Пендель для миссис Педель

В издательстве Института Гайдара готовится перевод нашумевшей книги теоретика феминизма, американского философа Кейт Манн "Down Girl". Книга эта вызвала неоднозначную реакцию как среди феминистских, так и профессиональных философских кругов. Здесь мы публикуем пожалуй самую критическую рецензию на книгу Манн, вышедшую в осеннем номере New Left Review.

Феминистская критика после кризиса 2008 года была направлена, в частности, против сговора между гендерной политикой и корпоративным капитализмом. Хотя либеральный феминизм до сих пор управляет медиасферой, новые теоретические работы приняли более критический подход, призывающий к "прощанию с гламурным феминизмом ", как в ярком тексте введения Лорны Финлейсон в "феминизм для 99 процентов", или к масштабным социальным изменениям, которых требуют техноутопические ксенофеминистки. Напротив, книга Кейт Манн "Down Girl" двигается в противоположную сторону, утверждая, что угнетение наиболее привилегированных женщин должно рассматриваться в качестве более эффективной базы для философского анализа. Ее книга начинается рассказа об обидах, нанесенных Иване Трамп и бывшей миссис Стив Беннон, и заканчивается страстной защитой Хиллари Родэм Клинтон. Обсуждавшаяся в Гарварде и Принстоне, пересказанная в New York Times и Huffington Post, "Down Girl" заслужила высокую оценку New Yorker и похвалы London Review за свою "остроту и точность", ясные и четкие аргументы. Что не так?

Начав с некоторых впечатляющих примеров мужской агрессии, Манн спрашивает, почему в постпатриархальных странах, таких как наша и ее родная Австралия, сохраняются стандарты мизогинного насилия? Однако книга "Down Girl" явно не является ни работой по социологии культуры или антропологии, ни по истории или гендерным исследованиям. Манн преподает этику в Корнелле и утверждает, что ее книга – первый опыт исследования мизогинии в традиции аналитической философии. Она расширяет этот подход, опираясь на метаэтические основания нравственности, и сочетает его с культурной критикой и "критикой идеологии". Опираясь на то, что она описывает как "мою собственную (весьма привилегированную) позицию в обществе", она стремится создать концептуальный скелет, который в соответствии с их классовой позицией предлагается заполнить остальным.

Прежде чем развернуть свою логику, Манн по-новому определяет понятие мизогиния - это не глубоко укоренившаяся ненависть мужчин по отношению к противоположному полу, или, как во фрейдизме времен холодной войны, психопатологическое отвращение, уходящее корнями в опыт властной матери - Манн приберегает термин гинофобия для подобного явления. Вместо этого мизогинию следует понимать как исполняющую скорее социальную, чем психологическую функцию: как полицейский механизм, обеспечивающий соблюдение норм асимметричных гендерных прав. В соответствии с моральной экономией этих норм, "женщины обязаны мужчинам" - мужчины имеют "молчаливое право" полагаться на женщин в орбите их социальной жизни для "воспитания, комфорта и заботы", для "сексуального, эмоционального и репродуктивного труда"; если эти права не соблюдаются, мужчины могут чувствовать себя оскорбленными или фрустрированными - иногда до смерти, как в случае со студентом из Санта-Барбары - серийным убийцей, поскольку ни одна из девушек не соглашалась идти с ним в постель (см. убийства в Айла-Висте). В то же время женщины, которые выходят за рамки своей роли в системе дарителя-получателя, или которые завладевают мужской собственностью (деньги, защиту), не отвечая взаимностью в форме заботы и внимания, или которые требуют для себя привилегий и выгод, зарезервированных за мужчинами, - статус, лидерство, богатство, власть - могут стать жертвами мизогинной агрессии именно в данном полицейском смысле.

Kate Manne, Down Girl: The Logic of Misogyny. Oxford University Press: New York, 2017.

Тем не менее, по мере развертывания Манн своей позиции, оказывается, что частота случаев мизогинии сокращается – они ограничиваются "конкретными видами женщин", а не "повсеместно" испытываются "женщинами по всему социальному спектру"; лишь крайнее меньшинство мужчин являются серийными агрессорами, и не то, чтобы в каждом мужчине сидел "женоненавистник"; в англоязычных обществах вообще мизогинную агрессию можно было определить как "редкую". В то же время потенциальные масштабы мизогинии могут варьироваться от "тонких социальных признаков неодобрения" до угрожающего жизни насилия; они могут включать сексуализацию или десексуализацию, покровительство, инфантилизацию, унижение достоинства; игнорирование, неуважение, бойкотирование или осуждение, тогда как число тех, кто потворствует такому поведению, может умножаться: большинство людей (мужчины, женщины, представители небинарного гендера) способны направлять силы мизогинии в "нужное" русло, либо неосознанно выступать полицейскими гендерных норм. Для Манн это "предельное понятие", предполагающее открытие нового образа мышления, равно как, если не в большей степени, и эмпирическая реальность.

Хотя она посвящает немало страниц стрелку из Санта-Барбары, именно третий тип нарушения патриархальных обычаев - женщины, которые ищут для себя привилегий, зарезервированных за мужчинами - вызывает у Манн наибольший интерес. Предисловие "Down Girl" открывается знаменитым отрывком из "Своей комнаты", в котором Вирджиния Вулф описывает, как она случайно вышла на газон Кембриджского университета, закопавшись в своих мыслях, когда перед ней вдруг выросла фигура мужчины, на лице которого читались ужас и негодование: "И тут во мне сработал инстинкт: он же педель" – университетский надзиратель. "А я - женщина. Здесь трава, там дорожка. По лужайкам разрешается гулять членам Университетского совета, мне же — исключительно по дорожке". Немного кружным путем Манн связывает "заступ" Вулф на университетскую лужайку с обсуждением в статье Питера Стросона от 1962 года "Свобода и ресентимент" того, что вы чувствуете, если кто-то наступит вам на руку. Стросон утверждал, что боль будет одинаковой, вне зависимости от того, намеренно вам наступили на руку или нет - но в первом случае вы также почувствуете моральное негодование и гнев, которые могут быть смягчены только объяснением или извинениями.

Манн, однако, ставит себя на место другого субъекта: что, если ты наступил на чью-то руку или ногу, или, как Вулф, вторгся на чужую территорию? "Те из нас, у кого есть некоторый вид несправедливой, незаслуженной привилегии, подвержены этим ошибкам", - объясняет она; привилегия дает "неточное представление о том, что принадлежит нам на самом деле". Между тем, человек в положении Стросона "может испытать настоящий шок и стресс в результате нарушения вами какой-либо нормы или отказа от выполнения отведенной вам роли". - "Вы ошибаетесь, или переступаете черту, отклоняетесь от норм, или причиняете вред". Теперь Манн утверждает, что реакция недовольства или ресентимент в связи с тем, что женщины вторгаются на территорию, которая до сих пор была мужской, редко раскрывает свои причины, а именно те, что женщина стремится к привилегиям, исторически запрещенным для нее. Вместо этого, подобная реакция рационализируется в терминах критики женщины за неисполнение ее роли "дарителя". В соответствии с логикой мизогинии такая женщина кажется холодной, высокомерной, нахальной, наглой, беспощадной; она не может продемонстрировать восхищение, почтение, благодарность, внимание, сочувствие и заботу, традиционно требуемые от женщин мужчинами, под властью которых они находятся.

Эти рассуждения, что неудивительно, закладывают основу для описания Манн неудачной попытки Хиллари Клинтон баллотироваться в Белый дом в 2016 году. Назвать избирателей "нищебродами" - это просто недоразумение, к которому склонны незаслуженно привилегированные люди. Те, кто осуждали Клинтон за коррупцию, сами были виновны в завышении "моральных стандартов". Обозвать ее "роботом" ничто иное как мизогиния: Клинтон не была в полной мере уступчивой, заботливой и внимательной. Что касается избирателей: женщины в обеспечении соблюдения гендерных норм оказались точно такими же мизогинами как и мужчины, коли наказание успешных женщин служит реакцией самозащиты для миссис Педель. Миллениалы точно так же оказались не лучше своих старших товарищей, как показала их поддержка Сандерса. Если большинство белых женщин достаточно усвоили мизогинию, чтобы проголосовать за Трампа, то чернокожие женщины и латиноамериканки не смогли мобилизоваться за Клинтон. Учитывая "небольшой, но предсказуемый эффект отключения, в значительной степени обусловленный гендерными факторами", такая низкая явка "ей дорогого обошлась".

Признавая, что не каждая женщина-общественная фигура не заслуживает доверия, Манн утверждает, что именно "явная дееспособность" Клинтон вызвала такой широкий мизогинный отклик. Основанием для подобного утверждения Манн послужил тезис о "статусной несовместимости", подкрепляемый социально-психологическими экспериментами в области гендерных стереотипов. Согласно результатам тестов, которые проводили Лори Рудман из Рутджерса и Мэделин Хейлман из Университета Нью-Йорка, бессознательная склонность в пользу сохранения гендерной иерархии заставляет испытуемых выражать враждебную реакцию по отношению к женщинам, претендующим на высокие посты; инициативные и активные женщины воспринимаются как "крайности" в таких типично мужских чертах, как высокомерие и агрессивность, которые не должны были быть изначально присущи женщинам. По словам Рудман, ощущение, что "Америка находится в упадке" – что включает экономический спад, усталость от затяжных войн на Ближнем Востоке, общее беспокойство по поводу глобальных и технологических изменений - ведет к более решительной защите существующего мировоззрения, включая гендерные иерархии. Говоря об упадке Америки, Берни Сандерс тем самым поставил Клинтон в еще более "невыгодное положение". Аналогичным образом он был неправ, когда говорил о "плохом решении" Клинтон в поддержку вторжения в Ирак. Как и обвинение со стороны ФБР в "крайней небрежности" при работе с письмами Госдепартамента с ее домашних девайсов из Чаппакуа - это был типичный мизогинный ход, изображающий женщину, претендующую на власть, как "морального узурпатора". По мнению Манн, было бы "социально неприемлемо" характеризовать Клинтон как эгоистичную, коррумпированную, лицемерную женщину или часть истеблишмента.

Хотя "Down Girl" делает только самую поверхностную попытку объяснить устойчивость гендерных норм, Манн в сущности полагается на аргумент от противного: женщины, занимающие престижные посты, заступая на территорию мужчин сталкиваются с новой волной мизогинного ресентимента педелей и их жен. Поэтому всем сторонникам гендерного равенства необходимо сплотиться вокруг женщин, составляющих один процент, и проголосовать за неолиберальных политиков, таких как Клинтон и австралийка Джулия Гиллард, чьи достижения в области жесткой экономии и баланса бюджета не нуждаются в защите. Кроме этого, рецепты, которые предлагает "Down Girl", выглядят поразительно скромными. Ее повесткой дня являются частичные реформы, "медленная моральная революция", хотя она также склонна в отчаянии вздымать руки вверх: "Что же нужно сделать, чтобы хоть что-нибудь изменить?"

Политические пристрастия Манн достаточно прозрачны. А как насчет ее интеллектуальных ставок? Хотя она не приводит никаких прецедентов, критика гендерной идеологии "даритель - получатель" вряд ли является новаторской. Симона де Бовуар писала в 1949 году о мужском мифе о женщине, которая будет гарантировать повторение пищи и отдыха: "она восстанавливает то, что разрушает его жизнь, ухаживает за ним, если заболеет, хранит очаг и наполняет дом цветами" - и, если она отклонится от мифа, будет проклята как неженственная. Работа социалистических феминисток второй волны в значительной степени была посвящена выявлению материальных и социальных основ этой идеологии, опираясь на культурную историю, антропологию, психологию, политическую экономию и социальные науки - проект, проверенный постструктуралистским поворотом 80-х и 90-х годов, который пришел к критике гендерной идеологии как основанной на гендерной бинарности и тем самым закрепляющей ее. Манн признает, что она "не модна", возвращаясь к этой "старомодной" проблеме. В то же время, ее подход противопоставлен радикальному феминизму Андреа Дворкин и Кэтрин Маккиннон, для которых внутренняя истина гендерных отношений лежит в акте соития, понимаемого как мужское завоевание и женское подчинение. Секс, равно как и труд, являющийся центральным термином "единой" теории патриархата и капитализма, от сторонников концепции оплаты домашнего труда до новейших исследований общественного воспроизводства, в которых накопление капитала, как говорят, зависит от неоплачиваемого домашнего и аффективного труда женщин, почти полностью отсутствует в "Down Girl".

Что выигрывает и что теряет Манн при переводе гендерной идеологии на язык моральной аналитической философии? Социалистические феминистки ставили цель бросить вызов и изменить материальные условия, лежащие в основе гендерной идеологии, причем не только экономической зависимости женщин, но и всего семейного устройства и его социальных основ: асимметричных репродуктивных отношений и сексуального разделения труда. Манн абстрагирует идеологию от более широкого контекста социальных отношений, в то же время абстрагируя ее и от истории критической социальной мысли. Она неоднократно отмечает, что объяснительная социальная теория "выходит за рамки моей философской профессии", как если бы осознание угнетенными своего положения зависело бы от зарплаты за него. Поскольку ее работа основана на "метаэтических" основаниях поведения людей, она не может полностью отказаться от социальных свидетельств, так что она их наивно-эмпирически импортирует из таблоидов - длинные рассказы о массовых расстрелах, изнасилованиях и убийствах со стороны обиженных и подверженных ресентименту людей - и социально-психологических экспериментов, методы и предпосылки которых остаются совершенно нерассмотренными.

Эта обнищавшая форма социальной теории не в состоянии объяснить историческую динамику, что, как считается, является предпосылкой для любой ориентированной на изменения политики. В какой степени гендерная идеология "дарителя - получателя" в настоящее время сводится к остаточным формам, размытым культурным остаткам старой модели мужчины-кормильца, которая подрывается все более широким вовлечением женщин в наемный труд? Каким образом они воспроизводятся в регендеризованной или дегендерной форме, в условиях все более конкурентных рыночных отношений, проникая в быт и психику человека? Являются ли поиски утешения в интернете более вероятными с точки зрения регрессивной гендерной дискриминации? Какие изменения произошли на "мужской" стороне раскола, не изученной Манн, в этике самости как надежного кормильца или авторитетного отца? Как эти результаты варьируются в зависимости от класса, поколения, географии, культуры, или, более того, от индивидуальной психологии и персонального опыта?

Это вопросы, которые лежат за пределами рассмотрения в "Down Girl". Тем не менее, женщины, как и мужчины, также "контролируются" перекошенной экономической системой, которая навязывает свои императивы для повседневной жизни и формирует структуру гендерных асимметрий. Как утверждают теоретики общественного воспроизводства, моральные качества уважения и заботы обычно сводятся на нет насилием повседневной эксплуатации, безжалостным функционированием системы чистогана и ее военного бэкграунда, которым наплевать на жизнь. По этому вопросу социалистические феминистки семидесятых годов были правы, утверждая, что гендерное разделение труда будет уравниваться только в том случае, если забота о жизни и смерти будет социализирована, тогда как гламурные феминистки, защищающие систему, в рамках которой предпочтение отдается наживе, а борьба возможна только за улучшение своего собственного места в ней - могут стать препятствием для этого.

Кроме того, новые формы мизогинии, в подавляющем большинстве случаев встречающиеся в Интернете, не могут быть поняты вне их исторического контекста. Информация от тех, кто разбирается в том, как работает twitter, наводит на мысль, что агрессивные голоса мизогинов, которые можно встретить там - крошечное, хоть и токсичное, меньшинство, - характеризуются не новым возрождением патриархальной власти, а чувством поражения перед лицом гегемонистского либерального феминизма. С сексистским отторжением общественных деятелей женского пола, разумеется, следует бороться по всем фронту. Однако следует признать, что использование оскорбительных мизогинных ярлыков обычно является результатом политического ресентимента, порожденного чем-то иным, и заполняет "пустые означающие" гендерных предрассудков. Именно поэтому ненависть к Тэтчер или Дилме Русефф приняла грубо мизогинную форму, а неприязнь к Мэй или Лагард - нет. Классовая ненависть мужчин из рабочего класса к женщинам из высшего общества может принимать ядовитые гендерные формы, с которыми, очевидно, следует бороться повсеместно, но для ее устранения необходимо бороться с несправедливостью классового неравенства - метаэтической проблемой, которую Манн совершенно игнорирует.

Что касается Клинтон, то вряд ли стоит напоминать о том, что существуют веские основания для критики ее послужного списка, которые не имеет никакого отношения к половой принадлежности. Она проиграла выборы 2016 года на территориях верхнего Среднего Запада, которые столкнулись с резким экономическим спадом, кандидату, который баллотировался на обещаниях вернуть работу и солдат домой. Избиратели едва оправились от самой тяжелой рецессии с 1930-х годов, когда снизился уровень занятости, возросли показатели общей смертности и "смертности от отчаяния"[1], в то время как коэффициент оплаты труда руководителей компаний повышался, а фондовый рынок стремительно рос. Трамп притворился, что слышит боль людей; Клинтон не потрудилась спрятать свои $200,000 в час за консультирование Уолл-стрит и $30 миллионов личного состояния. Одним из ее первых решений в Государственном департаменте Обамы было расширение поддержки военной хунты в Гондурасе после того, как та свергла правительство Мануэля Селайи, положив конец его эксперименту по конституционной реформе и развязав политические репрессии и бандитизм на годы вперед. Затем она потребовала высылки детей мигрантов из Центральной Америки за границу, чтобы "послать сигнал" их родителям. В качестве госсекретаря она, как ни посмотри, была ястребом, призывая к развертыванию сорокатысячного контингента в Афганистане, постоянному военному присутствию в Ираке, бомбардировкам Ливии, вопреки резолюции воюющих держав, и угрожающему наращиванию военного присутствия в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Ничего из этого не видит Манн, которая относится к Клинтон исключительно как к жертве, а не как к политическому деятелю как таковому.

Положение либерального феминизма сегодня аналогично положению самого центристского либерализма. После двадцатипятилетнего правления он все еще остается гегемоном, хотя его результаты уже сейчас очевидны, и он больше не может с уверенностью говорить о своем светлом будущем. Его ревитализация может принимать только оборонительный характер в отношении враждебных сил, которые, как ему представляется, осаждают его. Однако, поскольку он все еще у власти, его врагов необходимо раздуть: Трампа следует характеризовать не как люмпен-магната в сфере недвижимости, а как настоящего фашиста; политическую оппозицию Клинтон - как потенциально опасную для жизни мизогинию, располагающуюся всего лишь в одном в шаге от фемицида - чем хуже, тем лучше. Но в результате получается мощная комбинация, пополняющая ресурсы культурной гегемонии новыми энергичными кадрами; было бы ошибкой недооценивать и это тоже.

Источник New Left Review