте вернемся на шаг назад и вспомним, как порою бывает неустойчиво общественное мнение, насколько зависимо оно бывает от ярких журналистских статей, как часто жизнь в городе ценится за анонимность и исключенность, а не за возможность вовлечения, и обратимся к той парадоксальной сути архитектуры, о которой писал Колхас. Эта роль заключается в том, что между всеми акторами, участвующими в формировании образа города, к которым к слову относятся и нечеловеческие акторы (движение солнца, сопротивление строительных материалов, жизнь животных и растений и т.д.), настоящим медиумом является сама архитектура, а не городской планировщик. Каждый актор оставляет свой след на том, каким в итоге будет здание, но для этого не нужно создавать отдельные ситуации: находясь в городе, мы окружены архитектурой, она предстает для нас как данность, с которой каждый человек волей-неволей выстраивает свои отношения. При этом, вступая в определенные социально-экономические отношения, мы неосознанно производим архитектуру такой, как она есть. Человека не нужно вовлекать в эти отношения – он уже производит архитектуру, даже если он об этом не знает и никогда не думал об этом. Каждый в той или иной степени испытывает на себе влияние этих отношений. Отказ поколения шестидесятников от модернистской по своей сути связи между пространством и социумом, между формой и функцией, уже после 89 года трактуется как возможность связи без связи: возможность невозможного сменяется перераспределением того, что реально. Для Марии Мельниковой и городских планировщиков реальны социально-экономические отношения и люди, люди, люди, люди… Работа с районами массового жилья это просто еще один повод поговорить о том, почему одни люди бедные, а другие богатые. Для архитекторов реальна архитектура и работа с архитектурой - это возможность изменить то, что нас детерминирует. И вот этот социально-пространственный детерминизм архитектуры, эта связь без связи, сохранившаяся после краха модернистского проекта, оставляет нам, архитекторам, возможность мыслить социальную роль архитектуры, а значит все еще верить в миссию великой гражданской архитектуры.

Эта простая мысль прослеживается на протяжении всей истории современной архитектуры. Об этом в 1923 г. писал Адольф Бене: «архитектурная форма в высшей степени общественная материя». Архитектура не принадлежит архитектору-автору, «архитектура есть результат коллективного труда», – писал Альдо Росси в 1966 г. Общественное устройство и средства производства создают архитектуру и нигде как в индустриальном домостроении этот тезис так ярко не выражен. Именно поэтому можно сказать, что обычная «хрущевка» выразила суть всей архитектуры. С этой провокационной по сегодняшним меркам позицией можно ознакомиться, например в научно-популярной книжке, опубликованной в том же 68-м, автором из восточного блока венгром Ференцем Шебеком: «Пирамиды, дворцы, панельные дома» (1968). В ней показано движение человеческой мысли, исторический прогресс, вершиной которого может считаться жилая единица из районов массовой жилой застройки, а в книге же Марии Мельниковой мы, к сожалению, имеем дело с просто панельками.